Раннее утро 13 апреля. Эскадрилья на дежурстве: пять бомбардировщиков и два торпедоносца в тридцатиминутной готовности. Ведущий всей группы — комэск Чупров, пары торпедоносцев — я.

После завтрака Иван Григорьевич приносит очередную весть: войска Отдельной Приморской армии полностью очистили Керченский полуостров, освободили Феодосию.

У нас день так и проходит в ожидании: от воздушных разведчиков 30-го авиаполка целеуказания не поступает.

Вечером меня со штурманом вызвали к начальнику штаба. Задание — сбросить в районе горы Черная пять мешков с оружием и боеприпасами для крымских партизан. Вместо заболевшего Должикова предложено взять в экипаж старшего сержанта Алексея Ливеровского.

— Ничего не имеете против?

Вопрос для формы. Ливеровский — один из опытнейших стрелков-радистов, долгое время летал с Николаем Александровичем Токаревым. В ноябре прошлого года вместе со мной получал орден Красного Знамени.

Торпеда с самолета снята, на ее месте три двухметровых десантных мешка. В люки затаскивают еще два. Укрывшись от резких налетов ветра за штабелем бомбо-тары, проверяем с Прилуцким расчет маршрута. Ведя карандашом по карте, штурман еще раз в воображении проходит весь путь. Горы с высокими вершинами, множество ущелий. В одном из них нужно отыскать крохотный ромбик из костров. Маршрут новый, с этого аэродрома мы к партизанам еще не летали.

Стартуем. Сумерки быстро накрывают землю. Идем по приборам через Геническ, Гнилое море, Карасубазар. Все чаще обращаю взор к штурману, тот — к карте. Последний разворот. Прилуцкий откладывает карту, прилипает к блистеру в носу кабины. Несколько напряженных минут.

— Вижу сигнал!

Доворачиваю по его командам. Сбрасываем три мешка с внешней подвески. Повторный заход. Штурман командует Ливеровскому и Жуковцу — приготовиться к сбросу груза из люка.

Еще одна прямая на ромб — в воздухе раскрывается парашют. Еще заход Ливеровский и Жуковец подтягивают последний стокилограммовый мешок к люку, выталкивают в воздух.

— Парашют раскрылся, командир!

Вот и вся работа.

В этот же вечер шесть экипажей произвели постановку мин в Сулинском гирле. Штурманы Дуплий, Незабудкин, Басалкевич, Прокопчук, Кондрашов и Кружков блестяще справились с этим нелегким заданием.

Наутро узнали: освобожден Симферополь — основной узел обороны противника, прикрывавший путь к портам южного побережья.

В тот же день, 13 апреля, восемьдесят штурмовиков 11-й штурмовой авиадивизии полковника Манжосова в сопровождении сорока двух истребителей совершили массированный налет на скопление транспортных средств, нагруженных отступающими войсками и готовившихся к выходу из порта Судак. В результате удара были потоплены три самоходные десантные баржи и пять повреждено, уничтожено много живой силы противника. Погрузка в порту прекратилась, румынские и немецкие солдаты предпочли бежать по суше в направлении Алушты.

В течение трех дней дивизия боевых вылетов не производила: не было горючего. Случается и такое на войне.

С рассветом 17 апреля все собрались у штабной землянки: бензин подвезли, за целями дело тем более не станет.

Так и есть, не прошло и часа — сообщение. Воздушной разведкой обнаружен вражеский конвой: два транспорта, четыре корабля эскорта. Следом — второй: транспорт, четыре быстроходные баржи с охранением.

Торпедоносцам нашего полка во взаимодействии с бомбардировщиками тридцать шестого приказано нанести удар по первому конвою.

В десять тридцать в воздух ушла четверка «илов», возглавляемая экипажем Киценко. В одиннадцать — с учетом разницы в скоростях — пятерка двухмоторных бомбардировщиков А-20. Первыми удар должны нанести они — расстроить системы противовоздушной обороны кораблей.

Рядом с машиной Киценко шел самолет младшего лейтенанта Василия Ольхового. Николай Синицын возглавлял вторую пару. Штурманом с ним летел лейтенант Александр Королев: его летчик Бубликов заболел надолго. Ведомой шла машина лейтенанта Виктора Токарева.

Группа вышла в море. Киценко заглянул в прорезь щитка — невозмутимый Басалкевич сосредоточенно прокладывал курс.

— Не промажем, штурман?

— Через пять минут район цели, — спокойно заверил бывший учитель.

Киценко бросил взгляд на ведомых, приказал своим стрелкам усилить наблюдение за морем и воздухом.

Через десять минут был обнаружен конвой. Он состоял из двух транспортов водоизмещением в две тысячи и тысяча тонн, одного миноносца и четырех сторожевых катеров.

Наших бомбардировщиков в районе цели не оказалось.

— Атакуем головной транспорт с обоих бортов, — передал свое решение Киценко и отвернул со своим напарником влево.

Синицын — вправо. Снизились, пошли над водой, разомкнулись по фронту.

Противник открыл ураганный заградогонь. Затем — прицельный, по каждому самолету. Торпедоносцы легли на боевой курс. Зенитки били горизонтально, в лоб, но никакая сила уже не могла заставить гвардейцев свернуть с курса. Шестьсот, пятьсот, четыреста метров…

— Залп!

Басалкевич и Касаткин нажали на кнопки. Штурманы второй пары Королев и Лапницкий — тоже. Их машины находились в момент сброса в шестистах метрах от цели.

Транспорт маневрировал. На него с двух сторон неслись четыре торпеды. Прижавшись к воде, летчики выходили из атаки. Воздушные стрелки всех четырех машин поливали палубы кораблей огнем из пулеметов.

И вот — огромный взрыв, клубы черного дыма. Транспорт накренился на левый борт, стал погружаться в воду…

На земле выяснилось, что группа бомбардировщиков на заданную цель не вышла. Произвела удар по запасной — по второму обнаруженному разведчиками конвою — и повредила транспорт.

В тот день вечером нам предстояло вылететь на постановку мин в бухтах Севастополя. На задание шли семь экипажей, из них один с бомбами — для отвлечения внимания противовоздушной обороны противника. Эта роль была вновь возложена на экипаж Александра Васильевича Корнилова. Он первым и ушел в воздух. Следом взлетели Ковтун, Дарьин, Пресич, Алфимов, Самущенко, я.

Час полета в тишине. Вот и Севастополь. Начинаю планировать. Вскоре город оказывается выше нас, он лежит без огней, затаившийся, тихий. Вывожу машину в горизонтальный полет. Контролируя высоту по приборам. Кажется, слышу, как внизу лениво плещутся волны. Еще минута, и нас засекут с вражеских постов наблюдения.

— Штурман, как?

— Доверни вправо пять. Так держать!

И как раз впереди рвутся бомбы. Надо ж так угадать! Молодец, Александр Васильевич, молодец, Сергей Прокофьевич. Точненько рассчитали время. Враг приспособился к нашей тактике, сбрось они бомбы чуть раньше, успел бы нащупать и нас. А сейчас все прожектора, весь ураганный огонь нацелены в небо над бухтой Круглой.

— Сброс!

— Парашюты раскрылись!

Разворачиваю облегченный самолет в сторону моря.

— На аэродроме Херсонесский маяк рвутся бомбы! Точно определил Жуковец, сам просидел когда-то на этом аэродроме полгода. Значит, вырвался Корнилов.

И на вторую цель успел вовремя, теперь все внимание немцев — туда.

— Все как по нотам, штурман?

— У нас — да. Думаю, и остальные разгрузятся, кто еще не успел. Нотам-то тоже, брат, поучиться надо!

Именно. Чтобы такие концерты давать, как Александр Васильевич.

Набираю высоту, ложусь курсом на север. Теперь незачем обходить Крым морем: почти весь полуостров свободен. Пересекаю береговую черту в районе Саки, через час сажаю самолет на аэродроме.

Двое из наших сели раньше, остальные — следом за нами. Все выполнили задачу, никто не побывал под огнем. Вот что значит — знать ноты…

18 апреля. Напряженный трудовой день. Надо перевезти бензин в Одессу, на Школьный аэродром, куда перебазировался наш 11-й гвардейский истребительный полк. Возим в своих баках, по две тонны за самолето-рейс. За день три рейса — путь не далек. Три взлета, три посадки на тесный и незнакомый аэродром. И с воздуха глаз не спускай — немец соображает, что не с учебной целью катаемся взад-вперед. Но выбора нет. Десятки тысяч моторов наступающего фронта нуждаются в питании. А тут — бездорожье, весенняя распутица… За день восемь самолетов перевезли сорок восемь тонн горючего — на сто вылетов на истребителях.