Вижаиха, впадающая в реку Вишеру, — белый песочек, черная вода нашего бесценного цыпочного детства.

Саша вырос на улице Островского, а я — рядом, на Маяковского, в поселке Лагерь. «Все писатели сидели здесь», — шутил он позднее по этому поводу. Но нет уже того двухквартирного финского домика, в котором светловолосый мальчик жил со своей матерью, приехавшей сюда из Курска по вербовке для работы в геологической партии, где она познакомилась с будущим мужем, поляком по национальности.

Родители развелись до рождения сына. Позднее отец работал в Ростовской области, откуда приходили алименты, иногда в натуральном виде — гречкой, пшеницей и даже семечками. Так расплачивалось социалистическое государство с колхозниками…

Все лето Сума, как звали его пацаны, проводил на берегу Вижаихи, в двухстах метрах от дома. Черные сатиновые трусы, кусок хлеба с маслом, посыпанный сахаром, — что еще надо гениальному человеку? И лесотаска на берегу речки: чах-чах-чах-чах-чах… Бревна укладывались в длинные, высокие штабеля. Какими они тогда казались высокими, эти штабеля… А неподалеку от дома сидели на дощатом щите гидранта мужики: «Гуси-лебеди! Барабанные палочки! Дед!» В лото играли. В кинотеатре шли «Три мушкетера», а рядом, на «милицейской горке», в сосновом бору, — танцы.

Мать, Анастасия Игнатьевна, вкалывала — катала баланы на лесной бирже, получала шестьдесят рублей в месяц, работала женщина. Саша пилил и колол дрова, носил на коромысле воду и ремонтировал электропроводку. Два года учился играть на баяне, который-таки купила упорная мать. Но и за учебу надо было платить…

В пятом он остался на второй год. Потому что никогда не делал, чего не хотел, а делал только то, что хотел. Доверял себе, углан лагерский. «Не помню, ты школу, кажется, с золотой медалью закончил?» — спросил я его, знаменитого человека, в мегаполисе, где мы встретились через тридцать лет. «Да, в седьмом классе — экстерном…»

В доме Сумишевских был старенький проигрыватель и только одна пластинка — с песнями Клавдии Шульженко. Однажды галактика этой пластинки выскользнула из рук Саши, упала и разбилась на несколько черных сегментов, безмолвных, как небо ночи. Пять минут он плакал над ними, кусая от досады пальцы. А на следующий день начал петь сам, подражая голосу великой певицы.

Профессионально-техническое училище по старинке называлось «ремесленным». Там, в длинных коридорах, в перерывах между занятиями, началась артистическая карьера Александра Сумишевского. Он, подвижный, как коленвал двигателя внутреннего сгорания, куражился, изображая других, пародируя известных певцов и собственных педагогов.

Сколько лет прошло? Всего тридцать. Саша был за дощатыми кулисами, поэтому не слышал, как говорили в толпе зрителей на праздничном открытии сезона в парке культуры и отдыха: «Сейчас, сейчас, сейчас Сумишевский выйдет». И он выходил — подросток, экстерном вылетевший из нашей средней школы.

Саша прислушивался к себе. И никогда не слышал от матери бранного слова в адрес отца, которого никогда не держал за руку. Поэтому в пятнадцать лет решился: сам купил билет на автобус до Соликамска, где впервые увидел железную дорогу и поезд, который домчал Суму до самой Москвы. В столице мальчик закомпостировал билет до Ростова. За окном — южные степи, пирамидальные тополя, бесконечные виноградники. Владислав Людвигович работал пастухом в ста километрах от Ростова. Сводная сестра была на год младше Саши. Сели за стол, отец — красивый, высокий, с вьющимися русыми волосами — заплакал… Подарил сыну часы — первые часы в жизни Александра.

Однажды Владислав Людвигович купил лотерейный билет, в котором с выигрышем не сошлась одна цифра — и он тут же ее подделал. Жена, когда узнала, что муж выиграл, заревела от счастья: мотоцикл «Урал» по тем временам равнялся годовой зарплате. Завидовал весь колхоз! Владислав приехал в столовую, заглянул к посудомойщице. «Хочешь, подарю?» — «Хочу!» — «Сходим один раз в кукурузу?» — «Сходим!» — «Я только домой съезжу — у жены разрешение возьму», — кивнул Владислав.

Самолет Ан-2 опрыскивал поля ядохимикатами, часто пролетая рядом с высокой трубой маслозавода. Председатель публично не раз предупреждал пилотов, чтобы они так более не шутили. А летчики только усмехались нагло… И вот появилось объявление, что в субботу, в семнадцать ноль-ноль, на площади состоится суд над летчиками. Такого там еще не случалось: собрался весь колхоз на майдане — с детьми и стариками. Стали ждать начала суда. Ждали долго, настойчиво, недоуменно, пока не сообразили, кто бы мог написать это объявление: опять Сумишевский купил, за лотерейный билет! Советские люди, дети идеологического чародейства, безоговорочно верили не только печатному слову, но и написанному от руки веселым колхозным пастухом.

Светловолосый мальчик вырос в поселке Лагерь, созданном для уничтожения людей. Он никогда не знал, что это такое — лавочные плахи северных деревень, лоснящиеся от прикосновений времени. Все, что встречалось вокруг, уничтожалось на глазах, сжигалось, оставляя паленые стены бараков. Опротивел ему черный цвет пожарища, серый и белый цвета опротивели ему тоже!

Саша начал буквально блистать на сцене Дома культуры бумажников и летних эстрадах городского парка, где собирались целые толпы его поклонников. Стандартные клоунады для рыжих и красных клоунов, миниатюры Министерства культуры становились спектаклями, которые демонстрировал городу замечательный второгодник Александр Сумишевский.

Да, скоро Сума пошел на взлет: для начала — в солдатский эстрадный ансамбль при полковом оркестре, потом — в институт культуры, позднее — в ансамбль «Контраст», который возглавлял известный певец Виктор Руденко.

— Ты кем работаешь? — спросил Владислав Людвигович сына, когда Саша навестил его в очередной раз.

— Артистом, — ответил Александр.

Отец внимательно посмотрел на него, усмехнулся — в него пошел парнишка, мастером будет по розыгрышам.

— Да нет, ты правду скажи!

В 1983 году Саша стал лауреатом Всесоюзного конкурса артистов эстрады, который проходил в Москве. Выступление Сумишевского, исполнявшего музыкальные пародии на известных певцов, показали по Центральному телевидению в спецрепортаже, а затем — в передаче «Утренняя почта». О нем написали в газете «Советская культура» и журнале «Эстрада и цирк». Это была всесоюзная известность!

В результате он попал в график Росконцерта. Начались гастроли, на которые Сумишевского приглашали без остановки. Вот, вот когда он облетел всю страну: «Парад пародий» в Лужниках в Москве, фестиваль «Утро Родины» на Сахалине, концерты в Калининграде, Одессе… И наконец выступление в Ростове, куда приехала из деревни сводная сестра. Если отец собирал майдан, то Саша — стадион, пятьдесят тысяч зрителей. Пастух поверил: сын стал известным артистом, переиграл отца… Он обрел отца и начал собирать не майданы, а стадионы и более — всю страну у голубого экрана телевизора.

Саша стремительно поднялся вверх, в небо своего детства, — ни долларов, ни спецшкол, ни сотовых. Потому что человеку надо черного хлеба, можно — с белым сахаром, и немного сухого вишерского неба.

Сумишевского на всю Россию демонстрируют центральные телеканалы, а Саша до сих пор не может расстаться с гордостью лагерского второгодника: «Да, было дело — меня вся Вишера знала!..»

И вот он опять появляется передо мной в темной комнате в белом костюме — на голубом экране телевизора и тихо так произносит: «Это я — Сума, мальчик с Вишеры…»

Из показаний и воспоминаний Василия Зеленина: «Потом я подумал, что если не сознаюсь, то милиция и дальше будет терроризировать других, ни в чем не виновных людей. Не оставят в покое начальника охраны, крупные неприятности ожидают Югринова, у которого был мотив…

В содеянном я не раскаиваюсь: для Идрисова человек, не имеющий денег, ничего не стоил. Поэтому убить его мог кто угодно… Вооруженных людей на севере много. Но убил я… Конечно, были варианты другие — Астрахань, Дальний Восток, но мне со Светланой выпала Вишера…