— Юго-западнее маяка, в километре, вижу еще три, — докладывает штурман. Курс — от бухт.

— Драпают, гады! Уже нагрузились. Жаль, мы их раньше не обнаружили…

— Успеем еще догнать утром!

— А праздник?

— До праздника тут…

Приземляемся перед рассветом. Немировский все еще на КП.

— Противник стянул много плавсредств к Севастополю и Херсонесу…

— Видели.

— Предстоит жаркий день. Отдохните часа четыре и приезжайте. Задание получите сразу. Вот так…

Шли последние дни боев за освобождение Крыма. Севастополь был наш, остатки разгромленной немецкой группировки отступили на мыс Херсонес и отчаянно оборонялись, прикрывая эвакуацию своих войск морским путем. Поздно вечером 9 мая майора Буркина и подполковника Мусатова вызвал к аппарату командир дивизии: завтра к рассвету всем составом обоих полков быть в готовности к нанесению ударов по плавсредствам противника, готовящимся к выходу из бухт Севастополя.

Рано утром воздушная разведка донесла: из Казачьей бухты вышел конвой в составе сорока четырех единиц, курс двести семьдесят. Второй конвой обнаружен в трех-пяти километрах западнее Херсонесского маяка: шестнадцать плавединиц, среди них два груженых транспорта водоизмещением свыше трех тысяч тонн.

Такого нам еще видеть не приходилось.

Соответственным было и решение командования: к разгрому отступающего врага привлекалась почти вся авиация Черноморского флота. Общий замысел: выполнить задачу несколькими массированными ударами групп торпедоносцев и топмачтовиков во взаимодействии со штурмовиками и пикирующими бомбардировщиками.

С восходом солнца наши соседи были уже в воздухе. Об этом первом ударе рассказал потом Володя Ерастов.

В пятидесяти километрах юго-западнее Севастополя их группа обнаружила конвой, состоящий из транспорта в три тысячи тонн, десяти быстроходных десантных барж и шести сторожевых катеров. Вражеских истребителей над ним не было. Командир полка подполковник Мусатов, лично руководивший боем с самолета управления, приказал потопить до предела нагруженный живой силой и техникой транспорт.

Три штурмовика круто взмыли вверх, группа топмачтовиков перестроилась для атаки. Триста шестьдесят бомб малого калибра буквально засыпали палубы судна. Обезумевшие гитлеровцы бросились в трюмы…

Яростный огонь открыли зенитки с кораблей. Оранжевые трассы, видные даже при солнце, расчертили небо, образовав, казалось, непроходимые сплетения. Умело маневрируя, штурмовики вновь устремились в атаку. Теперь в их прицеле оказались две быстроходные баржи, прикрывающие борт транспорта со стороны заходящих на удар топмачтовиков.

Застрочили восемнадцать крупнокалиберных пулеметов. Их трассы веерами прошли по палубам, сметая эвакуируемую пехоту, разя расчеты зениток.

Затем в атаку на транспорт пошли топмачтовики. Вихрем пронеслись над водой, сбросили бомбы с предельно близкой дистанции.

— Работу наблюдаю, — передал Мусатов их ведущему комэску Либерману. Сделайте еще один заход.

Восемь стокилограммовых бомб — восемь прямых попаданий. Транспорт горел, корма его погружалась в воду. Либерман напомнил летчику Степанову о его задаче — сфотографировать результат.

— Готово! — ответил тот. — Кадры будут отменные!

Потом эти снимки висели в штабе и на стоянке, красовались во флотской газете.

Все самолеты вернулись на свой аэродром, хотя и с повреждениями.

Вслед за этим последовал вылет торпедоносцев. Группу в основном составляли молодые летчики, сравнительно недавно пополнившие наш полк, но прошедшие основательную подготовку под руководством ветеранов. Повел ее комэск Иван Чупров. Он же — ведущий тройки высотных торпедоносцев. Командир звена Иван Киценко возглавил четверку низких.

Над Севастополем на сотни метров поднимался густой столб дыма. Проходя вблизи него, ведущие групп потеряли друг друга из виду. Каждому пришлось действовать самостоятельно.

Поиск целей также был затруднен. Штурман эскадрильи Федор Аглотков, лежа на полу кабины, прильнул к переднему блистеру.

— Командир, что-то блеснуло слева…

Чупров довернул самолет, и они различили силуэты. Прямо по курсу транспорт в охранении двух сторожевых катеров. Зенитки открыли огонь. Аглотков с ходу произвел сброс, вслед за ним — ведомые. Приводнившись на парашютах, три торпеды начали циркулировать вокруг транспорта. Тот умело маневрировал.

— Эх, сейчас бы довершить ударом низких! — посетовал Чупров.

Попаданий зафиксировано не было.

Группа Киценко обнаружила две баржи, шедшие на буксирах. Вокруг много мелких судов — сейнеров, катеров, баркасов. Ведущий принял решение торпедировать баржи.

Три самолета легли на боевой курс (один возвратился из-за неисправности мотора). Пошли сквозь огонь, отсчитывая сотни метров. Пятьсот, четыреста…

Сброс!

Маневрируя, пронеслись над судами. Хорошо было видно, как мечутся на палубах солдаты.

Взрыв, другой…

Обломки самоходной баржи взлетают высоко в небо. Вокруг — шлюпки, бочки, копошащиеся в воде гитлеровцы…

Проанализировав доклады возвратившихся топмачтовиков и торпедоносцев, а также данные воздушной разведки, штабы пришли к выводу: большие караваны распались на несколько конвоев. Враг рассредоточил свои корабли, чтобы снизить эффективность ударов нашей авиации.

В полдень начальник политотдела дивизии полковник Семен Семенович Бессонов собрал на аэродроме весь личный состав двух полков. Зачитал обращение Военного совета Черноморского флота в связи с освобождением Севастополя.

— Товарищи гвардейцы! Остались считанные дни, и остатки вражеской группировки будут окончательно разгромлены и сброшены в море. Бейте беспощадно гитлеровское зверье, не давайте ему безнаказанно улизнуть из Крыма! Отомстим за разрушенный Севастополь! Смерть фашистским оккупантам!

Начался митинг. На платформу грузовой машины поднимались летчики, техники, авиаторы всех специальностей. Они заверяли командование, своих боевых друзей, что приложат все силы к тому, чтобы помочь войскам и флоту добить врага, не дать ему спастись морем.

Выступления перебил офицер штаба:

— Эскадрилью капитана Либермана — к командиру полка!

Через двадцать минут девять бомбардировщиков вылетели на очередной удар.

В ста километрах южнее Севастополя группа настигла транспорт и быстроходную десантную баржу. Ведущий штурмовиков лейтенант Фиряев вывел свою тройку вперед и, круто развернувшись, перевел машину в пикирование. Навстречу смельчакам потянулись пулеметные трассы, красные шнуры «эрликонов». Минута, другая, и палуба транспорта усеялась серыми кустами дыма от разрывов малокалиберных бомб…

Штурманом у Фиряева был мой старый боевой товарищ Володя Ерастов.

— Во, заметались! — рассказывал он взахлеб. — Представляешь? Заранее кидались в море, когда пошли в атаку топмачтовики! Уже наслышались, гады, о нашей работе…

Двумя заходами штурмовиков зенитки, стоявшие на открытых платформах, были надежно подавлены. Это позволило топмачтовикам отбомбиться особенно «ювелирно», как выразился Володя. Пять прямых попаданий в борт и кормовую часть транспорта — таков был результат. Затем два экипажа атаковали баржу. Взрывы бомб оторвали у нее часть кормы.

Специально выделенный самолет сфотографировал оба тонущих судна.

После обеда от нашего полка приготовились к вылету две группы бомбардировщиков. Первую пятерку повел комэск Чупров, ведомыми летели майор Дарьин и молодые летчики Александр Вальцев, Петр Курушин и Василий Аниканов. Группу прикрывала шестерка истребителей. Поражение кораблей бомбами с горизонтального полета — задача весьма трудная, эффективность этого способа невелика. Но пришлось прибегнуть к нему из-за малых размеров целей.

Опытный штурман Федор Аглотков быстро вывел группу на цель, хотя видимость и затруднялась клубящимися внизу рваными облаками. Вражеский конвой состоял из пятнадцати единиц: самоходная баржа, восемь быстроходных десантных барж, шесть катеров. С воздуха корабли прикрывались четырьмя Ме-110.