По этой причине Государственные железные дороги Германии становились все более убыточными, а их преемница – Германская федеральная железная дорога превратилась в чисто дотационное предприятие с двузначными миллиардными ежегодными убытками. Однако даже дотации – несмотря на рост конкуренции между другими видами транспорта – не смогли создать сколько-нибудь существенные стимулы развития для федеральных железных дорог, для внедрения на них более эффективных и ориентированных на интересы клиентов методов хозяйствования. Конкуренция при существующих государственных гарантиях компенсации убытков не является реальной конкуренцией.

Когда в конце 80-х годов постепенно к оказанию почтовых услуг стали допускать частные конкурирующие предприятия, немецкие потребители наконец смогли пробрести также мобильные телефоны и другие технические инновационные продукты, которые к тому времени стали обыденным явлением в США. До того времени пределом желания был голубой кнопочный телефон c кнопкой повторного набора номера. Также с большой осторожностью делались шаги, чтобы создать конкурентный рынок в сфере таких почтовых услуг, как доставка писем и бандеролей. Теперь уже государственные монополии должны были подумать о том, как не потерять слишком много клиентов.

Несмотря на все положительные результаты, либерализация естественных монополий, прежде всего в Европе, продолжает сталкиваться с препятствиями политического характера. Необходимо признать также, что существуют некоторые частные технические и экономические проблемы, которые мы не можем рассмотреть здесь каждую в отдельности. При этом в Европе больше доверяют законам и мерам государственного контроля, чем силе конкуренции. Затронутые этими мерами предприятия даже нередко оказываются в выигрыше. Под защитой законодательно разрешенных цен живется в большинстве случаев совсем неплохо, особенно тогда, когда можно избежать неудобной конкуренции. Время от времени они даже бесцеремонно требуют предоставления дотаций, чтобы компенсировать мнимые убытки вследствие законодательного регулирования цен. Так легко образуется настоящее болото бесхозяйственности, коррупции и бюрократизма, которое можно осушить лишь с помощью радикального открытия рынка для новых участников конкурентной борьбы.

Необходимо отметить, что этот рецепт чикагской школы вызывает споры не только среди экономистов. Видимо, вряд ли будет возможно полностью ликвидировать монополии, связанные с эксплуатацией централизованных систем, так что существование соответствующих надзорных органов в сфере ценообразования может оказаться необходимым. Но как велик был бы выигрыш уже от того, если бы антимонопольные ведомства с таким же усердием противодействовали государственным ограничениям конкуренции, с каким они борются против действительных или мнимых злоупотреблений рыночной властью в частном секторе. Однако прежде всего они должны осознать границы собственной способности делать правильные выводы, когда речь идет об определении цен, соответствующих требованиям рынка. Конкурентные цены невозможно ни стимулировать, ни вычислить, в конечном счете их можно определить только в процессе конкуренции.

Почему кожа стоит дорого, а пластмасса дешево? Почему квартплата постоянно растет, а цена лэптопов становится все доступнее? На что ориентируются цены на подержанные автомобили или земельные участки? Этично ли продавать картину за 2 млн долл., если ты приобрел ее всего за 10 000 долл.?

Подобного рода вопросы люди задают себе с тех пор, как существуют меновая торговля и рынки. С них начинается изучение экономической науки. Говорят, что даже из попугая можно сделать хорошего экономиста, если научить его произносить только два слова – предложение и спрос. Хотя тут же можно задать дополнительный вопрос – от чего, в свою очередь, зависят предложение и спрос. Почему, например, не строят больше квартир, хотя существует очевидная большая потребность в дополнительном жилье? Почему автомобилестроительная промышленность не производит автомобили на солнечных батареях, хотя многие люди проявляют к ним интерес? И почему, с другой стороны, например, в Европе, производят столь много масла, что его нельзя продать и излишки даже приходится уничтожать?

Многие люди полагают, что причиной всему – происки темных сил. Широко распространено, например, мнение, что цены «устанавливают» предприниматели и что от потребителей в этом отношении ничего не зависит. Иногда даже утверждают, что предприниматели сознательно придерживают более качественные и доступные по цене продукты, чтобы самим не уронить цены. А если спрос на какой-то продукт увеличивается, то они используют это только для повышения цен, вместо того чтобы еще больше нарастить производство этого продукта. Такие утверждения, возможно, даже имеют под собой определенные основания, когда речь идет об отдельных монополистах. Однако в условиях господства конкуренции эти взаимосвязи необходимо оценивать несколько иначе.

Экономисты классической школы XIX столетия полагали, что в этом случае цена какого-либо блага в течение продолжительного времени должна всегда соответствовать издержкам на его производство, так как ее повышение вскоре привело бы к тому, что на рынке появились новые производители и цена на это благо соответственно снизилась. И напротив: при цене ниже издержек на единицу товара его длительное производство было бы нерентабельным, и потому оно было бы прекращено. При этом необходимо учитывать, что издержки на единицу товара всегда должны включать в себя определенную долю прибыли. Собственный капитал, используемый производителем, должен приносить, по крайней мере, процентный доход в размере среднего в его стране, а если помимо того предприниматель еще и сам работает на своем предприятии, то и, естественно, его вознаграждение за труд, так называемую заработную плату предпринимателя. Все иные «дополнительные прибыли», с точки зрения классиков, со временем ликвидируются в ходе конкуренции.

Спрос, согласно этой теории, в лучшем случае оказывает только краткосрочное воздействие на цены товаров. Так, например, в периоды увеличения числа погребений по причине эпидемий или войн происходил рост цен на черную ткань. То есть имеющееся предложение нельзя было соответствующим образом расширить за короткое время, что и порождало повышенный спрос. В случае длительного повышения спроса производство ткани было бы увеличено на соответствующую величину, так что цены, следуя классической точки зрения в конечном счете вновь должны были уменьшиться до размера издержек на единицу продукции.

Рис. 3.1. Классики полагали, что цена товара независимо от спроса всегда соответствует величине издержек (а). Только в отношении благ, имеющихся в ограниченном количестве, таких как земля, рост спроса также вызывает рост цены (б).

Правда, из этого правила было одно исключение, а именно блага, имеющиеся в ограниченном количестве. Самым важным примером этих так называемых редких благ является земля. Поскольку предложение земли невозможно расширить за счет дополнительного производства, растущий спрос на нее, очевидно, будет вызывать постоянное повышение цены, не увеличивая при этом предложение. Английский экономист Давид Рикардо (1772–1823), сам землевладелец и, вероятно, лучший теоретик классической политэкономии, видел в этом угрозу экономическому росту. Увеличение цены на землю, по его мнению, должно вызывать постоянное увеличение доли так называемой земельной ренты в общественном продукте, в результате чего непрерывно уменьшается размер предпринимательской прибыли и производственных инвестиций. Этот закон понижения нормы прибыли, однако, не получил подтверждения, прежде всего по той причине, что хотя земля является благом, имеющимся в ограниченном количестве, тем не менее технический прогресс позволяет постоянно увеличивать ее продуктивность. Поэтому в определенном смысле рост производительности предприятий всегда происходил более быстрыми темпами, чем увеличение земельной ренты.