© Майдуков С. Г., 2019

© Depositphotos.com / Aaron_Amat, обложка, 2019

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2019

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2019

В княжеский терем набилось столько народу, что не пройти, не продохнуть. Олег, подобно всем окружающим, делал постное лицо, супился, а сам не мог дождаться, когда можно будет вырваться на простор и свежий воздух.

Он был самым молодым из присутствующих родичей новгородского князя. Ему было всего три года, когда Рюрик с братьями пришел в эти земли и стал править ими, но ему все еще чудилось, что, выглянув из окна, можно увидеть морские дали, а не скучную речку, теряющуюся в зелени лугов и лесов. Однако от родного языка он успел отвыкнуть, забыл свое прежнее имя Хельг и не называл князя ярлом, как это иногда делали старшие. Ему было двадцать. В таком возрасте память коротка, потому что жизнь впереди длинная и выглядит куда заманчивее того, что уже было.

«Когда уже это все закончится? – думал Олег нетерпеливо. – Надоело пуще горькой редьки».

Тем самым он как бы желал дяде преставиться поскорее, но на самом деле это было всего лишь инстинктивное стремление очутиться на свободе, подальше от фальшивой скорби и алчной ревности, которыми был пропитан здешний воздух. В предвкушении смерти князя Рюрика его покои были заполнены не только местной, но и приезжей знатью. Воеводы, старейшины, волхвы, бояре, купцы да и просто житые люди высокого рода набились в терем так плотно, что свечи угасали в их тяжелом дыхании, а приглушенные голоса жен их и дочек шелестели, подобно осеннему дождю, который как зарядит с вечера, так не прекращается до утра.

Но пора дождей закончилась. Была зима. Самую темную и долгую ночь выбрал Рюрик для своего ухода.

Чтобы сдержать зевок, Олег стиснул зубы и натужно перекосил рот, обрамленный первой шелковистой порослью, которую разве что ребенок назвал бы бородой. В этот момент его окликнули, и он растерянно захлопал глазами. Великий князь Рюрик призывает? Почему вспомнил он про Олега в свой смертный час? Зачем призывает к себе племянника?

Разумеется, вслух эти вопросы не задавались. Олег молча двинулся следом за посланником, уверенно пробирающимся сквозь толпу. Оставалось лишь идти за ним, не отставая. Они пересекли расступившуюся толпу и стали подниматься по лестнице, слишком узкой для такого скопления людей. Только малая часть их состояла в родстве с Рюриком. Варяги растворились среди чуди, ильменей и кривичей, подобно тому, как сахар растворяется в воде, придавая ей совершенно новый вкус и не меняя ее внешне. Новгород лишь с виду казался тем же, каким был до того, как Рюрик взошел на престол и сел править, насаждая свою волю, свои порядки и законы. И, будучи его шурином, Олег не мог не испытывать гордости от осознания своей причастности к славному племени покорителей земель словенских.

Если кто стоял слишком вольно, мешая проходу, Олег таких намеренно задевал плечом или локтем, а то и давил отставленные ноги. Сонливость как рукой сняло. Что-то новое и неожиданное ожидало юношу в княжеской почивальне. Не стал бы Рюрик звать по пустякам, находясь на смертном одре. Это понимали все, и проход Олега сквозь толпу сопровождался приглушенным гулом, в котором уважение смешивалось с завистью.

Войдя в небольшую горницу перед опочивальней, он едва не задохнулся от густоты воздуха, настоянного на лечебных травах и отварах, которыми вот уже третий день пичкали Рюрика, надеясь поднять его на ноги. При виде Олега волхвы устремили на него уголья своих глаз и сблизили кудлатые головы, шушукаясь промеж собой. Стражи у двери скрестили копья перед гриднями, давая понять, что нужно подождать. Переборов желание распахнуть настежь единственное оконце, чтобы впустить свежий ветер, Олег стал ходить от стены к стене, пока не вспомнил, что точно так же ведет себя медведь, запертый в клети. Тогда он сел на лавку подальше от волхвов, расставил ноги, уперся в них кулаками и горделиво выпрямил спину. Всем своим видом показывал Олег, что он не чета здешнему люду, отдавшемуся викингам без боя. Не только Новгород, но и Смоленск, и Муром, и Ростов признали власть Рюрика. Хотя в ту пору Олег мог пройти под конским брюхом не пригибаясь, он чувствовал себя причастным к великому завоеванию и смотрел на местных свысока, оставаясь в душе чужаком.

Дверь опочивальни открылась, выпуская заплаканную Эфанду с маленьким Ингором на руках. Новгородцы уже прозвали его Игорем, и, в отличие от Олега, ему было суждено вырасти, не помня запаха моря и парусов на далеком горизонте.

– Отходит, отходит, – прошептала она, уткнувшись лицом в плечо брата. – Тебя хочет видеть, Олег.

Она была Рюрику давнею и верною женою, и ей было обидно, что он решил разделить последние минуты не с нею, а с ее младшим братом.

Игорь молча и серьезно смотрел на Олега, пытаясь запихнуть в рот кулак целиком. Его редко видели плачущим. Даже голодный, он предпочитал сердито требовать сиську, а не жалобно выпрашивать ее. Потрепав его по реденьким льняным волосикам, Олег вошел в опочивальню.

Рюрик был не жилец, это было видно по его восковому лицу с прозрачной, истончившейся кожей. Глаза запали, приобретя влажный лихорадочный блеск. Он поднял желтый костлявый палец и поманил шурина, после чего указал ему на место рядом. Олег опустился на колени подле ложа и взял холодную руку свояка в свои ладони. Собственный порывистый жест смутил его, и он хотел было отпустить руку, но Рюрик не позволил, ухватившись за пальцы, как за спасительные соломинки.

– Это Вадимов сын убил меня, – прошептал он. – Никому ни слова, а то сбежит или новую смуту затеет.

– Вадимов сын? – переспросил Олег недоуменно. – Гостомысл? Ты же сам сказывал, что застудился, когда сани в Лугу провалились.

Слова эти были вызваны растерянностью. Не успел Олег произнести их все, как уже понял, что князь говорит правду. Вадим Хоробрый был новгородским воеводой и в свое время поднял бунт против пришлых злыдней, как он называл варягов. Рюрик тогда действовал быстро и решительно, утопив бунтовщиков в их собственной крови. Мало кто из заговорщиков удостоился заточения в темницу или смерти легкой, не мучительной и не позорной, и, уж конечно, это был не Вадим.

– Простуда моя от булата отравленного, – отвечал Рюрик, жарко дыша и роняя голову на подушку.

– Как это? – еще сильней изумился Олег.

– Змея-изменщица меня коварством взяла. Девка красоты необыкновенной. Я ее в Ладоге присмотрел и на Подгорском зимовье поселил для утех во время охоты.

– Звать девку как?

– Забава. Только забавляться с нею недолго пришлось. Кинжалом меня в спину ударила, стерва. Рана пустяковая, да яд в нее попал. Нож отравленный оказался. В том Забава на дыбе призналась. Казнил ее и скорей домой, к знахарям. Не хотел, чтобы Эфанда про блуд мой прознала, вот и выдумал хворь…

Рюрик сообщал все это малыми порциями, делая частые передышки. Пока он замирал, собираясь с силами, Олег молчал, чтобы не сбивать его с мысли. Но один вопрос не давал ему покоя, и он спросил, когда рассказ подошел к концу:

– Откуда, батюшка, известно тебе, что злодейство Гостомысл задумал?

– Больше некому, – вздохнул Рюрик. – Пожалел злодейское семя, вот и пожинаю плоды. Ты мою ошибку исправь, Олег. Как помру, поезжай в Ладогу и изничтожь весь Вадимов род под корень.

Рюрик хотел сделать рубящий жест, но лишь уронил руку на одеяло. Желтизна ее была пугающей. Почитай, неделю Рюрик боролся со смертью, противопоставляя ей свою волю и жизненную силу, но теперь она брала свое и никто не мог помешать этому.

– Как же я заговорщиков одолею, когда у меня даже сотни своей нет? – нахмурился Олег.

– Все войско теперь твое. – Рюрик косо посмотрел из-под коричневого века. – Всю власть тебе отдаю.