Один из мучивших его верзил скрылся в доме. Другой, подперев стенку плечом неподалеку, лениво ковырялся в зубах острой щепой.

— Знать, расплата твоя за жульничества пришла, — беззлобно бросил он, щурясь на солнышко, словно сытый кот. — Сколько раз ставку на бегах делал — все мимо. Пол состояния угрохал.

— Не велико оно было — состояние-то? Таким прихвостням, как ты обычно гроши на содержание назначают.

— Кусаться вздумал? Ну-ну… Пой, пока возможность есть. Не до тебя сейчас.

— Просто нет в тебе ни капли везения, — сказал Васер, потирая колено. — И ума, если всерьез рассчитывал разбогатеть, на азартных играх.

Зажмурился, ожидая обидного тычка под ребра, но бугай только улыбнулся. Сказал не глядя:

— Мяукай, мяукай… Скоро, как кот драный запоешь, когда господин Лориани прикажет от тебя избавиться. Сколько таких перевидал — все одинаково заканчиваете. И уж кто тут выиграет — увидим.

«А выиграет только тот, — подумал Васер, — на чьем сукне раскладывают карты перед игрой». Говорить это вслух он не стал не от того, что побоялся взбучки. А, пусть-ка сам дойдет до простейших истин, коли и вправду считает, что умнее хозяина. Личный опыт — учит вернее любого самого прославленного педагога.

Раньше Лау думал, как и этот недалекий умом верзила: планировал скопить достаточно деньжат и рвануть на восток, к побережью. Ни разу там не был, но побывавшие у моря люди рассказывали, что солнце в тех краях добрее, а об огненосных Скатах коренные обитатели давно забыли, как о страшном сне. У солоноватой воды зелень растет повсеместно, и люди предпочитают дневные прогулки ночным.

Слухи об исходах с болот, естественно, там мало кто воспринимал не полном серьезе.

Жизнь у воды считалась дорогим удовольствием — на то и копил. Года через три подсчитал состояние: серебром выходило под двадцать полновесных монет золотом. Ерунда, в общем. Хватит только на переезд.

А обустроиться? А Хозяину, как заведено, откуп отвесить? Пить и есть — тоже на что-то нужно.

Вот и получалось так, что ни гроша в карманах после всех положенных трат не оставалось. Снова шарить по чужим мошнам на рынках, как делал это в молодости, Лау не хотел. Перерос, можно сказать, заматерел и желал более спокойной сытной жизни.

Долго думал, как дальше быть. Расстраивало осознание, что копить придется до самой старости. Там ему уже будет не до побега, все мысли станут крутиться вкруг проблемы — как бы пережить следующую ночь и поднять немощное тело с постели.

И так бы жил он, горя не зная, потихоньку варясь в котле серых будней, да попался на глаза старый знакомец, с которым в детстве чистили кошельки уличных зевак. Ему бы сразу догадаться, на чье место метит прощелыга, а нет — поддался на уговоры, прельстился барышом.

У Бернарда имелся выход на алхимика, познавшего рецепт особенного зелья. Знай, подсыпай в корм избранному рысаку, от которого никто не ждет успеха, да делай ставку через подставное лицо…

Дела незамедлительно пошли на лад. За следующие полгода Васер Лау собрал состояние сравнимое с прежними накоплениями и рассчитывал в скором времени удрать из города. Конечно — не один, с Роксаной.

Не желая разбрасываться талантом гувернантки, он планировал узаконить их отношения, как только обоснуются на новом месте. Уж больно интересные вещи творила она в постели: жизнь коротка, и грех лишать ее части невинных удовольствий.

Но все оборвалось в единый миг, когда его грубо вырвал из сонной неги тяжелый дробный перестук армейских сапог во дворе собственного дома.

Лау подозревал, что однажды обман вскроется — исподволь готовился к провалу, но надеялся, что случится это не раньше, чем ноги его окунутся в белую пену и изведают морской прибой.

Однако судьба решила иначе. Его сдали. Обвинения не озвучивали — то исключительная привилегияЛориани, но и без заключения хозяина становилось ясно, что за пределы владения Васер выберется на чужих руках. Хладной тушкой укутанной в мешковину.

Хозяин подворотен заботился о подчиненных: давал приют, не обижал с работой. А также ревностно следил за чистотой своего сада, буйно цветущего в крепостных стенах Сар-города, и без зазрения совести выпалывал сорняки испоганившие любимую грядку.

О деле знали только он и Бернард. Далеко ходить не надо, чтобы понять, кто шепнул на ушко Выворотню о предприимчивом смотрителе скачек. Сам, конечно же, как будто и не причем.

«Это мы еще посмотрим, — думал Васер. — С собой утяну наглеца».

В доме открылась дверь, под матерчатый навес над входом вышел безусый парень лет двадцати на вид. В шароварах и белой мужской рубахе навыпуск — явно с чужого плеча. Спину он держал с особенной грациозностью. Кожа его оказалась бледна, будто ни разу не видела солнца. За ним в сопровождении черного, как смоль, начальника охраны появился и сам Фибус Лориани. Голова коротышки едва доставала до подбородка девушки — что паренек в шароварах и есть та самая уроженка Чулушты, о которой говорил Гунар в подвале, Васер догадался сразу — отчего казалось, что он постоянно пялится на ее высокую грудь.

«Интересно, — вновь подумал Васер. — Дочери Тысячеглавой матери поставляют заказчикам лишь наемных убийц, или в особенных случаях могут предложить обученных профессионалок для дел приятных и не кровавых?» Общаться с девушками западных земель ему еще не приходилось. В прежней своей жизни — до страшной ночи, которая поставила в ней жирную точку — он планировал уточнить этот вопрос. А нынче, видно, не узнает ответ на него никогда.

Сказав что-то, — ветерок задувал в противоположную сторону, делая речь неразличимой, — девушка глянула на Лау. Несмотря на жару, от ее взгляда по спине побежали крупные холодные мураши. Потом отвернулась и зашагала в сторону ворот. Лориани подал знак рукой, из сторожки тот час же высыпал охранник. Не дожидаясь, когда та приблизится, отворил воротину и убрался с дороги подальше.

Дождавшись пока шаровары не скроются из виду, Выворотень отдал приказ чернокожему: кивнул в сторону Лау, а сам стал обходить дом по цветной отсыпанной мелкой галькой дорожке. После короткого обмена репликами с охранявшим Васера верзилой, пленника повели вслед за хозяином.

С обратной стороны здания стоял открытый шатер. Внутри за приготовленным к обеду столом сидел Фибус Лориани. Пытался очистить вареное куриное яйцо — скорлупа поддавалась плохо, снимаясь вместе с белком.

— Не понимаю, — сказал он, когда Васера остановили на коврике подле спасительно тени. — Почему в Чулуште ввели запрет на курицу? Мне кажется, что добровольно женщины лишают себя ценного источника питательных веществ. Зачем загоняют тело в рамки — в жизни так мало удовольствий…

Васер молчал, ожидая, когда Выворотень перейдет к главному. Солнце неистово жгло затылок.

— Арно, оставьте нас — оба, — Лориани окунул освобожденное от скорлупы яйцо в солонку и, надкусив, сладко зажмурился.

— Но господин, он опасен… Обездвижить его?

Васер напрягся, готовый получить тумак в печень.

— Не стоит. Тяжело поддерживать с человеком разговор, когда он только и думает что о смерти. Пусть считает, что у него есть второй шанс, так мы быстрее придем к удовлетворяющему нас обоих результату.

Хоть и говорили в присутствии пленника в третьем лице, будто о неодушевленном предмете речь вели, забрезжило далекой надеждой. Васер еще не понимал, чего хочет от него коротышка, чья власть становилась полнее, стоило Сар-городу погрузиться в ночную мглу. Но одного того, что речь завели о чем-то ином, пока непонятном, но далеком от проступка совершенного в приступе жадности, было достаточно, чтобы настроение бывшего Смотрителя ипподрома слегка улучшилось. Блеклые серые цвета, в которых он видел мир с памятной ночи, обрели множество оттенков.

Повинуясь безмолвному жесту, охранники все же ушли.

— Хотите холодного чаю? — спросил Лориани. — Привезен с восточного побережья не далее месяца назад.

— Не откажусь. — Больше, чем пить, Васер желал оказаться в тени шатра. Солнце основательно напекло голову. Казалось, еще немного и кожа вздуется пузырями, лопнет, не выдержав жара. Прошептал хриплым голосом: — Могу я войти?