На следующий день, объяснив старшине создавшуюся ситуацию, они снова вышли на промысел. На этот раз им хватило восьми вёдер воды, и желанная добыча была снова отдана на съедение пернатому хищнику.

– Володя, а давай-ка его, на улицу, вынесем. Что он у нас в темноте сидит. Да и летать ему, пора учиться. – Михаил говорил с таким озабоченным видом, что даже знаменитый Шерлок Холмс не заподозрил бы его в неискренности.

Устюгов с опаской подошёл к беркуту, снял его с насеста и вынес наружу. Орёл, словно почуял свободу, заклекотал, встрепенулся, пытаясь вырваться, но тут же успокоился, только жёлтые глаза глядели злобно по сторонам. Какое-то время парни любовались пернатым красавцем, а потом Михаил сказал:

– А ты подкинь его, интересно, полетит или нет.

Кажется, Владимир и сам хотел этого. Он тут же, не раздумывая, резко бросил птицу вверх. Беркут от неожиданности захлопал крыльями и начал падать, но у самой земли выровнялся, и полетел сначала низко, почти касаясь крыльями высохшей травы, а потом стал плавно набирать высоту. До ближайшего барака, где жили командировочные специалисты, было метров сто, и он, пролетев это расстояние, сел на крышу. Михаил не успел заметить, когда, рядом с ними, появился мужчина в гражданском. Он тоже с восторгом наблюдал за полётом огромной птицы и, не поворачиваясь к ним, спросил:

– Это чей орёл?

– Если достанешь, то твой будет. – Спокойно сказал Владимир.

– Это я мигом! – И мужчина куда-то быстро ушёл. Вскоре он уже спешил к этому, длинному, не очень высокому зданию, с лестницей в руках. Но стоило ему только прислонить её к крыше, как беркут, расправил крылья и взлетел.

Сначала он пролетел над двумя бараками и повернул влево, «прошёл» над складами «почтового ящика», и начал широкими кругами набирать высоту, поднимаясь с каждым разом всё выше и выше, как бы ввинчиваясь в бездонную синеву казахского неба.

Долго стояли друзья очарованные свободным полётом красивой птицы. И только когда сверху донёсся чуть слышный, орлиный клекот, и беркут, раскинув широкие крылья, направился в бескрайние, степные просторы, они опустили головы.

– Что-то от солнца, глаза заслезились, – неожиданно осипшим голосом, сказал Владимир.

Михаил промолчал. За годы своей срочной службы, они узнали настоящую цену свободы и оба были рады своему поступку.

Дело было в Армии ещё в советские времена. Наш командир полка, подполковник Сидоченко, был крутого нрава мужик. За малейшую провинность объявлял пятнадцать суток ареста и не сутки меньше. Ещё он был настоящим футбольным фанатом. Все лучшие футболисты дивизии были у него. Стоило ему только сказать, что в каком-нибудь ВСО призван игрок из Торпедо или Динамо, (не важно!), он садился в машину, и ехал хоть за триста километров, и в наглую забирал спортсмена к себе. Когда наша команда проигрывала, что было очень редко, они, построившись по ранжиру, молча, шли на «губу». А выиграв, толпой окружив «батю», весело шли в штаб за увольнительными. Ребята гульванили до утра и никакой патруль даже тронуть их, не имел права. А самая высокая похвала из командирских уст, звучала его знаменитая фраза: – Ну и кадра! Однажды мы, комсомольские активисты, стояли в коридоре рядом с кабинетом комполка ожидая вызова к замполиту, кабинет которого был напротив. Смотрю, в штаб заходит грустный Василий Яблочкин и идёт прямо к нам.

– Что случилось-спрашиваю – чего такой грустный?

– Да вот-говорит – посылку получал, а на почте её вскрыли. А там бутылка водки, мать всунула. Вот теперь иду к бате, а потом на губу.

– Ты же не пьёшь – говорю – чего это она?

– Так день рождения скоро! Ладно, пойду.

Войдя в кабинет командира, (дверь осталась приоткрытой!) он громко доложил:

– Товарищ подполковник, рядовой Яблочкин по Вашему приказанию прибыл!

– Ну что, Яблочкин – грозным голосом начал «батя» – мама прислала бутылку водки, выпей за моё здоровье сыночек! Так что ли?

– Так день рождения скоро, а мать-то не знает, что не положено…

– А как ты Яблочкин пить будешь, сам или с товарищами?

Как потом Василий нам рассказывал нам:

– Ну, думаю, скажу с товарищами – пятнадцать суток, скажу – сам, тоже пятнадцать. Эх!

Была – не – была! Сам, товарищ подполковник.

– Сам? Бутылку водки? А ну на!

Я стоял у двери и слышал, как наступила мёртвая тишина. Василий как во сне, открыл бутылку, зачем-то раскрутил её и… послышалось сочное бульканье, а через мгновение раздался мощный, негодующий рык:

– Сволочь! Мерзавец! Негодяй! У командира части, в кабинете, бутылку водки, из горлышка выжрал! – И тут рык резко переходит в добродушно – гордое рокотание, – ну и кадра!

Послышались шаги. Мы все встали по стойке «смирно», дверь распахнулась и батя, не обращая на нас никакого внимания, крикнул вглубь коридора:

– Начальник штаба! Майор Варварин! – из кабинета выскочил начштаба – зайди ко мне.

– Вот! Полюбуйся Сергей Петрович, эта сволочь, – в голосе бати явно звучала нотка гордости за такого солдата, – у меня, в командира части, в кабинете, бутылку водки с горлышка выжрал! Ну и кадра! Отведите его в роту, сдайте старшине, пусть уложит спать.

Я шёл – рассказывал Василий – абсолютно трезвый и не верил до последнего, что меня ведут в роту. И только когда старшина подводил меня к постели. Дальше ничего не помню.

Николай был простым, доброжелательным парнем, с открытой душой и добрым сердцем. Обладая хорошей физической силой и спортивной подготовкой, никогда этим не хвастался, хотя и особенно не скромничал. Он с уважением относился к товарищам по службе, к их взглядам на жизнь, но всегда имел своё мнение и умел доказать, (если это было нужно), свою правоту. Ещё он сильно не любил хвастунов и выскочек. Эту публику, он иногда осаживал, двумя, тремя словами так, что они уже при нём, никогда не выпендривались.

В комендатуру Николай попал случайно. Однажды, дня за два до принятия присяги, к ним, в карантин, пришли два крепких бойца, сержант и старшина. В глаза сразу бросалось: широкие плечи, выпуклая грудь, узкая талия, крепкие ноги. Всё говорило о спортивной подготовке и недюжинной силе этих воинов. Сразу же в казарме начали шептаться, что они будут проводить набор желающих попасть в спорт-роту. Возле канцелярии выстроилась очередь, и он тоже стал туда. У Николая были разряды по двум видам спорта, и он решил попробовать своё счастье. Его встретили как старого, доброго, знакомого.

– Ну, докладывай, что там у тебя? – Спросил старшина.

– Второй разряд по боксу, и второй по железу.

– Ну что ж, хорошо. Давай, хотя бы проверим какой у тебя пресс. – Сказал старшина. – Если выдержишь мой удар – берём, а нет, и суда нет.

– Хорошо, согласен. – Николай подобрался, напрягся, как тигр перед прыжком за добычей. – Я готов.

Мощный кулак проверяющего, пролетел в сантиметре от его живота. Николай, уходя от удара, развернулся вправо, сделал пол – шага влево и вперёд, и нанёс сильный боковой удар левой в челюсть противника. Кулак остановился в миллиметре от лица старшины. На какое-то мгновение они замерли, но тут раздался возглас сержанта:

Ух, ты! Вот это да! Я его себе забираю!

– Да уж, спорить не буду, красиво он меня поймал. Как говоришь, тебя зовут? – И старшина занёс его в свой список.

А на второй день, после принятия присяги, приехал капитан, и начал вызывать всех желающих попасть в спорт-роту. Ребята выходили из канцелярии грустные и подавленные. Оказалось, что таким способом, пополнялся состав комендантской роты. Почти все отказывались от такой службы, и когда Николай вошёл, то расстроенный капитан сразу пошёл в наступление.

– Что, тоже трус? К мамочке потянуло? А? Штанишки, поди, уже мокрые?

Николай хотел отказаться от такого предложения, но эти слова ударили по его самолюбию, и он спокойно сказал:

– Никак нет, товарищ капитан.