Прорвавшиеся немецкие самоходки были уничтожены. Началось движение в обратном направлении. Те же войска и те же машины пошли снова к переднему краю. Новый командный пункт расположился в маленьком хуторе. Во дворе обнаружили кроликов, мирно бегавших вокруг дома. Мы словили двоих — большого и маленького. Большого сразу же приготовили и съели, а маленького пустили бегать под машиной. Помпотех Троша тоже поймал большого кролика и пустил его к нам под машину. На ужин мы решили приготовить второго кролика. Кто-то из ребят предложил съесть не нашего, маленького, а большого, Трошиного. Через некоторое время пришел ординарец Троши и попросил вернуть ему кролика. Мы помогли поймать кроля, и ординарец ушел, но вскоре возмущенный вернулся и стал требовать Трошиного, большого. Убедившись, что других кроликов нет, ушел. Вскоре появился сам Троша: «Радисты, я вам большого кроля оставлял, а вы мне какого-то мыша даете». Мы убеждали майора, что именно этого он и оставлял, и другого у нас нет. Покачав головой, помпотех ушел. Оказалось, начальство собралось выпить, и Троша хотел угостить офицеров крольчатиной. Еще долго майор возмущался, рассказывая, как радисты надули его, подсунув взамен большущего кроля какого-то мышонка.

Ночь застала нас в глухом лесу. Двигались медленно. Вся дорога была забита пехотой. Вдруг раздались разрывы. Мы выскочили из машины. Большая группа немецких самолетов бомбила дорогу. Мы бросились в лес. Увидели выкопанные ячейки и прыгнули в них, на головы уже находившихся там бойцов. Солдаты пытались возмутиться, но новые разрывы быстро всех примирили. Когда бомбежка прекратилась, кругом раздавались стоны раненых. Наши все были целы. Поехали дальше. Поставили впередсмотрящего, чтобы предупредил в случае нового налета. И действительно, через некоторое время прозвучала команда: «Воздух!». Снова укрылись в лесу. Но бомбежка велась по тому же месту, откуда мы только что успели уехать. За поворотом свернули на проселочную дорогу и тут же попали под минометный обстрел. Выпрыгнув из машины, укрылись в кювете. Когда стихло, вернулись к машине. Как всегда, стартер у Володина, а он опять вернулся к нам, не работал. Пока я крутил рукоятку, штабная и санитарная машины ушли вперед. Но вот мотор завелся, и мы отправились догонять ушедших товарищей. На развилке дорог саперы, перекрыв движение, проводили разминирование. После небольшого ожидания нам разрешили проехать разминированный участок, предупредив, что полной гарантии безопасности пока нет. На тихом ходу санитарная и штабная машины преодолели опасный участок. Подошла наша очередь. Володин попросил меня пересесть из фургона в кабину. У нас на задних колесах для лучшей проходимости были надеты цепи, и он боялся, что мы можем подорваться. Я встал на подножку. Потихоньку проехали опасное место. Вдруг над головой просвистели пули. Я спрятался за кабину. Володин нажал на газ, и через несколько минут мы были на новом КП. В кузове товарищи показали мне пробитый пулей котелок, висевший на стене фургона. По нам кто-то стрелял.

Машина встала под большими липами на широкой аллее. Индюков полез на крышу устанавливать антенну. Я подключал аппаратуру. Вдруг Николай буквально скатился с машины на землю. С деревьев полетели сбитые пулей листья. Кто-то по Николаю стрелял. Командир взвода Никифоров собрал свободных бойцов, и они отправились на поиски снайпера. Сразу за селением лежало пшеничное поле. На нем ребята заметили какую-то странную корову. У нее были короткие ноги. Никифоров повел бойцов к корове, но она периодически отходила. По ней пытались стрелять, но с такого расстояния из наганов попасть в корову было невозможно, а другого оружия не захватили. Так ни с чем и вернулись.

Танкисты вели бой за большую деревню. Танки, вышедшие на окраину деревни, были встречены огнем немецких пушек. Машины попятились назад, стараясь укрыться за домами. Лишь один танк пошел вперед и, ворвавшись на вражескую позицию, стал давить пушки. По нему открыла огонь соседняя немецкая батарея. Танк развернулся и бросился на нее, уничтожая орудия. Но в это время расчеты первой батареи вернулись к уцелевшим пушкам и открыли огонь. Один из снарядов попал в борт танка. Взорвался боезапас, и машину разорвало на части. Мы потом были у этих развалин. На земле лежали распластанные гусеницы. Борта танка разбросало в разные стороны, башня отлетела. От экипажа не осталось ничего. А экипаж был замечательный. Артиллерист с первого снаряда поражал цель. Механик-водитель водил машину одинаково ловко, что задом, что передом. Радист всегда хорошо держал связь. А о достоинствах командира говорил этот последний бой. Если бы танкистов своевременно поддержали другие экипажи, все могло бы быть по-другому. В конце концов немецкие батареи были уничтожены, и полк двинулся дальше.

Мы ехали по красивейшим местам. Чудесные озера, шишкинские боры. В одном таком бору мы попали под бомбежку. Когда она закончилась, Супьян обнаружил бесхозную бродячую корову. Привел ее. Нашлись умельцы, подоили. Тут прибежали соседи-артиллеристы и стали доказывать, что это их корова. Но мы отстояли свое приобретение. На новое КП Супьяну пришлось километров десять вести корову своим ходом. После этого было решено отдать корову на кухню.

Рядом с нашей радиостанцией остановился «студебеккер» — большая грузовая машина, поставляемая из Америки. В ней сидели девчата-военнослужащие. Среди них я узнал Тамару Медвежонок, свою одноклассницу. Успел окликнуть ее, но в это время «студебеккер» тронулся. Поговорить нам так и не удалось.

Чем ближе подходил наш полк к Выборгу, тем упорнее становилось сопротивление противника. Утром пошли за завтраком. Когда возвращались, налетела дюжина «фокке-вульфов». Они сбросили на нас мелкие бомбы. Держа в руках котелки с пищей, я залег у забора. Командир броневика старшина Кашин, уже довольно пожилой мужчина, нес несколько буханок хлеба. Увидав самолеты, он побежал и, не заметив стоявшую на дороге повозку, налетел грудью на оглоблю. В результате сломал несколько ребер, попал в госпиталь и был демобилизован.

Самолеты улетели. И тут в небе, прямо над нашими головами с громким шуршанием пронеслось несколько реактивных снарядов «иван-долбаев». До бомбежки они лежали в ящиках без взрывателей, но были уже подключены к электроцепи. Скорее всего, во время бомбежки цепь замкнулась, и сработали пусковые механизмы. Одни снаряды стали взлетать, а другие расползаться по земле, оставляя за собой огненные струи. Один из снарядов двинулся по траншее. Находившийся там солдат бросился от него бежать и укрылся за поворотом. Снаряд уперся в стенку, задергался, развернулся и пополз дальше. Легко представить, что пережил солдатик, глядя на надвигающегося на него огненного головастика.

Ночью вошли в Выборг. Впереди на дороге горел фургон с боеприпасами. Слышался беспрерывный треск рвущихся патронов, изредка раздавались взрывы гранат. С опаской, на большой скорости проскочили мимо полыхавшей машины.

Проехали по мосту мимо Выборгского замка. Остановились на какой-то улице. Налетели немецкие самолеты. Мы спрятались под аркой большого дома. В городе находились недолго. За операцию по уничтожению обороны противника на Карельском перешейке я был награжден медалью «За отвагу». Полк и майор Примаченко были награждены орденами Александра Невского.

После взятия Выборга нас вывели из боя. Дальше в скалистой местности танкам было не развернуться. В наступление пошли пехотинцы, ребята 1926 года рождения. Они были плохо обучены. Подымаясь в атаку, солдаты жались друг к другу и десятками ложились на землю, сраженные пулеметным огнем.

На отдых нас отвели на станцию Кямяря (станция Гаврилово). Красивое место недалеко от озера. На берегу находилась военная прачечная. Прачками работали молодые девчата. Конечно, этот «мыльный пузырь» стал местом паломничества танкистов.

Мы получили новые танки ИС — «Иосиф Сталин». Это была могучая машина со 122-мм пушкой. Но запас снарядов в боеукладке был невелик, и в отличие от КВ снаряды с гильзами хранились раздельно.