— Хорошо, что ты уезжаешь. Тебе здесь не место, — сказала она мне тогда и, развернувшись, шаркая ногами, вышла в коридор. А я упала на кровать, и пять минут глухо рыдала, закрыв рот рукой. Мне так хотелось, чтобы мама хоть на краткий миг, снова стала той, кто катал меня на карусели, залечивал ссадины и целовал на ночь. Но чуда не произошло. Поэтому я вытерла слезы, взяла свои скудные пожитки и навсегда оставила свое детство.

И теперь, несмотря на свое печальное детство, я сделаю все возможное, чтобы мой ребенок этого не узнал. Его жизнь не будет наполнена мраком. Он будет чувствовать мою любовь и заботу. Я должна стать хорошей мамой и не позволить своему малышу, пройти по той же ухабистой дороге, что и я. И если я когда-нибудь все же решусь кому-то отдать свое сердце, то сперва удостоверюсь, что ему нужна не только я, но и мой ребенок.

На следующий день моя простуда немного отступает. Карен все еще переживает о моем самочувствии, но мне удается убедить ее в том, что со мной все в порядке и я больше не собираюсь падать в обморок. После завтрака Рик везет мальчиков в сад, а Карен едет на работу. Я снова остаюсь одна и решаю занять себя чтением. Это занятие всегда меня успокаивает, приводит в порядок мои спутавшиеся мысли. Я не скрываю, что чтение для меня является средством бегства. Но иногда полезно ненадолго оставить свою жизнь и примерить на себя другую, более интересную роль. После того, как нас оставил отец моими вечными спутниками и друзьями стали книги. Я читала их даже ночью, вооружившись маленьким ручным фонариком. Мне было гораздо лучше, когда я представляла себя Алисой в стране чудес, или отважной русалочкой. Тот сказочный мир был в сто раз привлекательней, чем моя серая жизнь.

Погода сегодня солнечная и воздух не такой жаркий, что позволяет мне спокойно занять место в саду. Прохладный ветерок с привкусом морской соли приятно освежает мою кожу. Я сижу на больших садовых качелях, вытянув ноги во всю длину. На мне короткие хлопковые шорты и белый свободный топ, а на голове шляпа с широкими полями, скрывающая мое лицо от солнца. Я взяла одну из книг Карен, очередной любовный роман, от которых подруга просто в восторге. И я понимаю почему, в этих книгах все красиво и просто. Сюжет примерно один и тот же и неизменно в конце вас всегда ждет счастливый конец. По мне так любовные романы — это сказки для взрослых девочек. Неважно сколько нам лет, но мы всегда будем грезить сказками о любви.

Шорох листьев отвлекает меня от книги, и когда я поднимаю голову, то передо мной предстает наш сосед. Лиам смотрит на меня с подобием улыбки на губах. Пряди темных волос спадают на лоб, прикрывая глаза. На нем как всегда темные джинсы с рваными коленками, заляпанные пятнами краски и белая футболка, поверх которой надета красная клетчатая рубашка. За его спиной я замечаю лабрадора, который с озорным блеском в глазах смотрит на меня, виляя хвостом. Кажется, того и гляди собака прыгнет на меня, но она стоит на месте, рядом с хозяином.

— Не хотел снова вас пугать. Но я увидел, как вы сидите здесь и подумал, что неплохо будет поздороваться и извиниться за вчерашнее. Я не должен был на вас кричать. Мне стоило заметить, что вам было плохо до того, как вы упали в обморок. Как вы себя сейчас чувствуете?

Лиам Хендерсон извиняется? Передо мной? Наверняка у меня снова поднялась температура, и я вижу галлюцинации. С чего бы ему быть таким любезным со мной. Но потом в голове всплывают слова Карен о том, как Лиам беспокоился за меня. И взглянув на него сейчас, я действительно готова в это поверить. Он выглядит иначе. Черты лица как будто сгладились и стали мягче, как и его голос. Сейчас этот мужчина не источает негативные волны, как прежде. Я смотрю на него и понимаю, что он очень привлекательный, когда улыбается. Даже такая крошечная улыбка уже меняет его. И на миг я задумываюсь о том, как он выглядит, когда широко улыбается, как звучит его смех.

— Софи, вы в порядке? — отвлекает он меня от моих затянувшихся раздумий.

— Все хорошо, спасибо, — киваю я и опускаю ноги на землю, освобождая место на качели. Лиам нерешительно смотрит себе под ноги, раскачиваясь на пятках своих потрепанных кроссовок. — Садитесь, я не кусаюсь. И если можно давайте перейдем на ты?

— Конечно, я не против, — говорит он и садится рядом. Я снова ощущаю этот древесный аромат, исходящий от него, такой приятный и уже привычный для меня.

— Спасибо, за то что не оставил меня вчера валяться на полу, — говорю я, на что Лиам усмехается.

— Хоть я иногда и веду себя, как задница, но я не настолько плох, — он поворачивается ко мне и улыбается. В его синих глазах будто отражается небо. Ветер сдувает пряди волос на его лицо, и он мгновенно убирает их рукой назад. Ненадолго я позволяю себе разглядывать его и замечаю небольшой шрам с правой стороны у виска. Крошечная белая полоска ярко выделяется на загоревшей коже. Интересно, как он его получил? Может быть, он у него еще с детства. Внезапно я представляю себе его мальчишкой. Озорной мальчуган, искатель приключений, которые чаще всего заканчивались ссадинами и вот такими шрамами.

— Мне кажется, я тоже должна извиниться. Я вела себя не лучшим образом. И ты был прав, когда сказал, что я специально затеваю ссоры. Не следовало мне так делать, — не знаю, почему я это говорю, зачем откровенничаю с ним. Просто сейчас мне хочется быть мягче с ним. Он действительно не так плох, как кажется с первого взгляда. И, в конце концов, мне просто надоело каждый раз ссориться. Каждый из нас по-своему защищает свое раненное сердце. И я должна понимать это как никто другой. В Лиаме я вижу себя, сломленный и одинокий, даже если и показывает всем, как ему хорошо живется в одиночку. Человек по своей природе не способен жить в одиночестве. То же самое, если бы дерево существовало без корней, оно бы не выжило. Именно это и происходит, когда мы остаемся в одиночестве, мы умираем, если не телесно, то морально.

— Мы оба хороши, но предлагаю начать все сначала, — он протягивает свою ладонь мне и, щурясь от солнца, смотрит на меня, — я Лиам Хендерсон.

— София Ричардс, — говорю я, и мы пожимаем друг другу руки. И как в прошлый раз, когда наши руки впервые соприкоснулись, я снова ощущаю это приятное покалывание по всему телу. Чувствую, что сейчас на самом деле происходит что-то намного большее. Словно негласное обещание чего-то прекрасного.

Наше затянувшееся молчание прерывает собака Лиама. Она кладет голову на его колени и смотрит на него, желая привлечь внимание.

— Кажется твоя собака та еще ревнивица, — говорю я, забирая назад свою руку. Лиам с грустной улыбкой смотрит на лабрадора и проводит рукой по собачьей морде.

— Просто я единственный кто у нее есть. Однажды ее уже бросили, и наверно она просто боится, что я могу поступить так же, — мы встречаемся с Лиамом взглядом, и я замечаю отражение своих чувств в его глазах. Боль, разочарование, неверие, злость, все это бушует в синеве его глаз. И я понимаю, что Молли — это собака его жены. Мне хочется расспросить его о большем, но я прекрасно понимаю, что не стоит тревожить старые раны. Я задумываюсь о том, почему они расстались, какой она была и почему выбрала жизнь вдали от того с кем клялась быть в горе и в радости. Почему некоторые люди позволяют себе так беспечно относиться к чувствам других? Для кого-то собственные обещания и клятвы ничего не значат. Они ломают наши жизни, топчут ранимые сердца и спокойно идут дальше. И как это ни печально, но таких людей гораздо больше, чем тех, кто держит свои обещания и заботится о благополучии других.

— Ну, мы пойдем, не будем мешать. Я просто хотел извиниться, что и сделал, — Лиам встает и Лесли начинает бегать вокруг его ног от нетерпения.

— Можешь остаться, если хочешь, — черт, слова вылетают сами собой, чем удивляют не только меня, но и Лиама. Он смотрит на меня, изогнув бровь, и улыбается, по-настоящему искренней улыбкой. Когда этот мужчина улыбается, то все его лицо приходит в движение. Некоторые улыбаются только кончиками губ или глазами, но у Лиама в этом процессе кажется, задействована каждая лицевая мышца. И я не могу не признать, что он выглядит потрясающе. Я готова все свое свободное время посвятить разглядыванию его прекрасного лица. Господи, я говорю как маньячка. Слава богу, что Лиам не умеет читать мысли, а то бы мне точно пришлось несладко.