Под полом был погреб. Мать спускалась туда и доставала морковку, свеклу и другие овощи. К весне они начинали прорастать, и я с интересом рассматривал молодые бледные побеги.

Когда в 1928 году родился брат Миша, мама оставляла меня его нянчить, а сама уходила работать в поле. Иногда я таскал малыша на поле к матери. Дорога как пухом была покрыта мелкой глиняной пылью. По этой мягкой теплой пыли я — то нес, то волок брата. Как-то раз мама взяла малыша с собой. Положила его в тени куста, но, заработавшись, забыла о ребенке. Когда тень ушла, брат оказался под палящим солнцем. Лицо мальчика обгорело. Лечили ожег жженым яичным желтком. Над лучиной держали желток, он плавился и капал на блюдце. Этим составом смазывали лицо и вылечили без последствий.

В начале лета 1929 года отец решил перевезти семью в Ленинград. Началась коллективизация. По деревне ходили уполномоченные с наганами и всех крестьян загоняли в колхоз. Несогласных раскулачивали, и хотя нам это не грозило, мы жили бедно, решили от греха уехать. А дядя Ваня и дядя Коля вскоре были раскулачены и высланы на Соловки, хотя у них тоже богатства не было.

Отец продал дом. Мы погрузили вещички на телеги и поехали на станцию Сущёво. Ехали вдоль железной дороги. Тут я впервые увидел поезд. Услышав шум состава, лошадь испугалась. Ей накрыли голову какой-то одежонкой. Она билась в оглоблях и ее еле-еле держали.

Для начала мы остановились в Павловске. Поселились в деревянном доме недалеко от парка, две семьи в большущем зале. Во дворе был прямоугольный водоем, обшитый досками. Отец ездил работать в Ленинград. Мать устроилась на Павловскую опытную станцию Всесоюзного института растениеводства (ВИР). Работала на клубничных плантациях. Здесь, в Павловске, мы впервые попробовали ягоды клубники. В деревне земляники мы ели много. На субрах, кучах камней, лежавших на межах между полями единоличников, она росла в больших количествах. А клубнику в то время в деревне не сажали.

У дома росли высокие деревья черемухи. В конце лета мы набивали себе оскомину ее ягодами. В парке собирали желуди, которые валялись под дубами.

Осенью переехали в Ленинград. Поселились в доме номер 13 на 24-й линии Васильевского острова. Жили в закутке-кухне, отгороженной от большой квартиры.

Отец устроился кочегаром в нашем же доме, и вскоре мы получили двадцатиметровую комнату в квартире 66. Это было полуподвальное помещение. В комнате всегда было сумрачно. Единственное окно выходило во двор между двумя шестиэтажными зданиями.

Наш дом стоял в окружении корпусов завода «Электроаппарат». Напротив располагался проволочно-канатный завод им. Молотова. В доме было три двора и много подвалов. Для детских игр и затей места хватало. Играли в лапту, прятки, колдуны, казаки-разбойники. В лапту вместе с ребятами иногда играли и взрослые парни, и даже мужчины. При попадании мяча, особенно если играли «арабским», игрок получал сильнейший удар.

В соседней комнате жила дворничиха-татарка с детьми. Но она вскоре уехала, и в ее комнате поселились Соколовы. Хозяин, дядя Петя, работал дворником. У него была жена и пятеро детей: Мария, Николай, Павел, Александр и Ольга. Можно представить, что делалось в квартире во время наших игр. Летом часто ходили купаться на Масляный буян. Это был небольшой залив Невы в конце 24-й линии. Сейчас здесь стоит корпус Балтийского завода. Иногда ходили купаться на Вал. В этом месте Смоленка впадала в Финский залив. Сейчас здесь находится пересечение Наличной улицы и Морской набережной. В выходные дни на Валу собиралась масса народу.

Часто ходили гулять в Василеостровский сад. Рядом строился дворец культуры имени Кирова. В саду были игровые комнаты, аттракционы, спортивные площадки. Днем вход был свободный, а вечером с посетителей брали по 50 копеек. Но мы, мальчишки, проникали в сад бесплатно, через забор. По вечерам там устраивались гулянья, на эстраде давали концерты и разные представления. Мы с удовольствием посещали соревнования профессионалов по французской борьбе. В них участвовали Ян Цыган, дядя Пуд, Нельсон и другие известные борцы.

Иногда ездили в Зоосад или в находившийся рядом сад Госнардома. Там было множество аттракционов. Особой популярностью пользовались Американские горы. Построенные в виде высоких серых скал, они возвышались над садом и были видны даже с Васильевского острова. Около Американских гор всегда стояла большая очередь желающих прокатиться. В два вагончика садилось человек двадцать пассажиров. Вагончики трогались. Сначала медленно поднимались на почти вертикальную гору и вдруг срывались вниз в пропасть, чтобы сразу взлететь на другую, уже невысокую горку. Спустившись с нее, проезжали по крутому виражу, потом по темному тоннелю и плавно подкатывались к месту посадки. В момент, когда поезд срывался в пропасть, раздавался женский визг, всегда вызывавший смех находившихся в саду людей. В начале войны Американские горы сгорели. После войны в Приморском парке были построены новые горы, но они не шли ни в какое сравнение с госнардомовскими.

В Гавани, на свалке, сегодня это район улиц Нахимова и Наличной, были коллективные огороды рабочих Балтийского завода. Наш дед работал там сторожем. На своем участке мы сажали картошку, помидоры и другие овощи. Собирали неплохие урожаи.

Иногда на лето меня с братом отправляли на родину мамы, в деревню Большие Старики. Там жила мамина сестра тетя Настя. Деревня располагалась рядом с полустанком Ашево по Витебской дороге. Реки не было, но был большой лес с ягодами, грибами и орехами. Ребят в деревне было много. Забав тоже. Любили кататься на гигантских шагах. Играли в городки и бабки.

По церковным праздникам в деревнях устраивались гулянья. В Больших Стариках в начале июля отмечалась Тихвинская, праздник Тихвинской иконы Богородицы. Приходили и приезжали гости из окрестных деревень. С утра угощались, а потом все отправлялись гулять на улицу. Собирались группами и двигались колоннами по кругу вдоль деревни. В каждой группе была гармонь, а то и не одна. Где-то устраивались пляски, но чаще, на ходу, пели частушки. Гармонисты играли «Скобаря», или, по-другому, «Новоржевскую». Под эту музыку пели песни. Большинство гармонистов играли просто виртуозно, и слушать их было одно удовольствие. Почти ни одно гулянье не обходилось без драк. Если обошлось без мордобоя, считалось, что погуляли плохо.

Мария, дочь тети Насти, с 1933 года поселилась у нас. Окончив школу, она устроилась работать на ткацкую фабрику.

Мама сначала работала на кожевенном заводе имени А.Н. Радищева, а потом перешла на 4-й хлебозавод. Он находился на 20-й линии Васильевского острова. В то время там пекли хлеб, делали печенье и сдобу. Этот хлебозавод в дальнейшем сыграл огромную роль в моей жизни.

В восемь лет я пошел в школу. Школа находилась на углу 23-й линии и Среднего проспекта. И сегодня в этом красивом трехэтажном здании находится школа. Учился неплохо, особенно по гуманитарным предметам. Рядом со школой располагался стадион «Балтвод» с довольно неплохим футбольным полем и беговой дорожкой. Трибун не было, их заменяли деревянные скамейки. Здесь проводились матчи на первенство города по футболу. На поле можно было увидеть Бутусова, Петра Дементьева и других известных игроков.

Вдоль стадиона были построены русские ледяные горы. Одна деревянная гора, высотой метров десять, стояла около 24-й линии, другая, на другом конце, у 23-й линии. Зимой горы заливали водой. Спускаясь с огромной скоростью с одной ледяной горы, мы мчались до другой, а забравшись наверх, скатывались в обратном направлении. Специальные сани выдавали напрокат. Горы эти пользовались у ребят огромным успехом. И вход на стадион, и катание с гор были бесплатными.

В декабре 1934 года учеников нашей школы построили на линейку. Было объявлено, что троцкистами убит любимый вождь ленинградцев С.М. Киров. Вскоре по городу распространились слухи об арестах врагов народа и вредителей. В нашем доме была арестована и сослана семья Берг. В газетах почти все страницы были заняты статьями о процессах над троцкистами и зиновьевцами. Я с интересом читал эти материалы. Часто, придя в класс, мы получали указания, какие страницы учебников необходимо вырвать или какие портреты уничтожить. Всему этому мы глубоко верили.