– И даже на чашку кофе не заглянешь? – улыбнулся Андрей.

– Нет, – отрицательно помотал головой Майзель. – Тебе действительно следует отдохнуть, Дюхон. А на кофе я к тебе завтра загляну. То есть уже почти сегодня.

Двери лифта сомкнулись за ним, и Андрей остался один. Вздохнув, он с некоторой опаской положил руку на сканер.

Внутри «персонального» лифта имелся такой же точно сканер и красная круглая клавиша тревоги – больше ничего. Скептически хмыкнув, Корабельщиков повторил жест, к которому уже начал привыкать. Кабина ухнула куда-то – как ему показалось, вниз и немного вбок – и двери распахнулись прямо в приготовленные для него апартаменты.

– Добрый вечер, Андрей Андреевич, – едва переступив порог, услышал Корабельщиков знакомый голос. – Приветствую вас в Праге. Меня зовут Божена. Если вам что-нибудь понадобится, можете обратиться ко мне по имени и сообщить, что я могу для вас сделать. Приятного отдыха!

Чёрт тебя возьми, подумал Андрей, впрочем, без всякой досады. Апартаменты тянули на пять полновесных звёзд – гостиная, обставленная удобной мебелью, огромный плоский телевизор, спальня, ванна, в которой можно было вольготно расположиться втроём, туалет, кухонная ниша с холодильником и прочими атрибутами. Постельное бельё оказалось шёлковым, а махровый халат и полотенца – удивительно приятными на ощупь.

Приняв душ, Андрей вышел в гостиную и несколько растерянно осмотрелся: телефона, по крайней мере, привычного аппарата, он не увидел. Несколько секунд постояв в нерешительности, он громко спросил:

– Могу я позвонить домой?

– Конечно, Андрей Андреевич, – мгновенно отозвалась машина. – Произнесите, пожалуйста, номер по цифрам, связь будет установлена.

Фантастика какая-то, почесал в затылке Корабельщиков. Он продиктовал номер и сразу же услышал гудок вызова. Кажется, Татьяна сняла трубку, не дождавшись его завершения:

– Привет, Андрюша. Всё в порядке?

– Да, всё нормально, – поспешил заверить её Андрей, вертя головой в поисках динамиков и микрофонов и не находя ничего похожего. – А вы как?

– Нормально. У тебя точно всё в порядке? – подозрительно спросила Татьяна. – Голос какой-то… Объёмный. Ты откуда звонишь?

– Из гостиницы, – почти не слукавил Корабельщиков. – Всё по плану, ты не волнуйся. Сонька спит?

– Еле утолкала, – вздохнула Татьяна. – Ты же её знаешь: а где папа, а когда он приедет, а к кому, а куда, а зачем.

– Ладно, ладно, – улыбнулся Андрей. – Не впервой. В понедельник утром вернусь, не скучайте.

– Нам некогда, – отрезала Татьяна. – Спокойной ночи, Андрюшенька.

Его всегда поражала способность Татьяны чувствовать его настроение и прекращать разговор, избегая ненужной болтовни, именно в тот момент, когда Андрею этого очень хотелось. Даже уезжая на несколько дней, Андрей всегда отчаянно скучал по своим девочкам – ещё и поэтому он всегда с облегчением возвращался.

Утром, выйдя из ванной, Андре обнаружил экран в гостиной включённым, а на нём – физиономию Майзеля:

– Привет, Дюхон. Как спалось?

– Отлично. Ты мне точно ничего не подсыпал?

– Нет, – рассмеялся Майзель, – я просто тебя ухайдокал вчера, как цуцика. Так ты меня пригласишь на чашку кофе, или так и будем через телек беседовать?

– Конечно, приходи, – засуетился Корабельщиков. – Я…

Продолжить он не успел – Майзель уже материализовался в гостиной:

– Божена! Континентальный завтрак на две персоны!

Корабельщиков усмехнулся:

– Все твои паровые машины зовутся Боженами? Или это одна система?

– Это искусственный интеллект на базе распределённой сети. Централизованная система – зло, Дюхон. В случае чего сеть гораздо живучее. А что, тебе имя не нравится?

– Нет, отчего же, – Андрей испытующе взглянул на Майзеля. – Нравится. И голос нравится. Очень. Она тоже – снегурочка?

– Кто?!

– Божена. У тебя с ней роман?

– Нет, – на лицо Майзеля как будто облачко набежало, но тут же исчезло. – Врать не стану – мы были близки. На самом деле, из всех живущих сегодня на этом шарике женщин, у неё – самый потрясающий голос. И я очень люблю его слышать вокруг себя.

– Только в голос можно влюбиться без памяти.

– Вот поэтому она замужем, а я – слушаю её голос.

– И ты вот так вот взял – и отошёл в сторону?

– Да.

– Почему?!

– Я Дракон, а не пакостник, – с мягким укором пояснил Майзель. – Люди, которые мне дороги, обязаны быть счастливыми. У них нет выбора в этом смысле.

– А с тобой – что могло помешать ей стать счастливой? Чего ты не смог бы ей дать? – недоумённо спросил Андрей.

– Себя. А ей больше ничего не нужно. Все женщины одинаковы, Дюхон.

– А мужчины?

– Ну, – и мужчины, пожалуй, тоже.

– Человек не может быть один, Дань.

– В наши трудные времена человеку нужна жена, нерушимый уютный дом, чтоб от грязи укрыться в нем, прочный труд и зелёный сад, и детей доверчивый взгляд, – да-да, Дюхон, всё именно так. Если ты помнишь, Коржавина именно я тебе доставал. Но речь-то – о человеке, дружище. А я – Дракон. Дракон должен – и может – быть только один. Иначе – какой же это Дракон?

– Ты невыносим, – Корабельщиков сердито отложил вилку. – Какой ещё дракон?! Это же роль в спектакле! А жить ты когда собираешься?!

– А вот тут ты сильно, серьёзно не прав, – Майзель погрозил ему пальцем. – Я очень интересно живу. Короля по плечу похлопываю, да не одного, а целую роту. И вообще – что хочу, то и делаю. Это чертовски важно, дружище – иметь возможность делать именно то, что хочешь.

– Согласен. И я делаю, что хочу.

– Точно?

– Ты это о чём? – подозрительно уставился на Майзеля Корабельщиков.

– Да так, обо всём, в целом, – Майзель произвёл обнимающий жест. – Ты ешь, ешь, подкрепляйся.

– А ты договаривай, раз начал.

– Я договорю, когда увижу, что ты готов, – возразил Майзель. – Пока ещё нет. И не спорь лучше. Голову откушу. Что спросить-то хотел?

– У тебя в самом деле никого нет?

– Эк тебя разбирает, – поморщился Майзель. – Есть, нет – это неважно, пойми. Столько дел – а ты антимонии разводишь.

– Так есть или нет?

– Ты что, женить меня собрался?!

– Я не хочу иметь дело с психом, Дань. Я к этому очень серьёзно отношусь, ты уж поверь. У тебя как будто раскалённый стержень внутри, ни минуты покоя тебе не даёт. И знаешь – это заметно. Может, те, кто давно рядом с тобой, и привыкли, а я – нет. И не желаю привыкать.

– Всё-таки я в тебе не ошибся, – явно довольный, Майзель откинулся на спинку стула, – и как-то поутих, по крайней мере, Андрею так показалось. – Ты мне один давнишний разговор напомнил, с мельницким ребе.

– Зачем ты его сюда приволок? Ты же во всё это не веришь.

– Я?! – изумился Майзель. – Опамятуйся, пан Онджей. Да я с Вацлавом чуть вусмерть не поцапался, когда он решил завести себе настоящих ручных хасидов.

– Так это не твоя идея?! – ответно удивился Корабельщиков. – А Вацлаву они зачем понадобились?

– А вот когда он мне объяснил, зачем, я и махнул рукой. Вацлав – стратег, у него ходы на сто лет рассчитаны.

– Попутчики мои в самолёте, москвичи, обсуждали – якобы Вацлав дворец себе в Иерусалиме строит. Это правда?

– Правда, – утвердительно кивнул Майзель. – Только это, понимаешь ли, не совсем дворец. Это крепость – современная, конечно – из которой он будет контролировать Восточный Иерусалим. И Святые места, или как там это у боговеров называется.

Андрей поскользнулся ножом в тарелке:

– Ни фига себе. Как?! А израильтяне?!

– А это уже ребе уладил. Как – не спрашивай. Я к этому проекту не прикасался, даже технически. Ребе такое условие поставил – чтобы духу этого апикойреса[21], то есть меня, там не было.

– А Вацлав?!

– Вацлав – не еврей, и он – король, Дюхон. К нему подход совершенно другой. Ребе, понимаешь ли, вроде тебя, упрямец – не верит, будто я Дракон. Думает, я еврей. А что должен делать еврей, согласно единственно верному учению? Он должен бубнить Тору с утра до вечера, а с вечера до утра – делать ребе новых евреев. А я чем занят? Ерундой какой-то. Ребе – очень славный старик, но некоторых вещей понять ну никак не желает. Упрямый, как осёл.