В короткий срок эскадрилья обрела опыт, слеталась так же, как и первое звено «севастопольцев». В невыносимой, казалось бы, обстановке работала не просто успешно, но и бодро, с неизменной готовностью к любому заданию. В самые трудные дни — никакого упадка духа, никакой усталости.

Самые трудные дни наступили в начале лета. Для третьего штурма города противник сосредоточил огромное количество наземных сил, более шестисот самолетов…

На херсонесском пятачке, в выдолбленных в каменистой земле капонирах, укрывалось пятьдесят три машины. Личный состав спасался от бомбежек и обстрелов под скалами южной стороны. Только за один день 24 июня 1942 года по аэродрому было выпущено более тысячи двухсот артиллерийских снарядов, сброшено до двухсот крупнокалиберных бомб. Артобстрелы и бомбоудары заставали самолеты при посадке и выруливании на старт. Один из осколков попал в бензобак машины Корзунова, самолет сгорел…

Эскадрилья сражалась до приказа на последний взлет и покинула Херсонесский аэродром только за четыре дня до оставления Севастополя последними нашими частями.

По два ордена Красного Знамени заслужили в этих памятных боях командир эскадрильи Иван Егорович Корзунов и его штурман Иван Иванович Филатов.

Летом и осенью сорок второго отважный экипаж водил эскадрилью на скопления вражеских войск в кубанских степях, под Новороссийском, на перевалах Главного Кавказского хребта…

Как-то во второй половине августа командир полка, вызвав друзей, молча обвел кружком отдельный домик на Клухарском перевале. Карта была крупномасштабная, но и на ней синий карандаш едва не залез за красную черту, обозначающую позицию нашей обороняющейся пехоты.

— Ваша цель, друзья! Севастопольская!

Глаза Филатова заблестели: соскучился по ювелирной работе.

— А карту свою дадите?

Карту дали. Корзунов отобрал три лучших экипажа. Филатов тщательно проинструктировал штурманов.

Пикировать в теснине между гор — само по себе дело нелегкое. А тут точечная цель, близость своих позиций…

Однако спикировали. Бомбы угодили точно в указанное строение, разнесли в щепки командный пункт гитлеровских горноегерей. И тут наблюдающие результат штурманы и стрелки в один голос закричали своим командирам:

— Смотрите, смотрите!..

Огромная толпа каких-то людей, выскочив из-под нависающих над дорогой скал, на бегу рассыпаясь, устремилась к нашей передовой…

Загадка разъяснилась только к вечеру. Из штаба наземных войск передали в дивизию благодарность: ваши летчики освободили из фашистского плена шестьсот советских граждан. Оказалось, гитлеровцы заставили этих людей таскать к перевалу грузы, используя их как вьючных животных. По этому случаю в полку были проведены беседы, летчики выражали свой гнев и ненависть к бесчеловечному врагу.

Филатов же, сверх всего, сделал свой вывод в беседе со штурманами:

— Вот, братцы, как важна точность в нашем деле…

Через несколько дней в штаб поступило тревожное сообщение: противник просачивается на южные склоны перевала.

Основную дорогу надежно защищали наши войска. Преодолеть их сопротивление врагу не удавалось, но, как доносила разведка, гитлеровские егеря нашли обходную тропинку. По словам разведчиков выходило, что она защищена не только от налетов, но и от наблюдения с воздуха нависшими над ней скалами. В то же время немедленно остановить врага могла только авиация. Необходимо было в кратчайший срок разыскать тропу. Эту задачу Корзунов поставил перед лучшим пикировщиком эскадрильи капитаном Андреем Кондрашиным. Тот взял себе в напарники лейтенанта Михаила Плохого из своего звена — летчика, не раз отличавшегося в разведке.

О Кондрашине я уже кое-что рассказывал в предыдущем очерке. Всего о нем не расскажешь. Удивительный был человек! Вот и на этот раз он двумя экипажами сумел решить такую задачу, которая и целому полку едва ли была под силу.

Обнаружив тропу и двигавшихся по ней вражеских автоматчиков, Кондрашин и его штурман Анатолий Коваленко решили обрушить на них скалу, нависшую над склоном. Сброшенные ими бомбы сделали дело так, как сумели бы разве что опытные подрывники. Оказавшиеся в западне гитлеровцы были уничтожены нашей пехотой. А имя Кондрашина стало чуть ли не самым популярным в частях 46-й армии, защищавших этот труднейший рубеж…

В сорок третьем, во время изгнания немцев с Кавказа, действия полка в основном были направлены на порты Феодосия, Керчь, Тамань. Через них осуществлялось снабжение обороняющихся вражеских войск. Постоянно держать под контролем эту важнейшую морскую коммуникацию противника было главной задачей всей авиации Черноморского флота.

Особенно трудными целями являлись быстроходные десантные баржи, которые стал широко использовать противник.

Первая встреча с ними обескуражила даже таких бывалых воздушных бойцов, как Корзунов с Филатовым.

Воздушной разведкой был обнаружен караван, состоящий из двенадцати судов. Пятерка пикировщиков, вылетевшая на удар по тревоге, нашла в указанном районе дюжину незнакомых по силуэту судов, идущих в двухкильватерной колонне.

— Зайдем под углом тридцать — сорок градусов, — предложил Корзунов. — В какую-нибудь да попадем. Будто не знал своего штурмана.

— Зачем торопиться, командир? Сейчас разберемся. И с целью, и с ветерком, чтобы точненько снос рассчитать. Может, сбросим одну для пристрелки?

Сбросили сотку. И тут с посудин открылся бешеный огонь. Особенно неистовствовали «эрликоны».

— Педант чокнутый… — выругал друга Корзунов, закладывая противозенитный маневр.

Но тут же услышал восторженный крик стрелка-радиста:

— Попала! Тонет!

Филатов, однако, молчал. Потом не то удивленно, не то смущенно:

— Да нет, в том-то и дело… Даже и крена не видно… И тут началось самое поразительное. Все суда с проворностью юрких букашек рассредоточились, повиляли и вдруг стали в правильный круг. Огонь с них достиг такой силы, словно это были хорошо вооруженные военные корабли.

— Ложимся на боевой! — безоговорочно приказал Корзунов.

Филатов сбросил серию. Одна из бомб опять угодила прямо в судно. И опять тот же результат…

Так состоялось первое знакомство пикировщиков с этой новинкой немецкой морской техники. Вскоре в полку были получены данные о БДБ — быстроходных десантных баржах. Их необычайная живучесть объяснялась наличием в корпусе множества отсеков, разделенных водонепроницаемыми переборками. Три сильных двигателя обеспечивали отличную маневренность: БДБ успевала отвильнуть с курса за время падения бомбы с небольшой высоты, то есть за шесть-семь секунд. Вооружение — четыре автоматические пушки «эрликон».

Необходимо было разработать соответствующую тактику. Корзунов, Кондрашин, Филатов принялись за дело с охотничьим азартом. Все жизненно важные механизмы и емкости с горючим у БДБ располагались в кормовой части. Но длина баржи сорок семь метров, ширина — восемь. Вот тут и выбирай, куда попасть…

Выбрали. Подобрали соответствующие бомбы, разработали метод ведения прицельного огня, тактику групповых ударов. Сорок три БДБ, потопленные эскадрильей со времени появления этих посудин на Черном море и до окончания боев за Крым, — лучшее свидетельство того, что для подлинных мастеров воздушных атак неуязвимых целей не существует.

24 июля 1943 года майору Корзунову присваивается звание Героя Советского Союза. В августе его назначают командиром 40-го бомбардировочного авиаполка. Капитан Филатов становится соответственно штурманом полка. А эскадрилью имени Героя Советского Союза Александра Цурцумии принимает капитан Кондрашин.

Осенью все трое друзей награждаются за отвагу и мастерство, проявленные в боях за освобождение Тамани. Корзунов и Кондрашин — орденом Красного Знамени, Филатов — Отечественной войны I степени.

На новой должности Корзунов продолжал лично водить группы пикирующих бомбардировщиков на корабли противника в море и в базах. Мастер снайперских бомбоударов Филатов был примером для всех штурманов полка, неустанно совершенствовал их боевую выучку.