Но шевалье и не думал проваливать.

– Убирайтесь, – велел он непрошеным гостям и поудобнее перехватил шпагу. Что-то в его лице было такое, что ополченцы, совсем еще недавно храбро сражавшиеся с женщиной и детьми, нерешительно мялись у входа. Их было пятеро против одного, и им, пожалуй, казалось глупым выполнять приказы этого странного господина.

– Это вы уходите, сударь, пока целы, – спокойно возразил старший из них, державший в руках топор, – здесь прячутся гугеноты, а эти люди им помогают.

– Эй, Жако! Хватит болтать, может, он и сам гугенот, только белую повязку нацепил! Давайте-ка, робя! Подна…

Он не успел договорить, потому что клинок д'Англере пробил ему горло. Кровь фонтаном хлынула на ковер и белую скатерть.

– Ну? – угрожающе произнес шевалье. – Кто еще думает, что я гугенот?

Они разом отступили, шарахнувшись от товарища, что еще корчился на полу, издавая булькающие звуки.

– Слышь, Жако… А может, он и правда, эта… католик… Ну его… Некогда нам…

С опаской глядя на незнакомца, они попятились к выходу, подстегиваемые угрюмым взглядом шевалье. Когда они наконец ушли, д'Англере наклонился к матушке Фуке. Несмотря на лужу крови на полу, она была жива и тяжело дышала.

Он стащил со стола скатерть, скомкал ее и зажал ею рану.

– Эй ты! Как тебя? – д'Англере огляделся в поисках старшей девочки.

– Я здесь, господин, – надо отдать ей должное, она быстро сообразила, что ему требуется ее помощь.

– Полотенце неси! Где у вас полотенце?

– Сейчас, господин… – она ненадолго исчезла из поля зрения, – вот, возьмите, – ее тонкая рука, протягивающая ему полотенце, мелко тряслась, но она делала что нужно и не теряла головы. «Молодец девчонка», – краем сознания подумал д’Англере.

Он взял полотенце и перетянул рану, как мог. Потом поднялся с колен и повернулся к девочке.

– Где господин Фуке? Твой отец где?

– Он … у-ушел… бить еретиков… сказал закрыться, но тут был раненый, и матушка… его впустила…

– Ясно. Давай-ка перетащим ее в подпол, – он снял столешницу со стола и осторожно перенес на нее мадам Фуке.

Д'Англере никак, никак не мог допустить, чтобы она умерла. Он вспомнил свою собственную мать, к которой так и не успел на помощь…

– Что стоишь? Помогай, – велел он девочке, – держи второй край.

Вдвоем медленно и осторожно они несли в подпол раненую женщину. Младшая очень мешала им, продолжая реветь и хвататься за мать. Д'Англере хотел прикрикнуть на свою помощницу, чтобы она убрала куда-нибудь сестру, но сообразил, что ей-то приходится куда тяжелее, чем ему самому.

Устроив мадам Фуке в подполе, он взял еще одну скатерть и прижал к ране.

– Держи крепко, – сказал он, – попробуй остановить кровь. Я приведу доктора, иначе твоя мать умрет.

Он вылез наверх, сгреб в охапку мальчишку, который продолжал икать и бессмысленно пялиться на него, спустил его в подпол к матери и сестрам.

– Закройтесь на все засовы, сидите очень тихо и никому не открывайте, – велел он.

– Господин, не уходите, – девочка судорожно хватала его за колет, – они вернутся и убьют нас всех!

Не отвечая, он отцепил от себя ее пальцы, лицо ее было зеленоватым от ужаса.

– Как тебя зовут? – спросил он неожиданно для себя.

– Мари, господин.

Он взял ее за подбородок и посмотрел в глаза.

– Я скоро вернусь, Мари, и приведу врача. Все будет хорошо, слово дворянина.

Д'Англере выбрался из подпола, прислушался к скрежету щеколды снизу и прошел в кухню. Там лежал человек с рваной раной в боку.

– Гугенот? – спросил он коротко, вынимая окровавленную шпагу.

Раненый кивнул. Он легко мог солгать, что католик, но для всех этих фанатиков, что гибли сегодня на улицах города, подобная спасительная ложь была равносильна предательству.

Раненый смотрел, как с лезвия капает кровь, но не пытался ни защититься, ни просить пощады, потом закрыл глаза и начал молиться.

– Я не убью вас, сударь, – помолчав, сказал д'Англере, – ради доброй хозяйки этого дома. Ваш Бог сам накажет вас, что вы спрятались за ее юбку.

Он развернулся и быстро выскочил за дверь.

Бойня вокруг продолжалась, но сейчас ему было не до нее. Человек, который этой ночью вышел на улицы города, чтобы убивать, неожиданно оказался слишком занят. Он пытался спасти хоть кого-нибудь.

Аптекарская улица находилась всего в двух кварталах отсюда, и д'Англере быстро нашел нужный дом. Он забарабанил кулаком в дверь.

– Эй! Мэтр Салье! Открывайте, это я, Шико, есть работа для вас.

Дом молчал, из-под закрытых ставней не пробивалось ни единого лучика света.

– Мэтр Салье! Дьявол вас забери! Открывайте! Или, клянусь смертью Христовой, я подожгу дом!

Угроза подействовала. Маленькое зарешеченное окошко приоткрылось и в проеме показался длинный пористый нос.

– Уходите, господин Шико! Я сегодня не принимаю, уходите, говорю вам! Вы и так привлекаете слишком много внимания.

– Я сейчас позову сюда целую толпу вон тех мясников и скажу им, что вы прячете у себя гугенотов, если вы не откроете дверь.

– Не надо, не надо, господин Шико, – дверь приоткрылась, и д'Англере смог войти.

– Собирайтесь! – приказал он. – Здесь совсем недалеко умирает добрая женщина. Вы должны помочь ей. Вы же давали клятву … этого … как его…

– В этом безумном городе умирает прорва людей! Не могу же я помочь всем!

– Не надо всем. Помогите ей. Где ваш портфель? А, вот он, наверное! Все? Вы оделись? Идемте. Да шевелитесь вы живее, на улице вправду опасно.

Когда шли по переулку Сен-Мари, дорогу им перегородила огромная толпа. Людская река катилась между домами, вынуждая их остановиться, чтобы пропустить бурлящий поток. Мимо них на белоснежной кобыле проскакал герцог де Гиз.

– Убивайте! Убивайте всех! Я один отвечаю за все! – кричал он, и толпа восторженно вторила своему кумиру.

Вдруг какой-то человек из толпы заметил их. Он отделился от своих товарищей и направился прямо к д'Англере и мэтру Салье.

– Гугеноты?! – заорал он, целя из аркебузы прямо в доктора.

– Да мы католики, олух, не видишь, что ли, – д'Англере указал на свою белую повязку и перекрестился.

– А-а.. католики, – разочарованно протянул тот. В этот момент палец у него сорвался с крючка, и аркебуза выстрелила. Салье резко присел. Пуля просвистела мимо.

Д'Англере взял аркебузу за дуло и резко дернул на себя. Борец за веру выпустил оружие и неуклюже свалился носом в грязь. Он долго возился на земле, пытаясь подняться. Наконец д'Англере это надоело, он наклонился, обшарил незнакомца и снял у него с пояса два мешочка с пулями и порохом.

– Э-э! Э-э! Вернитесь, вы куда?! – возмущенно орал ограбленный им вслед, все еще пытаясь подняться.

Когда они вернулись в разоренный трактир, мадам Фуке была еще жива.

Оказавшись в своей стихии подле больной, мэтр Салье тут же перестал трястись и принялся за дело.

Он внимательно осмотрел и промыл рану целебным бальзамом, стянул края и наложил плотную повязку

– Задеты мышцы и жировая прослойка, ничего опасного, – сказал эскулап, – но потеряно много крови. Вы неплохо перевязали рану, господин Шико, вам удалось остановить кровь. Если бы не это, в моем визите уже не было толку. Теперь нужен покой, много теплого питья и ежедневные перевязки. Я дал успокоительный настой, она скоро уснет.

– Не уходите, господин Шико, – попросила мадам Фуке, она была в сознании, но очень слаба. Д'Англере погладил ее по волосам.

– Спите, матушка, я здесь.

Он уселся на пол, облокотившись спиной о бочку с моченой брюквой, и прикрыл глаза. На минуту ему показалось, что он в своем родном замке, что он успел…

– Господин Шико, – голос мэтра Салье вернул его в настоящее, – я видел, на кухне еще один раненый. Его тоже перевязать?

– Как хотите, – равнодушно бросил д'Англере, он вдруг почувствовал себя настолько измученным, что большее не имел сил ненавидеть, – только имейте в виду, это гугенот, и я не намерен платить вам за него.