19 января Красное Село было взято. За эту операцию полк был награжден орденом Красного Знамени, и ему было присвоено звание — Красносельский. Нам с Володей вручили медали «За отвагу» и присвоили звания сержантов.

После взятия Дудергофских высот наш штаб расположился на Вороньей горе. Мы стояли около своей машины, когда рядом раздался рев «ишака». Так солдаты называли немецкий реактивный шестиствольный миномет. У «катюш» направляющими для снарядов служили рельсы, а немецкие реактивные мины вылетали из стволов. Услышав рев мин, мы бросились по укрытиям, но разрывов не последовало. Выяснилось, что наши ребята нашли брошенный немецкий миномет и начали его изучать. Развернули ствол в сторону противника и дали залп, наделав переполох.

Передохнув, мы пошли в направлении на Большую Пудость. Проехали полуразрушенную деревушку, притаившуюся в лесу. Вокруг нее было много сгоревших и подбитых Т-34. Это танковая бригада полковника Хрустицкого попала в засаду, и вот результат.

Наша машина выехала из леса. Впереди на поле разместилась батарея 82-миллиметровых минометов. Мы решили сходить, посмотреть. В этот день была оттепель. Захотелось попить. Вдоль обочины тек ручеек. Остановились, попили талой водички, а метров через десять, в канаве, по которой как раз и протекал ручеек, увидели оттаявший из-под снега труп немца. Плюнули и пошли к минометчикам.

В этот момент раздалась команда: «Батарея! К бою!». Из укрытий выскочили бойцы и встали к минометам. Командир скомандовал: «Прицел такой-то. Пятью минами. Первое — огонь! Второе — огонь!» — и так далее. Минометчики по очереди опускали мины в стволы. Раздавались выстрелы, и было видно, как мины пропадали в вышине. Вдруг одна из них зависла на небольшой высоте и стала падать. Все бросились на землю. Раздался взрыв. К счастью, никто не пострадал. Расчеты снова встали к минометам и продолжили стрельбу. После отбоя минометчики рассказали, что такие случаи у них не редкость.

В 6 часов утра, как всегда, передали последние известия. Начали со сводки Совинформбюро. На Ленинградском фронте продолжалось наступление. За последние сутки были освобождены такие-то населенные пункты. Начальник штаба майор Брюквин пометил эти пункты на карте. Надо было как раз ехать в штаб дивизии. Еще вчера приходилось ехать в объезд, а теперь через только что освобожденную деревню можно было попасть в штаб напрямик. Выехали на броневике Емельянова. Командир броневика Супьян уселся на башне. Подъехали к переднему краю. Впереди взлетали осветительные ракеты. Проехали вперед. Ракеты стали взлетать по бокам, а потом и вовсе позади машины. Брюквин посмотрев карту, сказал, что сейчас должен быть перекресток дорог. И точно, впереди показалась развилка. На ней горел костер. Вокруг костра грелись солдаты. Рядом стояла небольшая пушка. Брюквин вышел из машины, включил фонарик и направился к бойцам уточнить маршрут. И тут он услышал по-немецки: «Кто идет?». Что-то неразборчиво пробормотав в ответ, начальник штаба спокойно развернулся и пошел назад. Подойдя к машине, тихо сказал Емельянову: «Быстро разворачивайся!». Шофер сразу все понял, молниеносно развернул броневик. Брюквин сел, и машина помчалась обратно. Супьян даже ничего не понял. Броневик летел назад, к линии фронта. Вдоль дороги, пригибаясь, шли немцы. Увидав несущуюся к переднему краю машину, они стали махать руками мол: «Куда претесь? Там русские». Наконец броневик въехал на наши позиции. Когда вернулись в часть, Емельянов рассказал о случившемся. Через некоторое время на радиостанцию зашел Брюквин. Мы стали расспрашивать его, как было дело. Майор, удивившись, что мы уже все знаем, сказал: «Да, ребята. Струхнул я. Если бы узнали, что начальник штаба полка попал в плен, досталось бы. Да у меня еще с собой были карты с нанесенной обстановкой. Ну да ладно, все обошлось. Оказывается, сводкам не всегда можно верить».

На другой день полк далеко ушел вперед. Кухня отстала. Мы сели перекусить тем, что было. Достали хлеб, посыпали сахарным песком. Предложили начальнику штаба. «Да, нет, ребята, не хочется», — ответил Брюквин. Через некоторое время майор опять зашел на станцию и спросил: «Хлопцы, вы угощали меня хлебом, не осталось ли?». Мы ответили, что хлеб есть, а сахар закончился. Предложили ему посыпать хлеб солью. Увидев крупную соль, начштаба отказался. Мы растерли соль в ложке. Посыпали хлеб. Перекусив и попив воды, Брюквин сказал: «Вот, спасибо! Теперь опять воевать можно!». И ушел по своим делам.

Нас развернули на запад. После короткого боя вошли в Елизаветино. Перед поселком раскинулось большое поле. Всюду на черном от копоти снегу лежали наши пехотинцы, павшие при взятии Елизаветино. Дымились пожарища. Мы остановились. Начальник штаба Брюквин куда-то ушел. Мы увидали, что солдаты тащат какие-то банки. Поинтересовались, что в них. Оказалось, рядом два немецких продовольственных склада. Мы побежали туда. Один из складов еще горел. В нем хранились большие банки с мясными консервами и горохом. Мы набрали столько банок, сколько могли унести. Некоторые консервы от жары раздулись, но это было не важно. На другом складе нашли тюбики с плавленым сыром и пакеты с галетами. Затарившись провиантом, быстро вернулись к машине. Возвратился Брюквин. Перекусили и тронулись дальше.

Противник поспешно отступал. Нас развернули на Гдов. Полк вступил на территорию знаменитого партизанского края. Мы шли, не встречая сопротивления. Задержки происходили только у взорванных мостов, на время, пока саперы восстанавливали переправы. Вышли к реке Плюсса, и нас отправили на отдых.

Деревня Заполье Волосовского района была со всех сторон окружена лесом. От войны она совершенно не пострадала. Мы расквартировались у хозяйки с тремя маленькими ребятишками. Хозяйка жила без мужа. Внутри стены дома вместо обоев были оклеены немецкими газетами на русском языке. Мы с интересом читали эти газеты. В них было много карикатур на Сталина и Эренбурга.

До прихода наших войск в доме стояли немцы. Хозяйка отзывалась о них спокойно. Ничего плохого они не делали. Угощали ребят сластями. Не нравилось только то, что, сидя за столом, немцы портили воздух. Когда хозяйка делала им замечание, они, смеясь, отвечали: «Матка, это хорошо. Хуже держать воздух внутри». А вот эстонцев крестьяне ругали. Карательные отряды, набранные из эстонцев, свирепствовали по деревням в поисках партизан.

23 февраля 1944 года в Заполье мы отметили день Красной Армии. Перед этим Трунов съездил в командировку в Ленинград и привез водки. С утра выпили. Когда началось построение для вручения наград, мы уже были навеселе. В этот день нам вручали медали «За отвагу». Потом все собрались в фургоне. Зашел командир первой роты Селиванов Федор Степанович. Ему только что присвоили звание майора. За умелое руководство подразделением он получил еще и орден Александра Невского. У Селиванова и без того вся грудь была в орденах. Мы поздравили ротного с наградой и пожелали дальнейших успехов. По званию он уже давно перерос должность командира роты и должен был в скором времени получить повышение. Но Селиванов вдруг сказал, что не рад ни ордену, ни званию. Что чувствует, это последняя награда. Мы успокаивали его, говорили, что еще повоюем вместе. Но он твердил свое: «Нет, хлопцы, отвоевался я». И как в воду глядел.

В полку была киноустановка. Заведовал ею киномеханик Анатолий Штеренталь. Аппаратура у него была старая и в таком разбитом состоянии, что просто удивительно было, как она все же работала. Он постоянно возил ее в город ремонтировать, но и после ремонта техника все равно барахлила. Зато Анатолий славился своим остроумием. Офицеры старались с ним не связываться. Говорить он умел и делал это красиво. Товарищи часто обращались к Штеренталю с просьбой написать письмо любимой девушке. Анатолий мастерски сочинял целые романы, слушать которые собирался весь полк.

В Заполье замполит решил провести политработу среди освобожденного от оккупантов населения. Устроили показ фильма «Она защищает Родину». Народ собрался со всех окрестных сел. Перед сеансом замполит майор Смирнов провел беседу. Начался фильм. Вскоре лента стала рваться, и сеанс пришлось приостановить. Закончилось все тем, что Смирнов велел киномеханику спуститься в зал и рассказать содержание картины. Под смех зрителей Штеренталь вышел на сцену и без подготовки, сходу пересказал весь фильм. Анатолий прошел с нами весь боевой путь до самого конца войны. После войны Штеренталь вернулся в институт кинематографии.