А вот данные ЮНКТАД о масштабах импорта Китаем капитала в виде прямых инвестиций за последние годы (млрд, долл.): 2012 г. – 121,1; 2013 г. – 123,9; 2014 г. -128,5; 2015 г. – 135,6; 2016 г. – 133,7; 2017 г. – 136,3. Доля Китая в общемировом итоге объемов импорта капитала составила (%): 2012 г. – 7,7; 2013 г. – 8,7; 2014 г. – 9,6; 2015 г. – 7,1; 2016 г. – 7,2; 2017 г. – 9,5. А вот картина за отдельные годы по показателю накопленных прямых иностранных инвестиций в китайской экономике (млрд, долл.): 2000 г. – 193,3; 2010 г. – 587,8; 2017 г. – 1.490,9. По этому показателю доля Китая в мировом итоге составила (%): 2000 г. – 2,6; 2010 г. – 2,9; 2017 г. – 4,7. Китай в этом веке сохраняет устойчиво второе после США место как по величине ежегодно притекающего иностранного капитала, так и по объему накопленных прямых иностранных инвестиций. Для сравнения: на конец 2017 года, по данным ЮНКТАД, на США приходилось 24,8% общего объема накопленных прямых иностранных инвестиций в мире. Разрыв между США и Китаем многократный, но он постепенно сокращается. [World Investment Report 2018. Investment and New Industrial Policies. UNCTAD][34].
Вот самые последние данные об импорте Китаем иностранного капитала, которые еще не нашли отражения в статистике ЮНКТАД. В 2018 году импорт иностранного капитала в виде прямых инвестиций составил 142 млрд, долл, (прирост на 4,2% по сравнению с предыдущим годом). В первые два месяца 2019 года, по сведениям китайских источников, приток капиталовложений в Поднебесную из-за рубежа в долларовом выражении составил 21,69 млрд. долл, с приростом в 3% в годовом сопоставлении.
Примечательно, что широко для иностранного капитала Китай дверей не открывал. Образно выражаясь, она была лишь слегка приоткрыта. Приток иностранных инвестиций в экономику страны происходил не стихийно, а достаточно жестко регулировался партийно-государственным руководством Китая.
Во-первых, иностранный капитал допускался в таких «дозах», чтобы «контрольный пакет» в компаниях с участием иностранцев оставался за китайским государством или китайским капиталом. При этом ограничивался или даже запрещался иностранный капитал спекулятивного характера (для этого устанавливались нормы по срокам пребывания иностранного капитала в Китае, ограничения и запреты на немедленную репатриацию прибыли из страны и т.п.).
Во-вторых, устанавливались отраслевые и секторальные приоритеты для иностранного капитала. Одновременно с запретами (полными или частичными) для инвестирования в предприятия большого количества отраслей и секторов. Скажем, очень жесткими были ограничения для иностранного капитала в финансовом секторе страны. Среди главных приоритетов еще в прошлом веке стал экспортный сектор экономики. Присутствие иностранцев в нем приветствовалось, ибо они помогали осваивать Китаю зарубежные товарные рынки. Так, по некоторым оценкам, в 2009 году 55% всего внешнеторгового оборота Китая осуществлялось компаниями с участием иностранного капитала[35]. Среди отраслевых приоритетов на первом месте находилась обрабатывающая промышленность. Так, из 74,8 млрд. долл, прямых иностранных инвестиций, пришедших в китайскую экономику в 2007 году, 40,9 млрд. долл. (55%) приходилось на промышленность. Из общего объема добавленной стоимости, созданной в китайской промышленности в 2008 году, 30% пришлось на предприятия с участием иностранного капитала[36].
В-третьих, руководителям китайских компаний и организаций была дана установка на то, чтобы в качестве иностранных партнеров выбирать таких инвесторов, которые будут вносить свой вклад не только и не столько деньгами, сколько новыми технологиями. Поначалу (в прошлом веке) эта установка была достаточно формальной. Многие компании с участием иностранного капитала производили товары, которые основывались на «вчерашних» технологиях. Но в текущем десятилетии уже требовались иностранные партнеры с новейшими технологиями – как минимум «сегодняшнего дня», а лучше – «завтрашнего». Китайское руководство взяло курс на превращение страны в мирового технологического лидера. Поэтому требование новых технологий стало одним из самых главных для иностранных инвесторов. И действительно, благодаря последовательному претворению в жизнь этого требования Китай стал добиваться больших успехов на целом ряде направлений новых технологий. В частности, в сфере компьютерной техники, коммуникационного оборудования, освоения космоса.
Китайское руководство прекрасно понимает, что привлечение иностранного капитала в традиционные трудоемкие отрасли экономики имело еще какой-то смысл в прошлом веке или начале нынешнего. Сегодня это тупиковый путь, ибо стоимость рабочей силы в Китае постепенно растет, и китайская экономика утрачивает свою инвестиционную привлекательность для трудоемких производств. Делается ставка на тотальную модернизацию экономики, повышение производительности труда, переход на выпуск товаров нового поколения. В 2015 году партийно-государственным руководством была запущена амбициозная десятилетняя программа «Сделано в Китае – 2025». Хотя на первое место в программе ставится технологическая модернизация экономики, но в ней просматриваются очень далеко идущие стратегические цели. Например, максимальное обеспечение Китая собственными комплектующими и материалами, а также создание новых видов оружия. Можно сказать, что программа не только и не столько экономическая, сколько геополитическая.
Казалось бы, Пекину и далее следовало бы проводить селективную, дифференцированную политику в отношении иностранного капитала для того, чтобы максимально использовать его для достижения долгосрочных, стратегических целей Пекина. Но партийно-государственному руководству Китая приходится учитывать жесткие реалии сегодняшнего мира. Запад постоянно обвинял и продолжает обвинять Китай в том, что он часто идет против правил так называемого «экономического либерализма», которые озвучиваются и проводятся в жизнь такими международными институтами, как ВТО, МВФ, Всемирный банк. Так, Китай стал членом ВТО в конце 2001 году. Одним из требований, которые были тогда поставлены Китаю, было превращение не позднее чем через 15 лет китайской экономики в «рыночную». Сегодня на календаре уже 2019 год, а Запад до сих пор полагает, что в Китае с его сильным государственным сектором и государственным регулированием «рыночной экономики» нет. В 2015 году Китаю удалось в МВФ добиться получения юанем статуса «резервной валюты». Китай обещал сделать юань полностью конвертируемой валютой. Однако до сих пор она таковой не является.
Уже давно Запад твердит Китаю, что он не обеспечивает свободы для иностранных инвесторов. Жестко ограничивая их как долей участия в капитале, так и набором секторов и отраслей, куда может прийти инвестор-нерезидент. Более того, Запад постоянно проявляет недовольство, что даже те иностранные инвесторы, которые все-таки обосновались в Китае, испытывают большой дискомфорт. В частности, приводятся многочисленные примеры того, как китайские партнеры по бизнесу вымогают у иностранных инвесторов новейшие технологии. А иногда используют их для проникновения в иностранные «материнские» компании для промышленного шпионажа.
Я уже писал о том, что внешняя экспансия китайского капитала встречает все большее сопротивление на Западе. Особенно в США. Особенно после того, когда в Белый дом пришел Дональд Трамп, который стал подвергать полной ревизии торгово-экономические отношения США и Китая. Вот данные по объему китайских прямых инвестиций в экономику США (млрд, долл.): 2016 г. – 45,6; 2017 г. – 29,0; 2018 г. – 5,0. Девятикратное сокращение за период 2016-2018 гг. Если в 2016 году именно США были главным направлением экспорта китайского капитала, то сегодня по китайским инвестициям их обошли уже многие другие страны. Но Вашингтон нагнетает антикитайскую истерию и пытается заставить своих европейских партнеров также выставлять барьеры на пути китайской инвестиционной экспансии. При этом используется два аргумента. Во-первых, китайцам нельзя доверять, ибо они, покупая долю западной компании, получают доступ к технологиям, которые являются залогом безопасности Запада. Во-вторых, Китай ограничивает доступ в свою экономику иностранных инвесторов.
