Примечательно, что именно в 2014 году у России начались неприятности во внешнеэкономической сфере, связанные с тем, что Вашингтон, а затем и его союзники стали вводить экономические санкции против нашей страны (в связи с присоединением к РФ Крыма, а также из-за подозрений Запада в том, что Москва оказывала военную поддержку Донбассу). Именно тогда президент и правительство Российской Федерации заявили, что стране нужно импортозамещение. Оно должно было помочь стране выстоять в условиях постоянного ужесточения экономических санкций. Была принята государственная программа импортозамещения на срок до 2020 года. В бюджет стали закладываться большие суммы на реализацию программы. Росстату было поручено отражать в своих показателях всю деятельность, связанную с импортозамещением (на сайте Росстата появился специальный раздел «Импортозамещение»). В правительстве в 2015 году была создана Комиссия по импортозамещению. Было определено четыре основных направления импортозамещения: 1) сельское хозяйство; 2) информационные технологии; 3) машиностроение; 4) товары для государственных закупок. Под последним, вероятно, в первую очередь имелась в виду продукция оборонно-промышленного комплекса (ОПК).
Я уже писал о том, что программа импортозамещения была сорвана. Хотя еще не наступил 2020 год (программа завершается в следующем году), однако уже и сегодня понятно, что в течение нескольких лет происходило топтание на месте. Я сейчас не буду приводить цифры, подтверждающие провал. Их сегодня достаточно в СМИ. Для наиболее любознательных рекомендую воспользоваться сайтом Росстата (раздел «Импортозамещение»). Власть, конечно, пытается доказать, что успехи в им-портозамещении есть. Но все это показуха. Например, говорят об успехах в ОПК. Там используют показатель, называемый «локализация производства». Когда специалисты начинают разбираться, то сталкиваются с откровенным обманом. Например, российское предприятие, изготовляющее конечную продукцию (скажем, танк) получает двигатель с другого российского предприятия. И отчитывается о том, что по двигателям достигнута полная локализация. Однако, позднее выясняется, что производящее двигатели предприятие часть узлов и деталей для своей продукции закупает по импорту. Кроме того, поставки тех же двигателей может осуществляться с предприятия, которое является российским лишь с точки зрения его регистрации в юрисдикции Российской Федерации. А вот по капиталу такое предприятие может быть полностью или частично иностранным. По команде «оттуда» поставки с такого «российского» предприятия будут остановлены. И танков наши вооруженные силы не получат.
Кое-какие успехи по импортозамещению были достигнуты в аграрном секторе, где наращивание производства возможно (да и то до определенных пределов) без особого наращивания инвестиций, особенно инвестиций в машины и оборудования. А вот для проведения настоящего импортозамещения в промышленности (включая военную промышленность) необходимы машины и оборудование. За годы «рыночных реформ» почти все собственные производства машин и оборудования (средств производства) были развалены. Для настоящего импортозамещения, как это ни странно звучит, нужен импорт. Закупки машин и оборудования на мировом рынке в течение некоторого времени ради того, чтобы потом уже окончательно отказаться от всякого импорта.
Именно так происходила индустриализация в СССР в 1930-е годы, когда на Советский Союз, согласно некоторым оценкам, приходилась львиная доля всех закупок машин и оборудования на мировом рынке. В 1931 г. доля СССР в мировом импорте машин и оборудования составила 7 В 1932 году эта доля выросла до %. В том числе в том году СССР импортировал 67% всех станков, что были произведены в мире. В 1937 году на СССР пришлось 70% импорта технологического оборудования в мире[67]. Вот что такое настоящее импортозамещение, которое, оказывается, должно начинаться с масштабного импорта инвестиционных товаров; в Советском Союзе их называли «средства производства». Сначала создавали отрасли тяжелой промышленности, производство средств производства (группа отраслей «А»). А затем начиналось сворачивание импорта средств производства. Через некоторое время в строй вступали отрасли группы «Б» (производство предметов потребления). Сворачивался также импорт потребительских товаров. Страна выходила на траекторию независимого, самодостаточного развития.
Казалось бы, по этому отработанному на собственном опыте алгоритму должно проводиться и нынешнее импортозамещение (хотя лучше бы назвать его второй индустриализацией или реиндустриализацией страны). Но если мы посмотрим на внешнеторговую статистику, то не увидим никакого увеличения импорта инвестиционных товаров (машин, оборудования, инструментов, специальной аппаратуры и т.п.). Росстат дает достаточно грубую картину товарной структуры российского товарного импорта. Он выделил группу «Машины, оборудование и транспортные средства», куда помимо инвестиционных товаров попадают также товары потребительского назначения (например, легковые автомобили). Вот данные об импорте товаров по этой группе за ряд последних лет (млрд, долл.): 2013 г. – 152,8; 2014 г. -136,6; 2015 г. – 81,9; 2016 г. – 86,2; 2017 г. – 110,5. Федеральная таможенная служба РФ ведет более подробную статистику. В марте текущего года ФТС сообщила, что на протяжении последних трех лет происходило снижение импорта машин и оборудования производственного назначения[68]. Ряд экспертов прокомментировал информацию ФТС. Среди причин падения импорта инвестиционных товаров назывались такие: 1) экономические санкции, запрещающие закупки российскими компаниями; 2) нехватка или отсутствие у предприятий средств для закупок; 3) заниженный курс рубля.
Вот с этого места я опять вернусь к тому, с чего начал, -к валютному курсу рубля. Как-то уже сложилось мнение, что российской экономике выгоден заниженный курс рубля. Мол, страны живет за счет экспорта нефти, нефтепродуктов, природного газа, иных природных ресурсов. А для сохранения и укрепления позиций на мировых рынках ей выгоден заниженный курс, стимулирующий экспорт. В экономической литературе это называют «валютным демпингом». Таким образом, заниженный курс выгоден российским экспортерам. Кроме того, бенефициаром заниженного курса является Минфин, который запасается валютой (в первую очередь это валюта Фонда национального благосостояния), а затем, подобно валютному спекулянту, конвертирует ее в рубли по заниженному курсу. Так, мол, ему легче исполнять бюджет.
Банк России также уверен, что делает благое дело, проводя массовые закупки валюты и тем самым понижая курс российского рубля. Именно в силу его постоянного валютного накопительства (мол, создаем валютные резервы – «подушку безопасности») курс рубля оказывается сильно заниженным по отношению к ППС.
На самом деле, вреда от заниженного курса больше, чем пользы. О всех негативах я не сумею сказать в одной статье. Отмечу лишь, что поддержание курса рубля на хронически низком уровне консервирует отсталую структуру экономики и экспорта. Россия будет оставаться «экономикой трубы» до тех пор, пока будет сохраняться заниженный курс рубля. Так называемый «валютный демпинг» означает, что кто-то субсидирует российский сырьевой экспорт. Этот «кто-то» – вся остальная (кроме экспортного сектора) российская экономика. И к этому «кто-то» относимся и мы с вами. Упомянутый «кто-то», или вся Россия за вычетом экспортеров, субсидирует экспортеров потому, что вынуждена оплачивать импорт по высоким рублевым ценам, а эти высокие цены возникают из-за низкого курса рубля. В 2017 году проводился опрос руководителей разных отраслей российской экономики с целью выяснить, как валютный курс рубля влияет на их рентабельность. Экспортеров среди них почти не было, преобладали прямые и косвенные импортеры. Выяснилось, что в среднем по экономике от курса рубля зависит 84% себестоимости продукции. Лишь 11% предприятий сообщили, что их издержки не зависят от валютных колебаний. Снизить расходы (за счет удачного перехода на более дешевые российские аналоги) удалось только 1-2% предприятий. Если в 2015 году 30% предприятий выражали готовность сократить или полностью свернуть закупки за рубежом машин, станков и технологических решений, то к 2017-му таких осталось лишь 7%. Немногим лучше ситуация по сырью: три года назад о попытке перейти на отечественные аналоги говорили 22% опрошенных руководителей, а в прошлом году их доля сократилась до 8%. 48% руководителей уверенно заявили, что укрепление национальной валюты помогло бы им в осуществлении инвестиций[69].
