– Расчёт на месте, – покрутил головой Андрей.

– Ну да, – пожала плечами пани Геллер. – Это наш принцип во всём: сказал – сделал.

– Наш, – вздохнул Андрей. И поднял глаза на собеседницу: – Спасибо, Галина. Я обязательно уложусь в оговорённый бюджет, поскольку он давно до копейки просчитан.

– Прекрасно, – лицо Галины снова осветилось улыбкой. – Надеюсь, вы меня пригласите на конференцию?

– А вы сомневаетесь?!

– О-о, – протянула Татьяна, увидев физиономию Корабельщикова, входящего в комнату, и отложила студенческие работы, которые как раз проверяла. – Что за вид! Ты победил, или тебя победили? Или, как говорил товарищ Сталин, оба хуже?

Вместо ответа Андрей достал из кармана всё ещё запечатанный конверт, вручённый ему Галиной, и молча протянул его жене, кивнув – открывай.

Татьяна, нахмурившись, вскрыла пакет. На диван упал прозрачный, с узнаваемой голограммой, пластиковый прямоугольник «MCard»: так теперь называлась платёжная система – бывший «МастерКард», перекупленная, судя по всему, Майзелем, и молниеносно заткнувшая за пояс и «Визу», и «Америкэн Экспресс». Буква «М» была такой же, с «хвостиком», как и эмблема на телефоне пани Геллер. Мефистофель, подумал Андрей, люди гибнут за металл.

– Остановись, мгновенье, ты прекрасно, – словно прочитав его мысли, пробормотала Татьяна. – Это как понимать?

– Это понимать так – конференция состоится по полной программе.

– Да, – после некоторого молчания произнесла Татьяна. – Вот так скорость у нашей короны. С такой, кха, гм, «бюрократией» – ничего удивительного, что они скоро на Марсе города строить начнут, а на Луну на лифте ездить. Батюшки-светы! На твоё имя?!

– Сервис, Танечка. По высшему разряду.

– Хочу на Канары, – заявила Татьяна. – За столько лет мучений с тобой, Корабельщиков, – я определённо заслужила. Почему ты пятьсот тысяч не попросил, а? Сознайся, ведь только тридцатку попросил – ровненько, чтоб копеечка к копеечке. Савонарола ты! Глаза б мои на тебя не глядели, – Татьяна приподнялась на цыпочки, обняла Андрея за шею и крепко поцеловала в губы. – Как чудесно, Андрюша. Ну, рассказывай скорей, я же лопну от любопытства сейчас!

Выслушав его повествование, Татьяна только вздохнула:

– А тебе не кажется, что они заранее решили всё насчёт тебя?

– Насколько заранее? За восемь часов с той минуты, как я набрал сто один? А досье? Танечка, таких скоростей не бывает! У них там что, принтер для кредитных карт стоит, в посольстве?! Или её ракетой из Праги прислали? Ради того, чтобы мне тридцать тысяч долларов передать? Хочешь честно? Я по-прежнему ничего не понимаю.

– Хотела бы я знать, кто этот человек, устроивший такую заваруху. Весь мир перетряхнуть, все карты перекроить, всех с ног на голову поставить…

– Или, наоборот – с головы на ноги, – буркнул Корабельщиков. – Действительно, настоящий Люцифер – творит, что хочет, и где хочет. Даже тут. Просто перешагивает через то, что кажется нам стеной от земли до неба.

– Почему – Люцифер?

– А, – махнул рукой Андрей. – О нём такое рассказывают! Будто он не спит никогда вообще, и будто он оборотень самый настоящий – недаром никогда на публике не показывается, и что живёт он в башне Староместской ратуши в Праге, и что может одновременно в нескольких местах появиться. Ну, о том, что он всех и вся на корню скупил и всеми вацлавами, александрами и прочими михаями как хочет, вертит – так вообще все уши прожужжали.

– А это так?

– Судя по тому, что я узнал от пани Геллер – и так, и не так. Если даже один процент из тех небылиц, что вокруг него клубятся, правда – он действительно исторический персонаж совершенно небывалого масштаба. За десять лет создать космическую державу в центре Европы?! Немыслимо! Но это, Танечка, городская легенда, которую можно потрогать – только руку протяни. Чтобы за такой срок такую молодёжь вырастить и воспитать – нужно быть и богом, и чёртом, и Драконом, и неизвестно чем ещё, и всё это – сразу!

– А почему, кстати – Дракон?

– Так говорят же – оборотень, только не волком оборачивается, а драконом. Настоящим.

– Господи боже, какая чушь.

– Кто знает, Танечка. За эти годы столько всего небывалого случилось – кто знает, на самом-то деле.

– А рекламу эту сняли уже, – задумчиво произнесла Татьяна. – Я в универе поспрашивала – осторожненько так, сам понимаешь, – да, говорят, видели, дня два или три тому назад появилась, – на всех въездах и выездах городских, на вокзале, на Немиге, на главных проспектах, на Комаровке. А сегодня – пустой стенд.

– Интересно, кто-нибудь ещё позвонил? – криво усмехнулся Корабельщиков.

– Если и позвонили, то не скажут. Пока – не скажут: я ведь тоже никому не сказала.

– Не моего же звонка они ждали, чтобы рекламу убрать?!

– А тебе хочется узнать это наверняка?

– Не знаю. Не уверен.

– Вот и занимайся тем, в чём ты уверен. Реализовывай свою программу. Они-то, похоже, закончили. Программа выполнена – реклама свёрнута.

– Какая программа? – не понял Андрей.

– «Купляйце тутэйшае», – ухмыльнулась Татьяна.

– Понятно, – кивнула Труди, не отрывая взгляда от дороги. – Он здесь, сегодня утром свалился, как снег на голову, – видимо, знал, что ты приезжаешь.

– Кто? – удивился Корабельщиков.

– Дракон.

– Что?! Как… Дракон?! Сам?!

– Представь себе.

– А… При чём тут я?!

– Анри, не прикидывайся дурачком, – Труди бросила на Корабельщикова сердитый взгляд. – Две недели назад к нам нагрянула представитель «Коруны» на юге Германии, какая-то Рушшкофф – с этой вот машиной и банковской картой на имя Лиги и Юлиуса, с полумиллионным депозитом. Красавица – глаз не оторвать! Неужели ваши славянки все такие? И – с улыбочкой – заявила: мол, это привет от тебя. А сегодня обрушился Дракон.

Мозги у Корабельщикова проворачивались со скрипом – обычно я соображаю быстрее, разозлился он на себя. Дракон – «Коруна» – Мирослава Вишневецка собственной персоной с приветственным словом на той самой конференции – мгновенно нашедшие, о чём поболтать, Татьяна с Галиной – лучащийся от гордости Юлиус – и культурный советник немецкого посольства с перевёрнутым лицом, осознавший, какое мероприятие мог записать себе в актив, потратив какие-то жалкие двадцать тысяч евро. Понимая, что становится объектом чьих-то манипуляций, в которых заведомо не сможет разобраться, Корабельщиков разозлился ещё сильнее:

– А что ему от меня надо, он, случайно, не сообщил?

– Да что с тобой? – теперь уже с беспокойством посмотрела на него Гертруда. – Я бы на твоём месте только радовалась – он все твои самые сумасшедшие проекты в жизнь воплотит и даже не почешется!

– Если я ему нужен, то вовсе не для того, чтобы воплощать мои проекты, – пробурчал Корабельщиков. – Дракон просто не может ничьи проекты воплощать. Только свои. И я, и ты, и Юлиус, и все остальные – только затем ему и потребны.

– Может быть, ты и прав, – не очень уверенно отозвалась после паузы Труди.

– Какой он? – нетерпеливо повёл плечами Андрей.

– Занимает собой всё окружающее пространство, – подумав, заключила Труди. – На меня натуральный столбняк напал, когда он появился. Невероятный. Невозможно передать словами. Надо увидеть.

– Ну, вот, – вздохнул Андрей. – А ты говоришь – проекты. Какие там проекты ещё… Что он решил – то и сделает. А нас, как кирпичики, выложит. Но мягонько постелет, это ясно – удобно, наверное, будет кирпичиком в его архитектурной конструкции возлежать.

– Ты мне не нравишься, Анри, – с тревогой заявила Труди. – Очень не нравишься. Может, тебе сделать глоток коньяка? Там, в перчаточном ящике, плоская такая бутылочка, я для Юлиуса держу, – его вечно укачивает.

– Нет уж, я позже напьюсь, – хмыкнул Корабельщиков. – Думаю, поводов у меня теперь будет для этого предостаточно!

Переступив порог кабинета Брудермайера, Андрей, оторопев, застыл. Юлиус находился, как обычно, в своём уютном кресле, но на себя был совершенно не похож – весь какой-то расслабленный, сияюще-умиротворённый, а перед ним, прямо на столе, – у Юлиуса – на столе! – сидел и болтал ногой… Дракон.