…Это случилось 9 октября сорок первого года. Истребители под командой комэска Любимова вылетели на прикрытие штурмовиков. На обратном пути встретились с большой группой Me-109. Силы были неравными: на каждый наш ястребок приходилось по пять фашистов. В ожесточенном бою самолет Любимова был поврежден, он сам тяжело ранен. Пара стервятников бросилась его добивать. Любимов развернулся и пошел в лобовую. Фашисты струсили. Истекающий кровью комэск сумел перетянуть за линию фронта и посадил машину в степи. Его продолжали обстреливать, ранили еще раз. Около года находился на излечении. Несмотря на все усилия врачей и самого пациента, пришлось расстаться со ступней левой ноги. В полк он вернулся на протезе, но добился разрешения летать. В октябре сорок второго его назначили командиром 32-го ИАП, в мае сорок третьего полк стал 11-м гвардейским. Много замечательных воздушных бойцов воспитал за это время Иван Степанович. И при каждой возможности выходил в воздух сам. Вот и сейчас…
При подходе пикировщиков к цели группа была встречена четверкой Me-109. За ними вдали «паслись» «фокке-вульфы». Пара «мессеров» пошла в атаку на левое звено Пе-2. Снесарев кинулся на выручку, открыл заградительный огонь. «Мессеры» отвернули. Им на смену пришла вторая пара. Снесарев спикировал на ведущего, ударил из пушки. «Мессершмитт» вспыхнул и завертелся, падая…
Яростно забили зенитки противника. Комэск Кондрашин перевел машину в почти отвесное пикирование, вслед ему заскользили его боевые друзья. Удар был разящим. В порту полыхнули взрывы: часть барж была нагружена горючим. Один из пикировщиков получил повреждения, к нему устремилась пара «фоккеров». Навстречу — Любимов и Наржимский. Первым успел Любимов. Сблизившись с ведущим до предела, ударил из всего бортового оружия. «Фоккер» взорвался. Наржимский круто взмыл вверх, нацелился и тремя очередями зажег второй.
Появилось еще четыре «фоккера». Бросились на тот же подбитый Пе-2, он уже снизился до пятисот метров. Стариков и Тащиев бросили машины в пике. Перехватили атаку фашистов в самый последний момент. Меткой пушечной очередью с ходу Дмитрий буквально развалил один из «фоккеров».
Итогом этого боя было три сбитых ФВ-190 и один Me-109. Все наши пикировщики и истребители благополучно вернулись на свой аэродром.
День 25 сентября сорок третьего года оказался для Дмитрия самым печальным во всей его фронтовой жизни. В полдень с аэродрома Геленджик на бомбоудар по порту Керчь взлетело девять Пе-2. Бомбардировщики вел Герой Советского Союза командир 40-го авиаполка майор Иван Егорович Корзунов со своим штурманом капитаном Иваном Ивановичем Филатовым. Группу прикрывали двенадцать истребителей. Две четверки, составлявшие непосредственное прикрытие, возглавляли капитан Литвинчук и лейтенант Стариков, ударную группу — капитан Карасев.
На подходе к Керчи, на высоте пять тысяч метров летчик-истребитель младший лейтенант Трофимов обнаружил позади себя четыре Me-109. Развернувшись влево, увидел еще два. Доложил своему ведущему младшему лейтенанту Шевцову и завязал бой на виражах. «Мессершмитты» ушли на высоту, Трофимов догнал свою группу. Ведущего пары Шевцова в ней не нашел…
Дмитрий Стариков, находясь в это время над целью, услышал по радио: "Я Шевцов, я подбит, на помощь…" Но своего места товарищ не указал. Экипажи бомбардировщиков наблюдали падение одного Me-109, сбитого им. Сам Шевцов с этого боевого задания не вернулся…
Пикировщики отбомбились успешно. Потопили три баржи, буксир, катер-тральщик и четыре моторных судна. После удара два Пе-2 оторвались от группы и пошли Керченским проливом в сторону мыса Такил. Стариков и Тащиев направились на их прикрытие. Отбили атаку четверки «мессеров». И почти тут же вступили в бой с шестеркой…
Виражи, боевые развороты, бочки, пикирование, горки, схватки на вертикалях. Одного за другим друзья сбили трех фашистов. Остальные обратились в бегство. Но снизу подкрались два «фоккера». Стариков заметил их, когда они уже сидели на хвосте Тащиева. "Не успею!" — пронзила мозг страшная мысль. Огненная струя уперлась в самолет друга, отбила хвост. Машина начала беспорядочно падать.
— Сурен, прыгай! — отчаянно закричал Дмитрий.
Тащиев не отвечал. Ранен? Убит?
Вокруг беспорядочно падающего изуродованного ястребка беспомощно метался самолет Старикова. "Прыгай, Сурен! Прыгай!.." — кричал, заклинал Дмитрий. Наконец от бесхвостой машины оторвался черный клубок, за ним потянулся грибовидный хвост. В ту же минуту «кобра» упала в воду…
Купол парашюта надулся, слепя белизной, повис в воздухе. Под ним широко и медленно раскачивался летчик. Жив? Стариков подошел ближе. Тело Сурена бессильно обвисло на лямках, голова уронена на грудь, руки и ноги как у ватной куклы. Стариков разглядел окровавленное лицо…
Через минуту все было кончено. Сурен опустился в Керченский пролив и сразу ушел под воду. Вокруг никого не было…
Смертью отважных погиб замечательный летчик, отличный боевой товарищ, великодушный, самоотверженный человек. В час гибели на боевом счету его была дюжина вражеских самолетов, сбитых им лично. А сколько он помог уничтожить их своему другу и командиру, сколько раз выручал его из неминуемой беды…
За боевые подвиги Сурен Амбарцумович Тащиев был награжден двумя орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды.
Тяжело переживал потерю верного друга Дмитрий. Товарищи с трудом узнавали его изменившееся лицо, командиры опасались выпускать его в воздух. Через несколько дней на фюзеляже его боевой машины появилась надпись "Сурен Тащиев". Что это значило, враг испытал на себе не раз.
…6 ноября, в канун великого праздника, шла битва на Эльтигенском плацдарме. И битва под ним. На позиции наших десантников с Керченского полуострова вылетела большая группа «юнкерсов» под прикрытием «мессершмиттов». Навстречу с аэродрома Анапа взмыла четверка истребителей во главе с прославленным черноморским асом Дмитрием Стариковым. Его новым ведомым был младший лейтенант Георгий Кочурин — тот самый стажер, с которым два месяца назад он так беззаботно беседовал, сидя на крыле своего ястребка и хрустя яблоком. Потом команда: "Сурен, за мной!.."
Миновали плацдарм, увидели на западе множество черных точек. «Лапотники» — спустя минуту определил ведущий, разглядев характерные обтекатели на колесах пикировщиков Ю-87. Идут густо, эшелонами, над ними роем кружат «мессеры».
Дмитрий прикинул обстановку. Около трех «юнкерсов» идут четырьмя группами, на порядочном удалении одна от другой. Истребители прикрывают их с задней полусферы.
— Боевой порядок — фронт. Идем в лобовую! — принял решение.
Расчет оказался верным. Пока «мессеры» успели опомниться, два «юнкерса» уже задымили, подожженные метким огнем Старикова и Щербакова. Остальные рассыпались, стали поспешно освобождаться от бомб…
С ходу ринулись на вторую группу. Она шла выше, удар пришелся снизу. Еще один «юнкерс», дымя, потянул к земле — его срезал лейтенант Карпунин. Проскочив строй, вышли на истребителей. «Мессеров» было десять, но на помощь им спешило еще около десятка из прикрытия первой группы. Имея подавляющее превосходство в силах, фашисты сразу бросились в бой. Старикову показалась странной такая согласованность в их действиях. Выводя группу боевым разворотом в наиболее выгодное положение, он внимательно осмотрелся. Так и есть! В вышине барражировал одинокий «мессершмитт»: управлял действиями своих истребителей.
— Выхожу для атаки на главного, — передал товарищам, уже закружившимся в огненной карусели.
Пока оставшаяся тройка отбивалась от слаженно и неторопливо действовавших фашистов, Дмитрий ушел в сторону солнца, набрал высоту и неожиданно обрушился на увлеченного боем их командира. Ударил наверняка: с пятидесяти метров. «Главный» взорвался. Потерявшие управление «мессеры» вслед за рассеявшимися «юнкерсами» поспешили повернуть на запад…
В итоге этого боя враг потерял три бомбардировщика и один «мессершмитт». На долю Старикова пришлось два самолета.
