– А как поймают? – спросил Путята. – Сам тысяцкий предупредил, что ходоков велит пороть до мяса.

– Волков бояться – в лес не соваться, – парировал Микула, человек прямолинейный и решительный.

Волосы на его груди кучерявились так густо, что казались продолжением бороды, а та едва не доставала до разбойных светлых глаз.

– Я с тобой, дядя, – сказал Неждан, прихлопнув кулаком жука. – Половина наших уже в Караси наведалась. Теперь облизываются, коты блудливые. Мы, что ли, хуже?

– В Караси не пойдем, – решил Микула. – И в Страхолесье тоже. Там уже взяли все, что можно было взять. Бабы жратву попрятали, скотину угнали. Чего там делать?

Путята деловито обнюхал указательный палец.

– Куда же нам податься? – спросил он, тем самым выразив свое единство с товарищами.

– Сам говоришь, что задницу надрать могут, – напомнил Неждан. – Не боишься?

– Новая кожа нарастет, – махнул рукой Путята. – А упущенного не воротишь.

– Верные слова, – одобрил Микула. – Выйдем затемно и сбегаем в сторону Киева. Туда другие не совались, будет чем поживиться.

– А как на дозор нарвемся? – озаботился Неждан.

Был он самым молодым из троицы, с сомовьими усами и чутким, подрагивающим носом. В дружину его забрали еще малолеткой, но это был его второй поход, и он считал себя опытным воином.

– Убежим, – ответил Микула. – Или попадемся. Как повезет.

Подумав, товарищи решили, что должно повезти. Да и напугаешь ли плетью людей, которым вскоре на поле брани выходить с дощатыми щитами и мечами плохонькими?

Повозившись и помечтав напоследок, все трое сжевали по яблоку и завалились спать. Каждому снилось что-то свое, да и жизнь у всех была своя, хотя сейчас многим казалось, будто она общая.

Проснулись, как и было уговорено, до зари. Выбрались из шалаша и, отойдя на край стойбища, помочились в три струи. Небо было уже не вполне черным, а темно-серым, с истлевающими на нем искрами звезд, будто тонущими в золе. Прохладные волны ветра пробегали по кустам, заставляя их шуметь и волноваться. Тени под ними были густыми и вязкими, как стоячая болотная вода.

Подтянув портки, Микула огляделся и потрусил вниз по склону холма, вовремя угадывая ловушки, готовые разверзнуться под ногами. Товарищи с трудом поспевали за ним. По знаку Микулы они застыли и взяли правее, чтобы обогнуть табун, выгнанный в ночное. Несколько коней очнулись от спячки и зафыркали, гулко переступая ногами, но сторожа их продолжали выводить носами и глотками свои незамысловатые мелодии. Было слышно даже, как кто-то заскрипел во сне зубами. Каждый звук отчетливо разносился во влажном воздухе.

Миновав лошадей, товарищи опять спустились в низину, перешли вброд дымящуюся речушку и полезли на горку. Край неба тем временем заалел, и в березовых ветвях завозились, роняя сучья, галки. Когда троица углубилась в лес, воздух посветлел, позволяя видеть землю под ногами, а потом и золотые полосы протянулись между темных стволов.

– Туда ли мы идем? – произнес Путята с сомнением. – Ни дорожки, ни стежки захудалой. Что найдем в чаще?

– Надо подняться обратно и пойти вдоль дороги, – предложил Неждан. – В лесу никто не живет.

– А вот мы поглядим, – отозвался Микула, не сбавляя шага. – Куда, по-вашему, молодухи из придорожных деревень подевались? В болото? Или, может, в реке сидят?

– И верно, – рассудил Неждан. – Добро и баб своих они в лес свезли и спрятали.

– Я дым чую! – заявил Путята через несколько шагов.

– Померещилось тебе, – отмахнулся Микула. – Нет ничего.

– Погоди. Повернись туда носом. Ну-ка, тяни носом. Чуешь?

Минуту или две товарищи топтались на поляне, стараясь определить точное направление. Потом Микула решительно полез через ельник.

– Тише ты, черт! – рассердился Путята. – Спугнешь добычу.

Они и впрямь чувствовали себя охотниками, подбирающимися к чуткому зверю. Руки машинально проверили, легко ли ходят клинки в ножнах, не провалились ли ножи в голенища сапог. Луки, копья и щиты остались в шалаше, ведь эти трое не собирались сражаться. Мечи были им нужны лишь на тот случай, если придется припугнуть кого-то или, допустим, заколоть в случае необходимости. Но зла встречным эти трое не желали. Если бы им сразу отдали все, чего они хотели, то они бы никого не обидели.

Чем дальше они пробирались, тем больше буреломов и упавших стволов попадалось на пути. Неждан не признавался старшим товарищам, что ему стало не по себе. Светлый лес, пронизанный солнцем, щебетом птиц и ароматом хвои, остался где-то позади. Теперь идущих окружала темная, неприветливая, молчаливо застывшая чаща. Обилие мертвых деревьев наводило на мысль о том, что живым здесь делать нечего. «Как на кладбище», – подумал Неждан и хотел было предложить повернуть обратно, когда налетел грудью на спину резко остановившегося Микулы.

– Ш-ш! – прошипел Путята, прикладывая палец к губам.

На небольшом взгорке среди толстых, почти черных стволов стояла такая же черная, гнилая с виду избенка с прорубью единственного окошка и замшелой крышей из хвороста. Это из нее тянуло дымом. Пространство между деревьями было заполнено сизым маревом.

– Пошли отсюда, – прошептал Неждан. – Тут ведьма живет. Обратит в мухоморы или ворóн, если сунемся.

Путята зачем-то присел, словно пригибаясь от стрел, и попятился.

– Дурни вы трусливые, – пробормотал Микула. – Баба молодая. Не видите, что ли?

Избушка настолько вросла в землю, что обитательнице пришлось выбираться из двери, как из норы. Единственным прикрытием ее наготы служили длинные черные волосы, свисающие прядями до живота и ниспадающие плащом на спину. Белизна кожи лесной жительницы была просто ослепительной. Грудь ее остро торчала в стороны, на теле ни волоска, живот гладко круглился.

От этого зрелища из глотки Неждана вырвался тонкий звук, похожий на нетерпеливый скулеж голодного пса, а Путята, по-прежнему пригибаясь, засеменил вперед. Микула удержал его за плечо и выступил первым. Он не прятался, потому что делать это было бесполезно: деревья стояли слишком далеко друг от друга, а кусты и папоротники на этой мертвой земле не росли.

Увидев непрошеных гостей, девка не сделала попытки бежать. Стоя на том месте, где застало ее появление мужчин, она смотрела на них, свободно опустив руки вдоль откинутого назад туловища.

– Нам бы водицы испить, красавица, – ласково и даже заискивающе пояснил Микула, когда их разделяло не более двадцати шагов. – Заплутали мы. Второй день по лесу кружим.

– Врешь, – сказала она, глядя на него немигающими глазами. – Вы недавно здесь.

– Пусть недавно, – согласился Микула, медленной поступью продвигаясь вперед. – Но пить охота. Есть дома вода?

– В доме покойница, – сказала девка. – Уходите. Не мешайте.

– Попьем – и сразу уйдем, – пообещал Микула.

Расстояние между ними сократилось вдвое. Товарищи тоже не отставали, постепенно расходясь в стороны на тот случай, если доведется начать облаву. У Неждана дрожали и слабли коленки. Путята шумно дышал носом.

– Угорел кто? – заботливо поинтересовался Микула. – Чада вона сколько! Весь лес задымила.

– Духов отгоняла. Разве не видите, сколько их здесь?

Девка повела по сторонам глазами. Кроме нее, никто ничего не заметил. Зато вблизи стали отчетливо видны синие рисунки и письмена на ее плечах, животе и ляжках. Волосы на голове девки были скреплены чем-то очень похожим на ребро небольшого зверька.

«Или дитяти», – подумал Неждан. Ноги его уже не просто слабли, а отказывались идти. Путята тоже мялся, не решаясь продвигаться вперед. Один только Микула не робел и находился уже в пяти шагах от жертвы.

– Стой! – сказала она.

– А то что будет? – ухмыльнулся он, не считая нужным прикидываться дальше.

– Заколдую, – предупредила девка.

– Ври больше! – Засмеявшись, Микула быстро приблизился, схватил ее за руку чуть выше локтя и притянул к себе. – Ох и горяча! Погреешь меня?

– А ты точно хочешь?

Неждан вздрогнул от неожиданного порыва ветра, который промчался по верхушкам деревьев. Небо над ними было не синим, а свинцовым. Земля, листва, мох – все вдруг потемнело. Но ни грома, ни молний не было, и дождь тоже не шел.