— Киит, ты меня любишь? — протягивает светловолосая девушка со щенячьими глазами, глядя на парня.

— Конечно, Леся.

Не знаю почему, но меня начинают раздражать эти милости. Может, они вовсе и не друзья, а я тут уши развесила, и глаз от Никиты отвести не могу.

— Видишь, Майя, в этом мире только Кит меня любит. — На слова Леси Кит лишь грустно усмехается. — А ты меня любишь? — все ж спрашивает девушка и у меня.

Перевожу вопросительный взгляд на Никиту, который всем своим видом говорит мне ответить ей "да". Что ж.

— Конечно, я тебя люблю. — Говорю и пожимаю плечами. Странная девушка.

— Спасибо, ребят, — восклицает Леся и начинает медленно крениться в мою сторону, подозрительно опуская голову. Только хочу спросить ее, в чем дело, как девушка начинает дергаться в рвотных позывах.

— Твою мать. — Ругается Никита, оббегая барную стойку.

Благо девушка не успела вырвать прямо мне на платье, и теперь Никита буквально тащит ее на себе в туалет. Я вызываюсь помочь ему, но он лишь останавливает меня, произнеся "Я сам", поэтому остаюсь сидеть на жестком стуле дальше, подперев голову руками. Его слова показались мне резкими и категоричными, как будто если бы я пошла с ними, я сделала бы только хуже. Мне снова становится не по себе, как тогда, когда я только вошла, или даже хуже. Кораблик миновал знакомые ему дали, и теперь он снова вступает в воды, наполненные морскими тварями, готовых его растерзать.

Снова убеждаюсь в том, что зря я сюда пришла. Не следовало мне идти на поводу своего желания увидеть ребят. Я чужая и не могу влиться в их среду, только лишь захотев. Правду сказал Никита: мне действительно здесь не место. Я ведь "домашняя" девочка, никогда не шляющаяся по клубам, и вечера проводящая дома за книгой или компьютером. Все здесь кажется мне диким. Эти люди, неистово танцующие… да от них за версту пахнет потом и алкоголем, что хочется тут же выблевать съеденный завтрак.

На что я рассчитывала, идя сюда? Что мне понравится? Да, я чертова зануда, привыкшая к домашнему уюту, и боящаяся такой вот опьяняющей свободы. Но разве можно назвать этих людей свободными? Единственное слово, которое приходит мне в голову, глядя на них, — это "плен". Они сами держат себя в плену и истязают, раз за разом. Алкоголь, наркотики и прочие гадости — это и есть их кнуты, которыми они до крови избивают свое тело, до горького плача — душу.

Не хочу здесь больше находиться. Но я надеюсь, что с минуты на минуту придет Никита, мое спасение, и мы еще немного поговорим. Вспоминая его глаза и улыбку, непроизвольно располагающие к своему хозяину, мне кажется, что и ему здесь не место, даже в качестве бармена. Ему бы бежать отсюда, со всех ног и не оглядываясь. Кто знает, что эта угнетающая атмосфера может с ним сделать. Ведь массовое сумасшествие заразно, даже если ты будешь сопротивляться изо всех сил. Рано или поздно оно поглотит тебя, сделает из тебя зомби, сделает из тебя очередную потерянную душу.

Я смотрю на время и понимаю, что Никиты и Леси нет уже пятнадцать минут. Грустно вздыхаю, глядя на угол, за которым скрылись ребята и, не в силах больше ждать, ухожу.

Снова пробираюсь сквозь толпу, к выходу, к свежему воздуху, к другой жизни.

Вот и все.

Люди за все время своей жизни каждый раз с кем-то знакомятся, завязывают отношения, вступают в связи. Люди за все время своей жизни также и разрывают отношения, разрывают связи, закрывают двери. Мы все время кого-то встречаем, с кем-то расстаемся. Эти явления неизбежны, как рождение и смерть.

Но вместо того, чтобы принять то, что происходит со мной, как должное, я грущу. Грущу от того, что Никита оказался случайным человеком в моей жизни, с которым я, наверное, больше и не увижусь вновь. Что ж, значит так надо.

Еще одна потеря. Сколько таких еще будет в моей жизни?

Глава пятнадцатая

Два дня ничего не происходит. Кругом звенящая тишина и тотальное отсутствие людей рядом.

Мария куда-то запропастилась. От нее были лишь многочисленные пропущенные звонки, которые я благополучно не слышала, пока находилась в чертовом клубе. И вот уже два дня с того вечера она не берет трубку. Я писала ей сообщения, заходила на страничку в соцсети, но и там никто мне не отвечал. Смотрю на подаренную Марией фенечку, кручу в руках и размышляю: может я чем-то обидела ее? Странно. Я абсолютно не представляю, чем могла ее обидеть. И ведь даже спросить не у кого, где девушка и что с ней. Я даже не знаю, где она живет. А в университете каникулы. Надеюсь, с ней ничего страшного не случилось.

Следствие. Оттуда веет не просто тишиной, скорее обреченной пустотой. Потому, как и там дела совсем не продвигаются, как будто все застыло на месте. Отец частенько позванивает следователю, в надежде, что он что-то откопал, что хоть на шаг приблизит расследование к поимке убийцы, но каждый звонок завершается несчастным вздохом и понурым кивком головы. Ни-че-го.

Мне вспоминаются слова брата. Он ведь у меня почти юрист и постоянно по учебе сталкивался со всякими криминальными делами: то на судебный процесс отведут, то практику в прокуратуре проходит, откуда, кстати, можно много чего интересного узнать. И что же говорил Дима… А то, что раскрываемость дел в нашей стране практически нулевая. В основном дела об убийстве людей раскрываются в том случае, если их совершил какой-нибудь пьянчуга и то, по чистой случайности, если так можно назвать алкогольное беспамятство и бесконтрольность. Тогда-то следствию легко выйти на провинившегося преступника. Но что говорить об идеально спланированном убийстве? Конечно, с идеальностью я перегибаю палку, но все-таки. Если человек решил спланировать убийство и предусмотрел хотя бы основные моменты в своем грязном деле, то раскрыть преступление становится в разы тяжелее. А я не сомневаюсь, что тот, кто убил Диму, тщательно спланировал его убийство или по крайней мере точно знал, чего он хочет, пробираясь в питомник.

Это в американских фильмах и сериалах супер-крутые ребята за считанные дни находят преступника и сажают его в места не столь отдаленные. Наши же ребята, чаще всего "выходцы" из сел и деревень, ввиду доступности данной специальности, не могут и бревна в своем глазу найти. Главное для них — статистика, которую легко накрутить, благодаря скидыванию нераскрытых дел на какого-нибудь забулдыгу. Да, и такое тоже не сказки.

На самом деле, все в теории лишь идеально. Доблестные рыцари-милиционеры охраняют общественный порядок и государство от виновных посягателей; сажают преступивших закон в тюрьму по справедливости, и все счастливы и довольны. И я раньше так думала. Я считала, что все во внешнем мире правильно и честно, но когда подросла, то поняла, что верила лишь в сказку, которую мама читала мне на ночь. Сейчас же глаза у меня открыты и только я начинаю думать про внешний мир, полный зла, лжи и несправедливости, как мне тут же хочется отвернуться, зарыться в одеяло с головой и проспать до скончания веков. К моему глубочайшему сожалению, даже это сделать у меня не получится.

Ненавижу теорию. В университетах преподают лишь одну ложь. Преподаватели пускают в глаза студентов пыль, и лишь некоторые, не боящиеся, что их могут уволить за неподчинение системе, решаются выйти в своих рассказах за пределы теории и поведать несведущему студенту хоть кусочек правды. Но и таких преподавателей немного, так как чаще всего они просто пребывают в страхе. А работу сейчас не так-то просто найти. Да и идеологию государства поддерживать надо.

В конце концов, сидя дома на третий день, вымеряя шаги по комнате и размышляя, я решаюсь предпринять попытку поговорить с Колосовой Елизаветой, с темной лошадкой, которая незадолго до смерти Димы названивала ему. В мысли об этой девушке постоянно вклинивались мысли о Никите и его друзьях, которые я всеми силами пыталась подавлять. Что уж говорить: я по ним скучаю. Вернее, говоря, что я скучаю по ним, я вру себе, ведь скучаю я лишь по зеленоватым глазам, покрытым загадочной дымкой. Интересно, где Кит сейчас? Чем занимается? Откачивает вечно пьяную Лесю?