Она осторожно берёт мою руку, целует и слизывает всё, вызывая новую волну приятных ощущений и дрожь в коленях.

— Нет, он берёт по минимуму, там есть ограничения, мы же не самоубийцы… — Отвечает тихо она, улыбаясь, когда видит мою реакцию на её действия.

«Не самоубийцы, зато нифоманки, наркоманы, и мазохисты». — Думаю про себя я.

— Ещё колчан для стрел… — Продолжает гном, и притягивает мне мой колчан. Тоже с какими-то рунами, хоть и без металла.

— Заряжает наконечники на пробитие через амулет защиты. — Поясняет коротышка: — Не магия крови, заклинание ниже среднего уровня, но может пригодится. Перезаряжается само или вы можете лично, я вижу, что у вас есть дар.

— Спасибо. — Снова говорю я, принимая своё оружие, и спрашиваю: — Что с доспехом?

Ищу взглядом куда всё можно сложить, пока буду мерять обновки, которые мне сейчас вынесут. Гном после моих слов, убежал опять в глубины своей мастерской. Кладу на стульчик, сверху норовит упасть кинжал, но Шарайс подхватывает его, и аккуратно кладёт обратно. Хорошая девочка.

— Стандартный набор разведчика. — Кряхтит гном, вынося стопку одежды и кладя её на один из свободных столов.

— Выйди, поищи для ЭТОГО что-то из походной одежды. — Говорит Фиррая и коротышка повинуется, идёт к двери.

— Мастер, можно ей ещё длинный кинжал? — Успеваю сказать я, гном не поворачиваясь кивает, и скрывается от нас.

Я перебираю вещи — неплохо. Чёрные кожаные штаны с ремнём, носки, облегающий поддоспешник с поддержкой груди, лёгкая тонкая кольчуга из тёмного металла, плотная рубаха и камзол, тоже из кожи и тоже чёрный. Нормальные трусы из паучьего шёлка. Потом дело доходит до сапог — вернее полу сапог, ведь до колен они не дотягивают. Коротковаты, зато подошва толще, и вместо шнуровки — несколько ремешков. Уверен, пока был в отключке — с меня сняли все мерки.

— Переодевайся. — Говорит Фиррая, подходя и приобнимая меня за талию.

— Кхм, мне бы ванну принять… — Осторожно заявляю ей.

— Точно! — Как-то легко соглашается она, отпуская меня. — Я распоряжусь что бы подготовили.

Гном возвращается через десять минут, за это время Фиррая успевает меня исцеловать и облизать с ног до головы. И всё это при девочке, так что никакого удовольствия я не испытываю, только дискомфорт и стыдливость. Надо отдать должное малышке, она ушла в другой конец мастерской и делает вид что рассматривает что-то на столах. Перечить хозяйке я не решаюсь, с её перепадами настроения — чёрт его знает, что из этого получится. Может она тоже беременна?

Коротышка вываливает похожий на мой комплект одежды, разница лишь в размере. А ещё, вместо камзола — курточка. Протягивает мне длинный кинжал, почти как тот который я когда-то покупал Ли. Только этот чёрный и с рунами, да что ты будешь с ними делать. Но я ничего не говорю, молча забираю, а то ещё попадёт коротышке, он то явно выбирал из хорошего и без злого умысла. Неплохо в любом случае. Осмотрев всё, вручаю это Шарайс, сам собираю своё в кучу и тащу обратно, к комнате. Возвращаемся каким-то другим путём, поэтому дорогу не запоминаю, да и некогда — вещи норовят вывалится из рук. Хозяйка помочь не предлагает, а просить мне неудобно, да и не хочется.

В комнате нас оставляют одних, я раскладываю на столике оружие, вещи кладу на диван. Там ещё остается место, поэтому забираю стопку у девочки, и тоже складываю. Она стоит рядом с кроватью, и смотрит в пол.

— Шарайс. — Тихо говорю я.

Она вздрагивает, смотрит на меня затравленно, ничего не отвечает. Да что же это такое. Сажусь на колено рядом с ней, беру за подбородок аккуратно, она вздрагивает, говорю, смотря ей в глаза:

— Меня не надо боятся, всё хорошо, мы скоро покинем это место, отправимся в путешествие.

Нет ответа, зато девочка берет мою руку, гладит, очень бережно. Что же это с ней, хотя, кажется, догадываюсь, спрашиваю:

— Ты боишься прикосновений, тебя били?

Кивок, качание головой. И как это понимать?

— Ты не можешь говорить? — Спрашиваю.

Она оглядывается, подходит к двери, открывает, смотрит по сторонам, потом закрывает. Вернувшись, говорит шёпотом, больше похожим на тихий шелест листьев:

— Могу…Но нельзя…

Кладу ей руку на плечо, поглаживаю, она опять вздрагивает, тогда спрашиваю:

— Почему ты так боишься прикосновений?

— Меня нельзя трогать, запрещено… — Шелестит голос девочки.

Притягиваю её резко, обнимаю, прижимаю к себе. Что же они тут за уроды, мать их, совсем что ли с катушек съехали. Ребёнка — и нельзя обнимать?! Ох, мне бы сейчас силу тех несчастных, как в подземелье, разнёс бы всё с удовольствием тут. Дерьмо, какое же дерьмо.

«Тебя ещё совсем недавно как-то всё это не волновало, слёзы детские, слёзы взрослые…» — Говорит мне грустно мой внутренний ехидный друг.

В этот раз ничего ему не отвечаю, просто стою и глажу девочку по голове. Я изменился? Изменился. Почему? Не знаю, может быть тело тому виной, или беременность, а может быть пережитое. Хотя, думаю, всё это вместе. Жалею ли я? Наверное, нет. Я теперь живу, по-настоящему, а не как тогда. И мне не безразлично всё это.

«Зачем тогда продолжаешь идти к цели?» — Спрашиваю сам себя, и отвечаю: — «Потому что должен быть выбор, и я должен его сделать сам, а не быть привезённым связанный как баран в лабораторию, и прострелян непонятной пушкой»

— Ванная комната готова, госпожа. — Говорит дворецкий, демонстративно смотря куда-то в сторону, а не на нас с девочкой.

Шарайс, услышав чужой голос, резко отдёргивается от меня. Я встаю, и спрашиваю её:

— Ты принимала ванну сегодня?

Она кивает.

— Тогда жди здесь, я скоро приду. — Говорю ей, и выхожу вслед за слугой.

Заходим в помещение совсем рядом, слуга уходит, а я закрываю дверь на защёлку и осматриваюсь. Большое помещение, всё в чёрном мраморе, а главное — круглый бассейн. В нём трогаю воду — тёплая. А рядом — душ с двумя вентилями. Подхожу, кручу их, и правда — смеситель. Раздеваюсь, складываю одежду на лавке у входа, включаю воду и подстраиваю температуру. Забираюсь под горячие струи, и так стою.

— Как же хорошо… — Говорю себе тихо, расслабляясь.

Осматриваю своё тело — столько шрамов. На левом и правом плече. От меча и пули. На спине от плети. На груди от руны. Ожоги в разных местах. Я столько ранений и повреждений тела не получал за всю прошлую жизнь, сколько тут за месяц.

«Интересно, как там ребята?» — Думаю я, откидывая голову: — «Ждут меня, надеюсь всё это скоро закончится.»

Вздрагиваю, когда кто-то хватает меня за руки и прижимает к стенке. Потом поцелуй в губы, очень знакомые губы, и тихий голос:

— Я же не могла с тобой не попрощаться, милая…

А потом становится хорошо.

***

Мы стоим перед загоном для ящеров. Провожать вышла сама Фиррая. Я посадил уже в седло Шарайс, а женщина меня хорошенько осматривает, пытаясь найти — что я мог забыть.

— Подумай, можете всё-таки согласишься, у меня хорошо. — Говорит она.

— Ты меня до смерти укатаешь за неделю. — Качаю я головой.

— О, ты меня недооцениваешь, милая. — Улыбается женщина, подходит, и обняв, горячо целует. Потом чуть отстраняется, кладёт руку на мой живот, и говорит:

— Сохрани ребёнка, не дай богиня я узнаю, что ты с ним что-то сделала, я лично за тобой приду, всё поняла, дорогая?

И всё это с тёплой улыбкой на лице. Ага, сама то своего ребёнка ни в грош не ставит, даже ненавидит, а ещё советы раздаёт, тоже мне — мамаша выискалась. Молчу уже, что для дроу, принести в жертву на алтаре представителя другой расы — как нечего делать. Видимо что-то прочитав у меня по глазам, она говорит:

— Пока он не родился — это дар, пойми это и смирись.

— А после? — Спрашиваю я, чувствуя даже через кольчугу, как она гладит мой живот.

— А после как получится, но до этого момента — самое дорогое что есть на свете. — Она целует меня в щёку, продолжает: — Так что, когда всё случится, и появится свободное время, заезжай ко мне, погостишь пару дней, обещаю не убивать.