Примерно такая же проблема возникает при сравнении спортивных показателей. Можно ли назвать достижение спринтера, пробегающего стометровую дистанцию за 10 секунд, более высоким, чем результат прыгуна в высоту, преодолевшего планку на уровне 2,4 метра? Такое сравнение вряд ли возможно, потому что для него отсутствует единая шкала измерений. Точно так же обстоит дело при сравнении полезности, получаемой двумя разными людьми. Никто, например, не в состоянии с научной точностью сказать, что полезность билета в театр для бедняка больше, чем для состоятельного человека. При распределении жизненно важных благ, таких как хлеб и вода, ответ на этот вопрос представляется более легким. Но даже в этом случае решение в пользу того или иного блага содержит оценочное суждение, и поэтому, с чисто научной точки зрения, его по-настоящему невозможно обосновать.

Анализируя эти проблемы, Парето сделал радикальный вывод: об увеличении благосостояния экономики в целом можно говорить только тогда, когда уровень благосостояния всех граждан не изменился в худшую сторону, но при этом как минимум у одного индивидуума произошло увеличение получаемой им полезности. Если даже у 99 индивидуумов ситуации улучшалась и только у одного сделалась хуже, сделать однозначные выводы относительно благосостояния всей экономики не представляется возможным. Поэтому, согласно Парето, следует ограничиться более скромной целью и не стремиться к ситуацию, в которой ни один индивидуум не может оказаться в лучшем положении без того, чтобы одновременно у кого-то другого дела пошли хуже. То есть речь идет о равновесном обмене Госсена.

Равновесный обмен, как его понимал Госсен, является необходимым, но отнюдь не достаточным условием такого оптимума по Парето. Для его достижения должны быть созданы некоторые другие предпосылки, которые касаются производственной составляющей экономики. Ведь в реальности дело идет не просто об обуви, рубашках и булочках, которые участвуют только в торговых сделках. Все эти товары сначала должны быть произведены. Но так как наши производственные возможности в целом ограниченны, мы вновь оказываемся перед необходимостью выбора. Мы должны решить, какие товары и в каких количества мы хотим производить, и сколько труда и капитала мы готовы израсходовать на их производство.

Может возникнуть впечатление, что прежде всего будут производиться блага, который пользуются особенно сильным спросом. Здесь необходимо вспомнить о том, что производственные издержки на отдельные товары могут быть бóльшими или меньшими. Мы тем самым подошли к следующему условию оптимума по Парето. В конечном счете и в этом случае речь идет об относительном сопоставлении. Предположим, например, что пошив одного костюма требует вдвое больших затрат, чем изготовление одной пары обуви. Чтобы сшить один дополнительный костюм, экономика, следовательно, должна отказаться от производства двух пар обуви. Очевидно, что в этой ситуации костюмы будут шить то тех пор, пока за каждый из них можно будет получить по крайней мере двойную цену одной пары обуви. В этой связи говорят также об альтернативных издержках производства товара, которые в нашем примере составляют две пары обуви за один костюм.

Наше второе условие оптимума по Парето заключается, таким образом, в том, что при равновесном производстве альтернативные издержки двух товаров должны точно соответствовать их ценовому соотношению. В противном случае за счет соответствующей реорганизации производства было бы возможно еще больше увеличить благосостояние в масштабах всей экономики, как его понимал Парето, т. е. оптимальная структура товаров еще не была бы достигнута.

Именно такой результат в целом и обеспечивает конкуренция! Мы уже видели, что при этом цены товаров отражают их относительные производственные издержки. Это условие оптимума по Парето будет нарушено только в условиях монополии или других нарушений конкуренции. По этой причине наличие свободных рынков, в том числе в производственной сфере, составляет важную предпосылку того, чтобы редкие факторы производства были использованы с максимальной эффективностью.

«Максимальная эффективность» может быть и в этом случае обеспечена только при условии соответствующего распределения доходов. Последнее также участвует в определении тех потребностей, которые на рынке вызовут наибольший покупательный спрос, и тем самым количества тех продуктов, которые должны быть в этих целях произведены. Соответственно, изменение в распределении доходов ведет и к изменению оптимальной структуры производства.

Однако это замечание никак не противоречит идее оптимума по Парето и его выводам, касающимся организации управления по возможности всеми рынками посредством цен, соответствующих предельным издержкам, включая предельные альтернативные издержки, так как при сбоях в системе распределения доходов следует не ликвидировать свободу рынков, а вносить коррективы в ее работу. Пока существует конкуренция между производителями, это будет самой надежной гарантией того, что каждый сможет извлекать из своих доходов максимальную пользу. Именно это – не больше и не меньше – подразумевают экономисты, когда требуют наличия конкурентных рыночных цен по возможности на всех рынках.

До сих пор мы молчаливо исходили из того, что отдельный потребитель сам лучше всего знает, какой товар ему нужен. Этот принцип потребительского суверенитета имеет долгую традицию в экономике, хотя он отнюдь не бесспорен. Даже либеральные экономисты вряд ли признают, что по крайней мере в отношении к несовершеннолетним, наркозависимым и душевнобольным людям как потребителям должны применяться определенные ограничительные меры. Тем не менее это исключение из правил, которое не затрагивает поставленную проблему по существу. Главный вопрос формулируется следующим образом: должно ли предложение благ следовать за, возможно, безумными пожеланиями потребителей или же существуют серьезные причины для корректирующего вмешательства государства в этой сфере?

Некоторые экономисты придерживаются той точки зрения, что действительно существуют блага, применительно к которым государство должно, используя меры более или менее мягкого давления, стимулировать потребление. В качестве конкретных примеров называют, в частности, услуги культурного и медицинского характера, полезность которых недооценивается гражданами. И напротив, следует противодействовать потреблению других нежелательных товаров, как, например, сигареты или алкоголь. В первом случае говорят о мериторных благах, во втором случае – об антимериторных. В научный оборот эти понятия ввел экономист Ричард Масгрейв (1910–2007), родившийся в немецком городе Кёнигсштайн и впоследствии эмигрировавший в США.

Масгрейв называл и другие причины для вмешательства государства в рыночные процессы, прежде всего в определенных случаях неэффективности рыночного механизма. Этой проблемой мы займемся в следующей главе. Что касается мериторных благ, то речь здесь идет не о сбоях в функционировании рынка, а о принципиальном сомнении в способности людей правильно оценивать полезность благ, которые они хотели бы приобрести.

Если посмотреть, на какие вещи некоторые люди тратят свои деньги, то действительно невозможно не поддаться этому чувству. Кому на самом деле может понадобиться набор из двадцати четырех ножей благородной стали, кроме как, возможно, повару или серийному убийце? Сегодня даже дети тянутся к дорогим игрушкам и другим фирменным товарам. И разве нами в определенной степени не манипулируют с помощью рекламы, которая внушает нам потребности, которых у нас нет? Еще в 1960-х годах общество потребления подверглось резкой критике, которая играет определенную роль в современных дискуссиях об альтернативных моделях благосостояния. При этом часто указывают на то, что в таких бюджетных учреждениях, как детские сады или школы нередко не хватает самого необходимого. Неужели законы рынка ввели нас в заблуждение? Может, нам необходимо совсем иначе определять истинную ценность благ, чем на основе критерия предложения и спроса?