— Софи. Софи, где ты? — внезапно кричит Карен, пугая меня, отчего я оступаюсь и чуть ли не падаю. Изо рта вылетает тихое "твою ж мать" и я спешу по каменной дорожке назад к дому. Только один раз я оборачиваюсь и встречаюсь с хмурым взглядом мужчины. Кажется, он готов убить меня одним взглядом. По коже пробегает волна дрожи, и я быстро отворачиваюсь.

— Ох, Софи, — мы с Карен сталкиваемся нос к носу, отчего обе начинаем хихикать. — Где ты была?

— Я… эм… гуляла, — мямлю я и, схватив девушку за руку, собираюсь затащить ее в дом. Но она внезапно замечает что-то интересное за моей спиной и поднимает руку, чтобы помахать, — Добрый день, мистер Хендерсон.

— Добрый день, миссис Чапман, — сухо произносит мужчина, не глядя на нас.

Так вот он какой, Лиам Хендерсон. Красив, как бог, но внутри тот еще черт. Мне и, правда, лучше даже не смотреть в его сторону. Никаких мужчин, даже таких привлекательных. Я как никто другой знаю, что за этими золотистыми фантиками скрываются гнилые конфеты. Отворачиваюсь от него и захожу в дом. Карен спешит за мной, причитая о том, какой он красавчик и что я обязана с ним закрутить роман. Но я практически не слушаю ее. Мне хочется рассказать ей о Бене, но я молчу. Мне стыдно об этом говорить. Кажется, что держа это в себе, можно внушить, что это просто дурной сон. Но стоит произнести мою историю вслух, и она станет реальностью.

— А это, я полагаю и есть, Софи Ричардс, — слышу я мужской голос и замечаю, что Карен давно закончила свое непрерывное бормотание. Лукас и Джулиан сидят за столом, как самые примерные дети. А во главе стола устроился мужчина, в данный момент с доброй улыбкой, смотрящий на меня. Видимо это и есть Рик Чапман — глава семейства.

— Да, она самая, — отвечаю я, смутившись, в последнее время я слишком глубоко зарываюсь в собственные мысли.

— Весь город болтает о тебе, теперь ты звезда номер один для местных сплетниц, — говорит Рик.

— И что интересного говорят?

— Считают, что ты сбежала от богатого мужа деспота. Что ты наркоманка, которая врезалась в дерево. Даже поговаривают, что ты какая-то голливудская звезда. Еще говорят, что ты невеста Лиама Хендерсона и даже беременная от него.

— Чушь какая, — говорю я, но сама со страхом понимаю, что многие из слухов реальны.

— Не слушай их, — добродушно говорит Карен, вытирая Лукасу рот салфеткой, — людям нравится копаться в чужом белье, это не изменить. Через пару дней они найдут новую жертву и забудут о тебе, вот увидишь.

Было бы хорошо, если бы Карен была права. Я решила остаться тут, чтобы спрятаться. Но теперь я для всех, как белая ворона, а это и близко не помогает моему плану. Остается лишь надеяться, что местные сплетницы скоро устанут мусолить одно и то же. Я не смогу вечно отсиживаться в доме Карен. Когда-нибудь мне нужно будет выйти. Нужно будет найти работу. И мне совсем не хочется, чтобы в меня тыкали пальцем или провожали шепотками.

Но пророчества Карен не сбылись. Этот город буквально гудел от сплетен, разговоров и предположений о том кто я такая. Поэтому я практически не выходила из дома. Какая же у некоторых скучная жизнь, раз они суют нос в чужую, в поисках страстей и интриг.

Большую часть времени я проводила с детьми Карен, пока они с Ричардом были на работе. Мальчишки не давали мне скучать, заставляя играть во все игры от войнушки, до морского боя. После второго все мы обычно были мокрыми до нитки. Не знаю, кто сказал им, что стрельба из водяных пистолетов — это морской бой. Но признаюсь, мне нравилась их интерпретация. Хотя перед игрой мне приходилось тщательно упаковывать свою загипсованную руку пищевой пленкой. Я была похожа на сломанного робота и детей это забавляло. Целыми днями мы играли во все что можно, а к приходу Карен молниеносно наводили порядок. Если превратить любое нелюбимое занятие в игру, то эти два чертенка отлично со всем справлялись, будь то уборка или поглощение так нелюбимых ими овощей.

— Софи, ты настоящая укротительница, — как-то сказала мне Карен, на что я лишь покачала головой. Они были теми еще хулиганами. Но меня, как незнакомого им человека немного остерегались, поэтому слушались, хоть и не всегда. Между нами появилось хрупкое уважение друг к другу, и я радовалась этому. Если я справилась с этими маленькими хулиганами, то и со своим ребенком не пропаду.

— О чем задумалась? — спрашивает Карен, отвлекая меня. Я сижу на заднем дворе, пытаясь читать книгу. Но буквы разбегаются в разные стороны, я никак не могу сосредоточиться. Мысли то и дело устремляются не туда куда нужно. Завтра я планирую пойти к мэру города и обсудить мою идею по оживлению библиотеки. Я хочу, чтобы это красивое здание не только исполняло роль памятника, но я приносило знания, возможно для кого-то стало бы укрытием. Мне кажется у библиотеки много общего с церковью. Кто-то, ища ответы на вопросы, идет в церковь, а кто-то в библиотеку. И там и там можно скрыться от мира и повседневных проблем. Окунуться в тишину и погрузиться в себя.

— Пытаюсь не струсить перед завтрашним днем, — отвечаю я. Карен садится рядом со мной на плетеную скамью. Поправив подушку в яркой наволочке, она кладет ее себе под спину и подбирает под себя ноги. Ее огненно-рыжие волосы влажные после душа и собраны наверху в неряшливый пучок. На ней какая-то нелепая, огромных размеров футболка с изображением собаки в очках и серые широкие штаны. А на ногах пушистые тапочки, больше похожие на лапы медведя. Выглядит она смешно, но очень мило.

— Если ты будешь сомневаться в себе, то так и просидишь на этой скамейке всю жизнь, будь смелее девочка. Этот мир любит сильных людей, а ты именно такая, просто еще не веришь в это. Иди спать, а завтра с утра надень самый сногсшибательный наряд, встань перед зеркалом и скажи сама себе, что ты богиня, а остальные просто букашки под твоими ногами, — Карен подмигивает мне.

— Ты наверняка делаешь это каждое утро, — шучу я, убирая книгу и подпирая голову рукой.

— Конечно, а как же иначе, — отвечает Карен, хихикая, как девчонка.

— Я всегда была неуверенной в себе, наверно это из-за родителей, а может у меня просто характер такой. В школе я была серой мышкой, никто меня не замечал. И лишь в университете я смогла выползти из своей раковины, пока снова не пришлось туда вернуться, — говорю я, сама не ожидая от себя такой откровенности. Но я чувствую, что могу довериться Карен. Мне нужно с кем-то поговорить обо всем этом, хотя бы чуть-чуть.

— Что заставило тебя снова вернуться? — Карен смотрит на меня, ожидая ответа. Я вижу, что ей нужны ответы, но она понимает, что не стоит из меня их вытягивать.

— Мой муж, — тихо отвечаю я, отворачиваясь от девушки и поднимая глаза к ночному небу. Чувствую, как слезы вот-вот вырвутся наружу, но всеми силами заталкиваю их назад. Он не стоит моих слез. Он ничего не стоит. Каждую ночь мне снится его разъяренное лицо. Мне кажется, что он сжимает мою шею, своими большими руками. После я просыпаюсь от нехватки воздуха, вся в поту и заплаканным лицом. Я сбежала от него, но его тень все еще следует за мной по пятам.

— Милая, мы не отвечаем за поступки других. Но мы можем сделать так, чтобы к нам не относились неуважительно. Я верю в карму, верю, что всем нашим недоброжелателям, в конце концов, вернется все плохое, что они нам сделали. И ты верь, — Карен прижимает меня к себе, обнимая, от нее пахнет корицей и ванилью, потому что весь вечер мы пекли печенье. — Будет легче, поверь мне.

— Верю.

Карен одобрительно улыбается и хлопает меня по плечу. После встает и протягивает мне руку:

— Пошли, тебе нужно выспаться перед важным днем.

— Ты права, — встаю, и мы обе заходим в дом.

Карен проверяет все замки на дверях и поднимается на второй этаж, а я иду на кухню. Беру чистый стакан и наливаю воды из-под крана. Теперь я каждый вечер ставлю у кровати стакан с водой. После всех этих кошмаров я постоянно просыпаюсь с пересохшим горлом. Для кого-то сон — это время для отдыха, но для меня это хуже пытки. Я несколько часов ворочаюсь в кровати, пока в один момент не проигрываю борьбу усталости. Глаза закрываются, и я мгновенно погружаюсь в самый кошмарный вечер в моей жизни. Каждую ночь мне снится одно и то же и, кажется, это будет преследовать меня вечно. Бен навсегда оставил свой мерзкий отпечаток не только на моем теле, но и в душе. Это не смыть, не избавиться и не сбежать.