– Старый-то, старый… У него, понимаешь, говорят, неплохие знакомства Наверху. Не знаю, чего он по сей день тут сидит, давно бы мог, наверное, перебраться куда-нибудь в столицы. Ну, да ладно, не об этом… Может, тебе к нему сходить? Вдруг, совет какой даст, он домовой бывалый. Да оно и просто познакомиться поближе лишним не будет, а то ты тут сидишь в своей «хрущёвке» как сыч, элементарных вещей не знаешь.

– Ладно, подумаю…

Фитун видел раньше пару раз Брандохлыста, но не вблизи, а так, где-то издалека и мимоходом. Харляк был домовым главной категории (так называлась высшая должность у простой служивой не́жити, дальше шли уже начальники разных мастей), причем служил он в этой должности уже лет пятьсот. Говорили, что ему неоднократно предлагали перевод в столицы на повышение, но он каждый раз отказывался. Также говорили, что были у него какие-то особые заслуги, но вот что это было конкретно, где и как он отличился, никто толком не знал. Ему вообще можно было уйти на заслуженный отдых уже лет сто назад, но он и с этим не торопился. Вот такой занятной фигурой был Харляк Брандохлыст среди домовых Октябрьского проспекта. Кстати, действительно – он ни разу не был ни на одном собрании, подобном тому, которое недавно закончилось, и это ему легко сходило с рук.

Прежде чем зайти в подъезд, Фитун неспеша прошелся по двору, оглядывая свою «хрущёвку» снаружи. Он старался каждый день раз или два обходить дом вокруг, смотрел, у кого какие окна открыты, кто чем на балконах занимается, не залез ли кто ненароком на крышу.

– Тебя чего-то долго не было, – к Фитуну подошел его дворовой Рушатник.

– Да вот, на собрании был… Достали уже! – сплюнул тот на землю. – Показатели им подавай, а у меня их кот наплакал.

– Да-а… Есть такое дело.

– Что, с вас тоже требуют?

– Не без этого…– и Рушатник, скривив физиономию, махнул рукой.

У дворовых в обязанностях было следить за тем, чтобы во дворе дома был надлежащий порядок – чтобы деревья да кусты росли целыми и невредимыми, травка зеленела, постройки всякие были в порядке и так далее. К людям им положено было относиться нейтрально – и не оберегать от всяких неприятностей, но и вред специально тоже не причинять. Главное – чтоб во дворе был порядок. Надо сказать, что не все домовые жили в мире и согласии со своими дворовыми, частенько они ругались, так как не сходились во взглядах на некоторые вопросы. Но у Фитуна с Рушатником разногласий не было. Они в своё время быстро нашли общий язык, и поскольку оба не вредничали и прав лишних не качали, то так и жили спокойно бок о́ бок.

– Тут сегодня один шалопай из двадцать второй квартиры на дерево залез, – Рушатник кивнул на стоящую неподалеку рябину, только-только набравшую цвет, – ну и чуть ветку не сломал. Та уже давай гнуться, вот-вот обломится. В общем, пришлось его спихнуть на землю оттудова, а то бы точно поломал её, паршивец. Я тебя сперва крикнул, но гляжу – нет нигде, вот и пришлось его…

– И чего с ним? – подходя к дереву, спросил Фитун. Возле рябины стоял насыщенный медовый аромат, по мохнатым бледно-жёлтым соцветиям ползали пчёлы, гудели в воздухе грузные шмели.

– С кем? С пацаном-то? Да ничего особенного… Так, ушибся немного, коленку поцарапал, да локоть. Поорал маленько, пока мать в дом не увела. Потом в доме ещё орал – через окно слышно было – наверное, йодом или зеленкой мазали.

Домовой с дворовым когда-то договорились, что если будут случаться подобные ситуации, то Рушатник сначала будет звать Фитуна. Тот всегда жалел людей, и особенно не любил, когда страдали маленькие ребятишки, расшибая себе коленки да локти. В доме он, естественно, сам по мере сил подстраховывал их, как мог: то коврик какой-нибудь пододвинет вовремя, то подушку незаметно подложит, а вот во дворе было сложнее. Да оно вовсе и не входило в его обязанности следить за тем, что во дворе твориться, но всё же с дворовым они договорились. Поэтому Рушатник обычно звал его, если собирался спихнуть на землю с дерева или хлипкого заборчика какого-нибудь особо ретивого пацана или девчонку. И если Фитун был поблизости, то он старался как-нибудь смягчить падение.

– Ладно, всем соломку не подстелешь, – философски заметил Фитун, – в следующий раз умнее будет. Нечего по деревьям лазить, да ломать их…

Войдя в дом, он сначала быстренько пробежался по квартирам, так сказать – оценил общую обстановку: не горят ли у кого свечи или иной открытый огонь, не бежит ли где вода без присмотра, везде ли закрыт газ, следят ли за детишками мамаши, ну и прочее по мелочи. Убедившись, что особых поводов для беспокойства нет, он поднялся на чердак и, усевшись у открытого слухового окна, стал смотреть на уже клонящееся к горизонту солнце.

В голову лезли разные мысли, в основном не веселые. Что-то менять кардинально в плане профессии, конечно, не лучший вариант. Здесь Загайщик тоже прав – к тем, кто сбега́л с одного места работы и просился на другое, относились с недоверием и подозрением. Одно дело, если тебя нужда заставила, как вот этих кикимор, оставшихся без своих домов, но совсем другое, когда ты сам с места на место бегаешь. Сразу вопросы начнутся: «Что? Тепленькое местечко ищешь? Трудностей испугался?» и всё в таком духе. Но просто оставаться равнодушным ко всей этой чехарде с показателями, завертевшейся год назад, у него не получалось.

Ладно – вопрос нагрузки в больших многоквартирных домах. С этим рано или поздно что-то придумают: введут должности квартирных, или из деревень домовых переманят, или вот кикимор таких на подмогу кинут. Да и хочешь, не хочешь, а надо под людей подстраиваться, если им в маленьких домиках не живется. Но вот эта система с показателями! Это уже реально был перебор… Если бы их просто считали, так сказать, для общей статистики, тогда ладно (впрочем, их и так считали последние триста лет). Но ведь они ещё соревноваться надумали – у кого больше! Сами стали газ в дома пускать, это надо же придумать! Скоро двери начнут ворам открывать, и тут же кирпичи им на голову сбрасывать – вот, дескать, какой я молодец, кражу предотвратил, полюбуйтесь. Ну не дурдом ли всё это?!

«Найти бы где-нибудь такое местечко, где нет этих «галочек-палочек», – мечтал Фитун, любуясь оранжевым закатом над сосновым бором за рекой. – Или уже всюду, наверное, пробрались эти Моздыли… Надо и вправду разыскать этого Брандохлыста, да познакомиться с ним поближе. Может, даст какой совет дельный».

После того, как солнце совсем опустилось за горизонт, и дом погрузился в полную темноту, Фитун ещё раз прошёлся по этажам. Затушил в сорок пятой квартире тлевшую в пепельнице сигарету: «От греха подальше… Уж лучше я заранее подстрахуюсь, чем ждать, когда огонь займётся, чтобы потом себе показатели зарабатывать. Нет, ну надо же до такого додуматься – самим детям спички подсовывать!» – опять возмущенно вздохнул он и покачал головой. В шестьдесят второй квартире на первом этаже прикрыл форточку на кухне, чтобы какой-нибудь недобрый человек не забрался внутрь, пока хозяева спят. Заглянул и в двадцать вторую, где на своей кровати безмятежно спал с забинтованной коленкой тот самый «шалопай», которого спихнул с рябины Рушатник. Как бы там ни было, но Фитун постепенно привыкал и к свой «хрущёвке», и особенно к её жильцам.

Спустившись в подвал, он растянулся во весь свой не очень большой рост на лежанке, сделанной им из двух старых полосатых матрасов, и подложил руки под голову. Уже засыпая, он подумал: «Завтра же выясню, где служит Харляк Брандохлыст. Схожу к нему обязательно, посоветуюсь чего делать».

Невысокого роста, но довольно крепкий и коренастый домовой, одетый в старый овчинный тулуп, вывернутый мехом наружу под тип шубы, стоял перед Фитуном и несколько сердито глядел на него, прищурившись на один глаз. Обут он был, не смотря на раннее лето, в старые, наверное, раз десять уже подшитые черные валенки. Это был Харляк Брандохлыст.