— Оставим пока в покое мои несомненные достоинства и перейдём к телу, — усмехается тот. — Мы не закончили, вообще-то.

— С чем? — уточняю подозрительно.

Драхар демонстративно разминает пальцы и зловеще-предвкушающе обещает:

— Больно не будет…

— Не слушай его, — советует Аллеон, подняв глаза к потолку.

Не слушать? Я окончательно путаюсь. То есть больно-то всё-таки будет, или нет? О чём вообще они говорят?

Оценив моё растерянное выражение лица, рыжее недоразумение заливается хохотом, а сиир честно пытается объяснить:

— Просто закрой ненадолго глаза и подумай о чём-нибудь приятном. Ты ничего особенного не почувствуешь… — и уже гораздо тише: — Только не смотри.

— Почему?

Вопрос, по-моему, вполне закономерный, но они только молча переглядываются. Аллеон — просяще-взволнованно, Драхар — скептически.

— Если для тебя это так важно, глаза можно и завязать, — вносит он «ценное» предложение, не обращая на меня никакого внимания.

Ещё не дослушав, начинаю отрицательно качать головой. Не надо мне ничего завязывать!

— Это не обязательно, — вздыхает Аллеон. — Но…

— Я не буду подсматривать, если хоть кто-нибудь объяснит, что происходит.

— Ну нет! Семейные разборки устраивайте без меня! — тут же открещивается Драхар. — Давай, мелкая, помечтаешь немного о вашей с Леном свадьбе — и я домой, а вы уж тут разговаривайте!

«Леном»?

Сиир отводит взгляд. Ему не то чтобы стыдно, скорее грустно. Считать ли это знаком того, что к алтарю он тоже не рвётся?

— Сначала объяснение, — напоминаю упрямо.

Драхар недовольно хмурится. Аллеон же чуть крепче сжимает ладонь и, глядя в глаза, просит:

— Пожалуйста. Если начну объяснять сейчас, до дела мы можем и не дойти, а закончить действительно нужно.

Если он в чём-то и лукавит, то вполне профессионально. Подвоха я не чувствую. От слабости после их махинаций остались одни воспоминания, но очень уж хочется подробностей.

— Почему нельзя сказать сразу? — ворчу, практически сдавшись. — Я же тут самое заинтересованное лицо!

— И самое нетерпеливое! Ложись уже. Пять минут — и пытай своего жениха хоть до самого утра.

Где-то я про «пять минут» уже слышала!

Снова подозрительно приглядываюсь, но Драхар только недвусмысленно приподнимает брови:

— Ну?

— Ладно.

Сползаю с подушки, закрываю глаза и слышу слаженный вздох облегчения. Аллеон чем-то едва слышно шуршит, щёлкает, после чего моей ладони касается что-то гладкое и прохладное. Не знаю, что там делает его друг, и можно ли мне шевелиться, но всё-таки медленно-медленно очерчиваю незнакомый предмет в надежде догадаться, что это. Пальцы скользят по выгнутой и будто отполированной поверхности — ничего: ни знаков, ни узора, ни надписей. Без вариантов.

— Ближе, Лен, — издевательски-насмешливо шепчет Драхар. — Не бойся, она не кусается.

Намеренно громко клацаю зубами, но он только фыркает.

Матрас прогибается от тяжести того, кто устраивается рядом. Аллеон? Его дыхания не слышно, тепла тела тоже не ощущается, но что-то увесистое касается моих ног, а живот придавливает так, будто на него кто-то уселся. Пытаясь освободиться, упираюсь свободной рукой, но натыкаюсь вовсе не на ткань или кожу, как ожидала, а на знакомое гладкое нечто.

— Тяжело же!

«Нечто» виновато сползает в сторону, перенеся большую часть веса на кровать, и замирает. Оно всё ещё перекинуто через мой живот и правое плечо, но по весу теперь напоминает всего лишь обыкновенного кота, а не слонёнка. Что за методы такие сомнительные? И что вообще со мной было? О ком они говори? Аллеон же… Да ведь он же всерьёз собирался кого-то убить! У них тут и это можно?!

— Хватит сопеть, — строго требует Драхар. — Попросили ведь о чём-нибудь хорошем подумать!

Но мне уже не до него. Какое уж тут «о хорошем», если эти двое, кажется, в моих сегодняшних проблемах всерьёз винят вчерашнего придурка? Вот же гад рыжий! Мало того, что я из-за него сюда «вляпалась», так теперь ещё выясняется, что он обязательно явится снова?! Ну уж нет! Пусть только попробует, я ему… И тут до меня доходит, что если они с Аллеономвстретятся, моей легенде конец!

Или это уже случилось? Не потому ли Драхар так веселился, когда я представлялась, что знает правду? А если знает, зачем тогда до сих пор возится?

Забыв о просьбе не смотреть, распахиваю глаза — надо мной нависает гигантское чёрное нечто. Первая ассоциация — змея, но тут же понимаю, что ошиблась: тело зверюги покрыто частично накладывающимися друг на друга глянцевыми пластинами панциря.

Сжатое ужасом горло не может издать и звука, поэтому из хватки чудовища вырываюсь молча, зато так отчаянно, что с треском рвётся подол платья. Дёргаюсь изо всех сил, но куда мне, с моими-то шестьюдесятью килограммами, тягаться с четырёхметровой тушей! Сожрёт же и не заметит!

Сквозь нарастающий звон в ушах слышу над головой тихое стрекотание, перемежающееся нервными щелчками, и, наконец, вижу приплюснутую морду. Из приоткрытой широкой пасти часто-часто мелькает чёрный раздвоенный язык. Непроницаемо-безжалостные глаза смотрят прямо в упор. Чудовище замирает, наслаждаясь последними трепыханиями своего ужина, а затем наклоняется, дотрагиваясь кончиком языка до моей щеки, чтобы снять пробу.

Что-то пробормотав, Драхар сильно и зло толкает зверя в бронированный бок, ловко уворачивается от сокрушительного взмаха хвоста, превращающего половину кровати в щепки, и даже пытается оттащить от меня этот ужас. Он передумал? Почему? Хотя, какая теперь разница! Главное, чёрная жуть отвлекается.

Напрягшись, одним сумасшедшим рывком освобождаюсь из-под утратившего бдительность монстра. Тот сразу спохватывается, но я уже скатываюсь на пол, не замечая ни цепляющегося за обломки каркаса платья, ни опаляющей руку глубокой царапины. Единственное, что я вижу, — дверь. К ней и бегу, не помня себя от страха и не чувствуя ног. Драхар что-то кричит, но всё заглушает взбешённое шипение.

Влетев в непроглядную темень коридора, наудачу сворачиваю вправо — и вдруг со всего маху врезаюсь в какое-то каменное препятствие! Охнув, быстро ощупываю пострадавшую скулу и нос, чтобы убедиться что, ничего не сломано. Повезло. Даже крови, вроде бы, нет. Тут же забыв о ноющей боли, суматошно шарю по стене в поисках выхода и пронзительно вскрикиваю, когда кто-то сильный крепко прижимает меня к себе.

— Это я, не бойся. Всё хорошо, слышишь? Всё закончилось. Никакие чудовища больше тебя не тронут.

Издёрганный мозг не сразу понимает, что хриплый, срывающийся голос принадлежит Аллеону.

Я верю ему, но отпускать пока не спешу: не могу заставить себя разжать пальцы, не хочу лишаться тепла и опоры. Мужчина, впрочем, не возражает. Молчит, загнанно дышит в мои растрепавшиеся волосы и обнимает так, что точно останутся синяки.

Постепенно мысли о том, что произошло, и как мы тут оказались, начинают просачиваться в мою бедную голову. Чуть отстранившись, оглядываюсь по сторонам, и обречённо вздыхаю: кажется, объясняться придётся не только Аллеону, но и мне тоже.

— Ты знаешь, где мы? — спрашиваю виновато.

— Догадываюсь, — он внимательно изучает пустой переулок, мрачные низкие строения и чахлые кустики. — Судя по всему, это другое отражение, и Барриар тут даже не столица. Точнее скажу, когда посмотрим на местных жителей.

Жду от него вопросов или упрёков, но Аллеон, как ни странно, ничего не спрашивает и ругаться, вроде, не собирается. Не представляю, почему, но очень этому рада.

— Что будем делать?

— Можешь провести нас обратно?

— Не думаю, что получится, — каюсь, опустив глаза.

— Ничего, — ободряюще отзывается сиир. — Мы с тобой не первые, кого занесло неизвестно куда. Для начала, пожалуй, нужно отыскать банк, а потом заселимся в гостиницу и как следует отдохнём.

Город спит. В отличие от предыдущего отражения, здесь всё гораздо проще и скромнее. Маленькие невзрачные дома, узкие улочки, пыльная дорога без намёка на плитку или брусчатку и никаких фонарей.