— Меня действительно зовут Барсукофф. Но раньше меня звали Кондратюком.

Затянувшееся молчание подсказало ему то, что и эта фамилия ни о чем не говорит ни Джону, ни Дику.

— Когда мы с Владимиром Барбикеном бежали из фашистского лагеря, с нами был третий. Шарль Ардальон. Американец французского происхождения, выдававший себя за коренного француза. И только мы вдвоем знали, что его настоящее имя Пьер Арданьян.

Джон вздрогнул всем телом, как до этого и Джордж, услышавший слово «тантор».

— Вы знали… Вы знали отца?..

— Да, знал.

И Джордж, не отрывая глаз от пламени затухающего костра, в который, боясь пошевелиться, никто не подбрасывал дров, рассказал все. О Бухенвальде. О Нордхаузене. О смертельном полете диксфайтера — поганой копии тантора. О могилке в лесах горной Тюрингии, к которой он ездил летом каждого года. О том, как они пробирались на запад, к французской границе, хотя Володя всем сердцем рвался на восток. Как добрались до Марселя и никого там не нашли. Как связались с Сопротивлением и как, после гибели Клода Дюбелье, Владимир стал командиром их небольшого отряда.

Про то рассказал, как Георгий Кондратюк побоялся возвращаться в Союз и решил остаться на Западе. Все рассказал. Не утаивая ничего. Весь выплеснулся, как водка из бумажного стаканчика. А костер печально догорал, судорожно вздрагивая пробегающими искрами.

Барсукофф замолчал и понял, что сделал то, чего неосознанно хотел последние четверть столетия. Сильно хотел. Теперь можно было умирать. Спокойно умирать. Навсегда.

Дик, обхватив колени руками и положив на них голову, смотрел на кровавые пятна углей. Джон, застывший после первых слов Барсукоффа, так ни разу и не шелохнулся. И только когда тот закончил рассказ, выпрямил негнущиеся ноги и тяжело поднялся с места.

— Я, наверное, в кемпинг схожу. Матери позвонить нужно. — Он сделал неуверенный шаг в темноту и остановился. — Нет… Не в кемпинг… Дик, — повернулся он к окаменевшему негру, — я машину возьму. В Пенсаколу сгоняю. Матери позвонить нужно, — повторил Джон.

Дик только слабо шевельнулся в ответ.

Когда мягко урчащий «мустанг» растворился в ночном пространстве, Барсукофф бросил пару сучьев в мгновенно оживший костер и спросил Хастона:

— Зачем вы его отпустили?

Тот пожал эбонитовыми плечами:

— Ему сейчас одному побыть надо. Позвонить и из кемпинга можно было.

— Да, — согласился Джордж. — Одному. А как ваши дела? Про деда вашего нам Пьер рассказывал. А отец?.. Чем занимается?

— Ничем, — хмуро ответил Хастон. — Как пропал десять лет назад, так до сих пор — ни слуху, ни духу.

— Где пропал?! — не понял Барсукофф.

Дик снова пожал плечами:

— Никто не знает. В одно прекрасное утро пришли из ФБР, пригласили на консультацию и… Все. Исчез человек. Не стало.

— Но вы же что-нибудь…

— Ничего мы не делали. Отец что-то предчувствовал. Оставил матери записку, чтобы мы уезжали из Карлсбада. Мы там тогда жили. Хотя, — Дик бросил задумчивый взгляд на Джорджа, — после исчезновения отца жизнь наша как-то налаживаться начала. Меня не трогали, хоты было за что. Массачусетский университет без проблем закончил. Правда, во Вьетнам загрохотал. Ну, ничего. Отвоевал, как положено. Медаль вот имею. С Джоном только с год назад в НАСА встретились. До этого не переписывались даже.

Помолчали.

— Как там, во Вьетнаме? — кашлянул Барсукофф.

— Душно, — потер Дик горло. — И жарко.

— Да, — снова согласился Джордж, — душно. — Ему явно чего-то не хватало. — А чем сейчас занимаетесь? Джон упомянул что-то насчет ЭВМ.

— Да неплохая идея. Объединить их все в одну сеть. Чем только это закончится, не знаю. Ситуация неясная. Мы ведь по другому пути пошли.

«Мы, — понял Барсукофф, — это Хастоны, Арданьяны и… Должны были быть еще Барбикены, но…»

— Вот хотим сейчас этот новый путь промоделировать, — Дик запнулся, — на комплексе. Джон, кстати, еще ни разу там не был. — И вдруг блеснул белками глаз на Джорджа. — Присоединяйтесь.

Тот внезапно ощутил жгучую волну, прошедшую через его тело. Даже горло перехватило. И сердце. До боли перехватило. Но умирать почему-то расхотелось.

— Спасибо, — откашлял тугой ком, — обязательно присоединюсь.

Джордж поднял голову, чтобы предательская слеза не выкатилась из глаза, и сквозь дрожащую пелену взглянул на лунный диск. Тот тоже дрожал, словно окончательно решил сорваться с небес на эту грешную землю. И боялся этого.

— Вы ведь сейчас при Пентагоне работаете?

Дик молча кивнул головой.

— Не слышали, когда ваши недоумки — вы уж извините, что я так неуважительно о вашем начальстве! — начнут Луну бомбами забрасывать?

— Не понял! — резко выпрямился Хастон.

Джордж отвел взгляд от серебристого шара, парящего в пространстве, и вдруг осознал, что это — последнее, про что он должен рассказать Дику. Про причину, из-за которой он решил уйти из НАСА.

— Как вам известно, — начал он, — два года назад был подписан очень важный международный договор. А именно — договор о нераспространении ядерного оружия. Мол, хватит, наигрались. Если следовать логике, то следующим шагом должно быть если не запрещение, то хотя бы ограничение всех ядерных испытаний. Но испытывать новое оружие ведь надо где-то! Надо ведь, Дик?

Тот машинально качнул головой.

— В общем, чтобы опередить эти события, у наших умников из министерства обороны и окружения президента возникла идея возродить проект А119. Не слышали о таком?

Дик снова мотнул головой. Но теперь осмысленно, хоть и отрицательно.

— Проект А119 разрабатывался на переломе пятидесятых и шестидесятых годов. А суть его заключалась в том, чтобы вынести испытания ядерного оружия в космос. Более того. Чтобы боеголовки не тратили своей энергии на подсветку и обогревание пустоты, взрывы решено было производить на поверхности нашего естественного спутника.

И Барсукофф снова посмотрел на спокойно сияющий матовый диск. Хастон проследил за направлением его взгляда и напряженно выдавил:

— Ну и чем же все это закончилось?

Барсукофф пожал плечами:

— Если иметь в виду настоящее время, то мне недавно было предложено войти в эту, — он ткнул пальцем вверх, — программу. Но желание таковое у меня совершенно отсутствует. Почему бы тогда не начать бомбардировку Венеры? Или Марса? В целях, так сказать, разработки и усовершенствования. — Джордж сделал короткую злую паузу. — Что же касается времен минувших… То, как мне стало известно из неофициальных источников, было предпринято две попытки запуска ракет. Обе закончились в определенной степени неудачно. Да, ракеты взрывались. Но взрывались они на орбите. Лунной орбите. И самопроизвольно. Если бы Луна была живым существом, то могло бы показаться, что она возмутилась. Или насторожилась.

— Да. Насторожилась, — эхом, как недавно сам Джордж, отозвался Хастон. — Теперь кое-что становится понятным.

— Что «понятным»? — внимательно посмотрел на него Барсукофф.

— Кое-что, — думая о чем-то своем, ответил Дик. И Барсукофф понял, что они дошли до той грани, за которую его не пускают. Пока не пускают.

Со стороны яхты послышалось приглушенное стрекотанье мотора. Кто-то катался на катере по ночному заливу. Возле палатки раздался тихий шорох. Джордж взглянул туда и испуганно вздрогнул. Из темноты на него смотрели ярко-красные бусинки чьих-то глаз. Словно там приготовился к прыжку маленький злобный дьяволенок.

Барсукофф резко вскочил с места. Даже в пояснице что-то хрустнуло.

— Дик! Там что-то…

Хастон бросил невнимательный взгляд в сторону палатки и внезапно улыбнулся, блеснув белыми зубами:

— Не обращайте внимания. Это — маленькая банда местных бродяжек. Вдвоем работают. Енот и скунс. У нас там пакет с мусором стоит. Так они проверять его приходят. Мы их не трогаем — пусть веселятся. Да и сами понимаете — скунс, он парень серьезный. И вонючий ужасно, если что не по его получается.

Стрекотание мотора в заливе смолкло. Джордж медленно сел, неуверенно ерзая на песке и настороженно поглядывая в сторону палатки.