– А откуда вы всё это знаете, Лиза?

– Как – откуда?! – снова удивилась Элишка. – Это у нас все знают. Это же наша армия. Как же иначе?

Бог ты мой, да ведь она и в самом деле не знает, наверное, как бывает иначе, подумал Андрей.

– Андрей Андреевич, а можно, я вас тоже спрошу? – Элишка чуть порозовела и как-то даже умоляюще взглянула на Корабельщикова.

– Конечно, Лиза. Я с удовольствием отвечу – если сумею, – ободряюще улыбнулся Андрей.

– А правда, – вы в школе с Драконом за одной партой сидели? – выпалила девушка и окончательно покраснела.

– Истинная правда, – кивнул Андрей. – Вот только он с тех пор изменился – я прямо его не узнал.

– Невозможно поверить, будто Дракон когда-то учился в обычной школе, – задумчиво произнесла Элишка. – Я хотела бы себе это представить, но… Не получается. У меня такое чувство, словно он был с нами всегда.

– Вы ещё очень молоды, Лиза, – вздохнул Корабельщиков.

Невзирая на протесты Андрея, они пообедали «за счёт фирмы» в ресторанчике «У Чёрного Оленя», возле самой Марии пред Тыном, – Корабельщиков, увидев количество еды на тарелке, заявил, – он не Дракон, чем весьма рассмешил спутницу. Господи, ну почему же так вкусно, думал Андрей, запивая трапезу светлым ледяным, наверное, только что сваренным, пивом.

– Спасибо, – искренне поблагодарил Корабельщиков своего – свою? – «чичероне». – Мало того, что ужасно интересно и занимательно, так и ещё и язык чуть не проглотил. А вы, Лиза, – коренная пражанка?

– Я – да, – утвердительно кивнула девушка. – А мои прабабушка с прадедушкой, – после революции оказались сначала в Болгарии, а потом уже в Праге.

Он слушал Элишку и даже поддакивал, а мыслями находился совсем в другом месте. На то, что сделали они сегодня, – там, на рейде Дубровника, – можно решиться, только если тебе есть, кого защищать, подумал Андрей. Дракону – есть. Вацлаву – есть. А мне? Всем нам?!

– Пойдём, выкурим по сигаре и обсудим кое-что.

Вацлав поднялся и направился в курительную комнату. Майзель последовал за ним.

Здесь Вацлав опустился в глубокое кожаное кресло и жестом указал Майзелю на такое же – напротив. Тот сел, достал сигару, долго, со вкусом раскуривал её, пока Вацлав проделывал похожие манипуляции. Наконец, сигары устойчиво задымились, и первые облачка ароматного дыма исчезли под высоким потолком, проглоченные мощной и бесшумной вентиляцией. Глубоко затянувшись, Вацлав отложил сигару на борт массивной пепельницы рядом со своим креслом и закинул ногу на ногу.

Первым не выдержал Майзель:

– Величество. Что случилось? Не нравится мне твоя физиомордия. Почто холопу своему Дракошке монаршую немилость являешь?

– Пора кончать со всей этой сказочной бутафорией, Дракон.

– Та-а-ак, – протянул Майзель, резко откидываясь на спинку кресла. – Может, пояснишь? Заодно – расскажешь, что за вожжа тебе под хвост попала. Мы же ещё в самом начале с явным умыслом разделились: ты – беленький, я – чёрненький. Ты у нас – ясноглазый славянский богатырь в горностаевой мантии с багряным подбоем, а я – та сила, что вечно хочет зла и далее по тексту. Вот только жена твоя – не блондинка с лазоревыми глазами, но, учитывая мою шизанутость на данном типаже, это даже непло…

– Заткни фонтан.

Судя по тону, Вацлав и не думал шутить, и Майзель счёл разумным исполнить приказание.

– Обоснуй, – покорно кивнул он.

– Мы всё время отбиваемся, Дракон. Отбиваемся качественно, с выдумкой, с огоньком, – специалисты у нас очень квалифицированные. И всё-таки мы обороняемся. Это неправильно. Пора переходить в наступление. Мы не должны больше молча взирать на то, как их пропаганда смешивает нас с грязью. Мы не можем себе такого позволить.

– Дружище, самореклама никогда не была нашей сильной стороной, – покачал головой Майзель. – Ни твоей, ни моей, моей – так уж и подавно. Что ты предлагаешь? Я могу, конечно, поставить задачу перед информационными структурами, но мне моя задница намекает, подсказывает – совсем не об этом речь.

– Нет, не об этом, – утвердительно кивнул Вацлав. – Нужен нестандартный, нетрадиционный ход. Выпад – как удар шпагой. Прямо в сердце.

– До начала «Тропы» ещё, как минимум, год. Подготовка идёт полным ходом, но ни к понедельнику, ни даже ко дню твоего августейшего тезоименитства запустить всё не получится. И я, хоть убей, не припомню, чтобы ты когда-нибудь требовал приурочить эпохальные вещи непременно к указанным датам. Люди работают на пределе своих сил и возможностей, и тебе это известно не хуже, чем мне.

– Я понимаю, Дракон, – сегодняшнее утро выбило тебя из колеи. Поверь, – меня тоже. Но я, хоть убей, не припомню, – передразнил Майзеля Вацлав, – когда ты последний раз переставал соображать, даже в такой ситуации. Что с тобой?

– А можно без шпилек? – разозлился Майзель. – Что у тебя на уме?! Выкладывай!

– Вообще-то, это не я придумал, – примирительно поднял руку Вацлав. – Это Марина.

– Ах, вон что, – хмыкнул Майзель. – А воплощать её выдумку ты хочешь мне поручить?

– Не совсем, – уклончиво возразил король. – Но поучаствовать тебе, Дракон, всё же придётся.

– Ладно, – Майзель глубоко затянулся и с силой выдохнул дым через ноздри. – Раз Марина не решилась самостоятельно озвучить свою идею, это наверняка нечто невообразимо чудовищное. Кстати, как она?

– Веселится и хохочет, – рявкнул Вацлав. – Будто кто её щекочет.

– Правильно цитируешь.

– Ну, с кем поведёшься.

– Так почему Марина перепоручила тебе меня охмурять?

– Марина срочно вылетела в Белград, к Милице, а дело не терпит отлагательств, – отрезал Вацлав. – Идея проста. Необходимо написать о тебе.

Майзель расхохотался.

– Хватит ржать, – Вацлав сердито ткнул сигару в пепельницу.

– Действительно, – напуская на физиономию серьёзную мину, с готовностью подтвердил Майзель. – Ты прав. Обо мне в последнее время редко пишут. Но, полагаю, написать – это как-то не слишком масштабно. Да и не читают обыватели нынче книжек. Надо снять кино, величество. Давай Спилбергу позвоним. А меня пускай Аль Пачино сыграет. Увеличим его раза в три спецэффектами – получится довольно похоже.

– Закончил? – спокойно осведомился Вацлав. – Выпустил пар? А теперь, будь любезен, заткнись, наконец, и послушай. Дело не в том, что напишут. Дело в том, кто.

– И кто же?

– Елена Томанова, – Вацлав оглядел превратившегося в соляной столб Майзеля и удовлетворённо констатировал: – Завис. Ну, перезагружайся.

– Величество, – почти прошептал оживший Майзель. – Марина – вот столечко, буквально самую чуточку, – он свёл и развёл большой и указательный пальцы на пару миллиметров, – однако, окончательно, всё-таки, спятила.

– Ты читал «Ярость пророка»?

– За кого ты меня держишь?! Разумеется!

– И что скажешь?

– Я думал, друзья-интеллигентишки разорвут её на части. Впрочем, даже на это у них не хватило пороху. Так, вякнули что-то – и смолкли.

– Когда умные и великодушные люди, несмотря на весь свой ум и великодушие, начинают вдруг осознавать очевидное, – это радует меня несказанно, – усмехнулся Вацлав. – О книге мне доложил Михальчик, а прочесть заставила Марина. Признаюсь, я удивлён. И содержанием, и посылом, и теми чувствами, которые за ними стоят. Возможно, она действительно многое поняла, провалившись в это средневековое дерьмо по самые брови. Я распорядился пока не выпускать её из Короны.

– Понимаю, – кивнул Майзель. – Ты хочешь так её разозлить, чтобы она совершенно слетела с нарезки.

– Я не хочу её потерять.

– У Михальчика есть основания для подобных рекомендаций?! – напрягся Майзель.

– Конкретных – нет, но ты знаешь Михальчика. И это прекрасный повод.

– Для чего?!

– Скоро узнаешь, – несколько зловеще посулил Вацлав. – Дракон, пойми: больше нельзя молчать. Были времена, когда твоя персона нуждалась в зловещем антураже готической сказки. Мы хотели напугать наших врагов, и у нас получилось. Но заодно мы и друзей напугали. Или тех, кто мог быть нашими друзьями. Кто должен был быть. Продолжая играть в эту сказку, мы совершаем ошибку. То есть – хуже, чем преступление. Нужно открыть карты. Открыться. Но сделать это мы можем лишь перед теми и с помощью тех, у кого есть совесть и честь. А она – не просто честная, друг мой. Она – сумасшедшая. Абсолютно. Если она поймёт и почувствует, то расскажет об этом так, что заткнутся все – если не навсегда, то очень и очень надолго. Она нужна нам. Она приведёт за собой тех, у кого ещё осталась хоть капля разума и отваги.