Он подошел к стене и долго рассматривал «Водяные лилии» Моне. Стараясь уже ничему не удивляться, Грубер ходил по залу от шедевра к шедевру, от витрины к витрине. Возле одной из витрин он остановился и посмотрел на представленный экспонат. Небольшой, широкий и, судя по блестящим кромкам, обоюдоострый меч.

— "Пугио. Древнеримский кинжал, датированный примерно сороковыми годами до рождества Христова. Выкован из стали. Рукоять украшена рубинами; была перетянута воловьей кожей в виде полосок. Согласно легендам именно этим пугио был нанесен смертельный удар, отнявший жизнь у Гая Юлия Цезаря. Отреставрирован в 1987 году работниками музея. Кожа на рукоятке не аутентична". — Чем больше Грубер смотрел на этот странный кинжал, который совершенно не походил внешним видом на те кинжалы, которые он видел ранее, тем больше у него возникала потребность вытащить его из витрины. Недолго думая, Он резко ударил прикладом автомата по стеклу. К удивлению Грубера стекло лопнуло и посыпалось внутрь. — Странно, а я почему-то думал, что оно пуленепробиваемое. — Грубер вытащил пугио и лежащие отдельно ножны на широком кожаном поясе.

Надеть пояс на себя и засунуть кинжал в ножны, было делом пары минут. После этого он подошел к окну и выглянул из-за тяжелой шторы, которая закрывала оконный проем. На улице никого не было видно. Она оставалась все такой же пустынной, как и тогда, когда он забежал в музей. Выходить через центральный вход не хотелось. Грубера не оставляли ощущения, что там на площади кто-то есть. Кто-то спрятался и теперь наблюдает за этим зданием, терпеливо дожидаясь, когда же глупая жертва уже насмотрится на выставленные образцы и выйдет на улицу.

Еще раз внимательно осмотревшись, Грубер увидел неприметную дверь, искусно спрятанную за мраморной колонной на противоположной от того места, где он стоял, стороне. Уже не обращая внимания на вещи, которые по его скромным подсчетам стоили бы в его мире сумму, нули в которой не поддаются подсчету, но здесь на Стиксе не имеющие никакой ценности, Грубер быстро дошел до этой двери. Как он и предполагал, дверь вела в служебные помещения.

Стараясь нигде подолгу не задерживаться, он нашел пожарную лестницу и начал спускаться вниз. Лестница вела ниже первого этажа, где Грубер надеялся найти запасной выход. Любопытство сгубило в свое время ни одну кошку. Грубер вспоминал про это изречение, продолжая спускаться. Предположение о том, что, возможно, этот кластер захватывает более развитый вариант мультиверсума, чем тот, из которого сюда попал он сам, заставило Грубера попытаться хотя бы поискать следы какого-нибудь технологического чуда, вроде тех гранат, которые очень даже неплохо показали себя в борьбе с элитниками. Лестница закончилась металлической дверью. Сердце колотилось так, что Грубер был точно уверен, что этот стук слышно дистанционно на приличном расстоянии. Открыв дверь, он шагнул в темноту, которая с небольшой задержкой сменилась тем самым освещением, что и на всем протяжении его следования.

Это оказалась не секретная лаборатория, не подвал безумного ученого, это был обычный подземный гараж. Грубер даже испытал некоторое разочарование по этому поводу, которое длилось до тех пор, пока он не наткнулся на канистры с топливом, аккуратно выстроенные в небольшом закутке неподалеку от ворот, ведущих наружу. Канистр было много, и в них плескался обычный бензин. К этому выводу Грубер пришел, просто напросто открыв одну из них и посмотрев, что же налито внутри. Теперь возникла проблема транспортировки. Самое простое было взять одну канистру и вернуться потом за остальными уже на джипе, но Грубер внезапно понял, что никакая сила не заставит его вернуться в этот жуткий музей.

На периферии зрения промелькнула тень. Грубер резко развернулся... и ничего не увидел. Вокруг стояла гробовая тишина. Грубер бросил взгляд на две стоящие неподалеку машины. В них не было ничего нолдовского — обычные седаны с незнакомыми ему значками на капотах.

Быстро подойдя к одной из машин, Грубер подергал ручку — ничего, машина оказалась заперта. Зато со второй его ждал успех — машина открылась, а в замке зажигания обнаружились ключи.

— Все страньше и страньше, — Грубер перетаскал канистры и засунул их в машину, после чего запрыгнул за руль и повернул ключ в замке. Двигатель завелся не сразу, понадобилось три попытки, прежде чем он затарахтел. Но Груберу было не нужно, чтобы он работал как часы. Ему нужно было, чтобы машина доехала до гаража, в котором он оставил Снегиря с Радисткой.

Заправить их джип, закинуть канистры в багажник и валить из этого странного места с той скоростью, на которую джип был способен, — вот об этом Грубер думал, когда выруливал к воротам, ведущим на улицу. Как он и ожидал, ворота начали открываться при его приближении. На улице начало смеркаться, и фонари, стоящие вдоль дорог принялись по очереди зажигаться, освещая пространство вокруг себя неярким, приятным светом. Точнее, начали зажигаться те фонари, которые не пострадали во время пальбы, произошедшей здесь когда-то.

Выехав с площади, Грубер быстро поехал к гаражу. Он вжимал и вжимал газ в пол, стараясь избавиться от не дающего ему покоя ощущения, что за ним кто-то наблюдает.

Грубер остановил машину в квартале от гаража, в котором оставил Снегиря с Радисткой. На улице было уже темно, и Грубер не видел, что происходит вокруг. К тому же в этой части города целых фонарей не осталось совсем, а небо как назло снова затянуло тучами, так что с выключенными фарами видимость упала практически до нуля.

Блуждать по темным улицам, пробираясь к цели на ощупь, так же как подъезжать к гаражу на машине, освещая себе дорогу фарами, Груберу не хотелось. И в том и в другом случае он мог привести за собой зараженных, привлеченных или бессмысленными блужданиями, или шумом двигателя и светом. Пока он сюда ехал, то немного успокоился и принялся рассуждать более рационально. Тот ужас, который охватил его в музее постепенно проходил, и Грубер вылез из машины, чтобы найти приличный ночлег, а уж утром добираться до гаража.

Он остановился именно в этом месте далеко не случайно. Прямо перед ним возвышалась громада многоэтажного здания, которое в темноте ночи выглядело как еще более темное пятно. Грубер положил одну руку на рукоять пугио, чувствуя его успокаивающую прохладу. Буквально на ощупь он взобрался на низкое, — всего три ступени, — крыльцо и потянул на себя дверь подъезда. Внутри было темно и сухо. Самое главное, Грубер не почувствовал запахов: ни запаха разложения, ни того отвратительного запаха, который всегда сопровождал бомжей, а в Улье зараженных, которым дела не было до какой-то там гигиены, им бы только пожрать побольше.

Все это заставило Грубера немного взбодриться, и он зажег небольшой фонарик, который нашел в бардачке той машины, на которой сюда приехал.

Тонкий луч света выхватывал отдельные детали, но Груберу этого оказалось достаточно, чтобы определить, что это был за дом. На первом этаже располагался просторный холл: кадки с высохшими цветами, место портье, какие-то ячейки за столом, скорее всего этакие почтовые ящики, и лифт... который, разумеется, не работал. Найти пожарную лестницу оказалось довольно проблематично, но Грубер справился с этой задачей.

На каждом последующем этаже располагалась всего одна квартира. Возиться с замками не хотелось, да и Грубер не был профессиональным вором, так что имел все возможности провозиться с замком до утра, если бы ему пришла в голову мысль все же заняться взломом. Поэтому он решил сначала убедиться в том, что все квартиры заперты. Удача улыбнулась ему на четвертом этаже. Дверь в квартиру оказалась открыта, и входил в квартиру Грубер, направив перед собой автомат, и зажав фонарик в зубах.

Пол был застелен материалом, внешне напоминающим очень светлый мрамор. Луч света из фонарика выхватил полосу, тянувшуюся по полу, и показавшуюся Груберу черной. Присев на корточки, он дотронулся до этой полосы. Вместо холода мрамора, рука наткнулась на теплую, бархатистую поверхность.