Глава первая
Эта история рассказывает нам о том, как наша жизнь может измениться в один момент; о том, что когда мы безгранично счастливы, мы не должны забывать одну простую вещь — кто-то может ворваться в нее и бесстыдно забрать то, чем мы больше всего дорожим.
***
Если вы ничего не знаете о семье неких Ильиных, то спросите у соседей — они наверняка скажут вам, что это прекрасная, счастливая семья. А если вы спросите, бывали ли они свидетелями ссор между домочадцами этой семьи, то услышите отрицательный ответ. Вы, наверное, очень удивились, потому что не верите своим ушам — какая же семья да без домашних ссор, пусть и не частых? Но такое явление бывает, поверьте. Сколько я себя помню, столько мои родители, мы с братом жили, душа в душу, всегда поддерживали друг друга. В нашем доме царил мир и гармония, всепоглощающая любовь друг к другу… Сейчас, рассказывая о моей семье, о маме и папе, о брате, о том, как мы были счастливы, нельзя не сглотнуть горький комок в горле и сквозь слезы продолжать эту историю. Ведь злодейка-судьба распорядилась именно так, как подобает всякой жестокой, легкомысленной и коварной девице, растаптывающей сердца своих жертв; так, как никто не ожидал.
Глава первая
Все началось банально: неловкие взгляды, смущенные улыбки, а вскоре скрещенные вместе пальцы и поцелуи в парке под аккомпанемент щебета птиц. Я не верила своему счастью, и каждый раз задавалась вопросом, за какие заслуги мне сделали такой подарок? Подарок, на котором сосредоточилась все мое существо и все то тепло, которое я только могла отдать другому человеку. Я любила, я принимала любовь, я отдавала все, на что была способна, потому что верила, что эта любовь есть истинно верное и единственное чувство, которое человек может испытать только один раз в своей жизни. Кто-то испытывает его рано, а кто-то слишком поздно, а есть люди, которые постоянно ошибаются и так и не находят себе пару, чтобы сполна испытать человеческое счастье. Я, как мне казалось, ощутила его в свои восемнадцать. Но нельзя с недоверием относиться к ранней любви, хоть в большинстве случаев, которые мы можем наблюдать из примеров наших друзей или знакомых, ранняя любовь оказывается лишь первым выброшенным фантиком от вкусной конфеты, съеденной из большой подарочной коробки. Я не считала себя той, которой предстоит съесть не одну конфету. Я думала, что моя любовь первая и единственная, и я являюсь исключением. Стоит ли говорить очевидное? А именно то, что я никогда так не ошибалась. Ведь я всегда знала, чего хочу, и была полностью уверена в завтрашнем дне и уж тем более в своих чувствах. И какого же было мне, когда пришло разочарование, и все реалии нашей жизни проявили себя во всей красе? Естественно, все вылилось в слезы. Первая несчастная любовь же.
Не думала, что смогу когда-либо полюбить этот противный и наглый дождь, ведь я всегда была приверженцем палящего солнца и неба без облаков. Но на смену наших вкусов может повлиять абсолютно любой фактор: от взросления до простейшей адаптации. И вот сейчас, когда противные капли упорно стучат уже третий день в окна, я понимаю, что дождь не так уж и плох на самом деле, и замечаю, что мне нравится плакать вместе с небом. Слезы так похожи на капельки дождя.
Укутываясь еще больше в одеяло и пряча опухший нос, я слышу, как кто-то входит в мою комнату и на цыпочках проходит по мягкому ковру, садится на кровать. Я даже не собираюсь взглянуть на вошедшего, потому что почти уверена, что это мой брат Дима, который сейчас сделает очередную попытку вытянуть меня из того состояния, в котором я нахожусь целую неделю. Но вместо громкого баса я слышу мягкое и бархатное:
— Май.
Мигом стягиваю с себя одеяло и сжимаю в объятиях хрупкие плечи своей мамули.
— Когда ты приехала? Почему не позвонила? Я так по тебе скучала! — уткнулась носом в ее пахнущие лавандовым шампунем волосы. Как приятно вдыхать привычный с самого детства аромат.
— Около десяти минут назад, Май, — улыбнулась она. — И да, я звонила, но кто-то погрузился в свою печаль с ушами, что даже не слышал телефонного звонка.
Мне стало неловко, потому что глядя в мудрые зеленые глаза матери, наполненные жизненным опытом, я почувствовала себя как никогда глупо.
— Ну, — протянула я. — Думаю, тебе папа с Димой наябедничали, что стряслось…
— Да, поэтому еще на полпути к дому я хотела тебе хорошенько всыпать! — мама усмехнулась и заправила за ухо каштановую прядку. — Я понимаю, что тебе сейчас больно, ты думаешь, что еще долго не сможешь оправиться от сердечной раны, но уверяю тебя: это не так, и мы обе это понимаем. Я не могу заставить тебя прекратить грустить и снова стать самой собой — веселой и счастливой девочкой. Тебе даже нужно поплакать, но пожалуйста, не затягивай то, что ты и так затянула на целую неделю. Оконченные отношения — это не конец света. И это тебе говорю я — та, у которой была куча любовей до твоего отца, и которая каждый раз рыдала в подушку думая, что не выдержит очередного разрыва. — Рассмеялась она.
От ее слов мне стало намного лучше, и я засмеялась вместе с ней. Мудрые слова матери, порой, единственная таблетка от грусти.
— Спасибо тебе. — Прошептала я, целуя маму в щеку.
— Ох, а теперь вставай, приводи себя в порядок и бегом на кухню пить чай. А то не дело это, когда мать приезжает с рейса, уставшая, голодная, а кое-кто устраивает потоп.
Оксана Сергеевна Ильина — так зовут эту мудрую женщину — работает проводницей на железной дороге, поэтому сутками пропадает в дальних рейсах. Так уж получилось, что в этот раз ее не было дома целую неделю, и все успели неимоверно по ней соскучиться. И правда, занятая своим эгоизмом, я не заметила ее уставшего и измученного взгляда. Но, даже не смотря на усталость, мама выглядит как всегда сильной и уверенной — мне всегда нравились эти черты в ней. А сколько ей понадобилось терпения, чтобы вырастить и достойно воспитать нас: меня и брата… Что касается ее внешности, то она достойна отдельного восхищения. Маме сорок пять, а выглядит максимум на тридцать. Эти задорные, чуть достающие до плеча каштановые локоны, делают ее юной. А белая рубашка и синяя юбка-карандаш — униформа — идеально подчеркивают ее хрупкую фигуру.
Мама встала с кровати, бросила на меня лукавый взгляд и вышла из комнаты. Идеальная женщина!
Недолго думая, я откидываю в сторону пуховое одеяло и топаю в ванную. Похоже, за выходные я забыла, что такое умываться и смотреться в зеркало. Да, вид у меня хуже, чем просто не очень: опухшие от слез зеленые глаза, которые достались мне от матери; осунувшееся бледное лицо с немногочисленными веснушками, сосредоточившимися в области носа; карамельного цвета волосы до лопаток, больше похожие сейчас на солому. Пижама с медведями вот-вот спадет с моего исхудавшего тела. Что ж, зато не нужны никакие диеты.
Я привожу себя в порядок, одеваюсь и спускаюсь к родным, уже сидящим за обеденным столом. По дому витают аппетитные ароматы: горячего чая с бергамотом и свежеиспеченного песочного печенья. Папа постарался.
— О, кто это к нам спускается! — весело воскликнул брат. — Готовьте побольше печенек — нужно срочно откормить эту страдающую бегемотицу.
Я злостно прищурилась на брата, помышляя стукнуть его по голове то ли за саркастический тон, то ли за бегемотицу. А лучше за все сразу.
— Что ты сразу надулась, Майя? Я же любя, — подмигнул Дима.
— Тут одного прокурора за взятку посадили. И кого только в органы берут, — отодвинув от лица газету, вопросил отец. — Там взятки берут, тут взятки берут. Кругом одна коррупция.
— Паш, поговорим о политике потом, а сейчас лучше о хорошем, — сказала мама, садясь за стол.
Я села возле брата, не преминув ущипнуть его за ногу: поделом. Он тихо пискнул, давая понять своими серыми глазами, что расплата не за горами, а я лишь показала ему язык. Наши обычные дурачества.
— Вот ты, Дима, надеюсь, станешь достойным юристом, когда окончишь свой университет, и не падешь до того, чтобы брать взятки, — отпивая чай, сказал отец. — Этот мир нужно сделать чуточку лучше и честнее.