Дальше они молчали, я попытался осмотреться — меня притащили на территорию какого-то предприятия, раздолбанный асфальт, деревянные и картонные ящики с разных сторон, жгуты проводов идут прямо по земле, всё это огораживает забор с колючей проволокой. Меня волокли к большому серому зданию.

Наконец затащив моё несчастное тело в помещение, они остановились передохнуть, а я увидел табличку с названием места куда меня привели — то самое НИИ, в котором работал этот отец-урод.

«Это что он собирается делать, на атомы меня расщепить что ли, или что там эти физики-шизики делать умеют?» — Панически стал думать я.

— Слыште, мне к врачу надо, вас же посадят, еще можем уладить всё — я тебя очкарик прекрасно понимаю, не буду заяву писать, давай, отвези только в больницу. — Попытался я шепотом договориться.

— Будет тебе врач. — Отрезал этот изверг и больше не проронил ни слова.

«Всё Славка, ****ец тебе». — Подумал я, когда понял каким тоном он это сказал.

Меня тащили через тёмные коридоры — серые стены, деревянные двери, которые не меняли еще со времен СССР, мы спускались в подвал, и я уже насчитал три этажа.

«Охренеть.» — Только и мог подумать я, удивляясь и ожидая неминуемой казни.

Стены сменили цвет на белый — всё было обложено плиткой, дверь в которую меня занесли была массивной и металлической с вентилем по середине, и вот меня наконец бросили на пол.

Я огляделся — столы, провода, тусклый дежурный свет, множество мониторов с бегущими белыми цифрами на черном фоне, пара стульев.

— Михалыч, давай, заносим. — Сказал отец девочки, и я увидел, как открывается еще одна дверь, которая находилась прямо в стене и была незаметна, она отъезжала очень медленно, натужно, толщиной была, наверное, метр, а штыри, которые выступали в роли замка были диаметром с мою руку.

— Угу. — Ответил Михалыч, подхватывая меня, с одной стороны.

Это что же — меня сейчас там закроют, и я буду медленно подыхать от голода в своем же собственном дерьме и моче, а тут даже и не в курсе никто будет кроме этих двух уродов? А они хрен признаются — у него вон дочурка то умирает вроде как по моей вине, их уволят, а я тут останусь умирать, а лет через двадцать мои кости найдут?

Я видел в каком-то фильме как женщину закрыли в подобной комнатушке, и она там чуть не сошла с ума, поэтому меня бросило в жар от осознания своей участи. Я задёргался, пытаясь высвободится, тут же прилетел удар в живот, и меня снова потащили.

Когда вошли в помещение — свет включился, и я увидел кучу аппаратуры, какие-то шкафы с мониторами и лампочками, но меня тащили на самый центр, в очерченный красный круг на белом блестящем полу, где бросили и стали снова связывать ноги с руками. После перевернули на живот и снова вставили кляп из грязной тряпки в рот.

Пока лежал на боку, я успел заметить на потолке вытянутую круглую штуковину серебристого цвета, к которой со всех сторон сходились провода, похоже это было на лазер.

«Сожгут, *ляди, как пить дать сожгут же сейчас!» — Панически думал я, и мычал, дёргался, что-то пытался сделать.

— Ты уверен? — Спросил Михалыч у очкарика.

— Уверен, ублюдок ответит за всё, даже если мне придется за это сесть. За себя не беспокойся, тебя тут не было, камеры сегодня не работают. — Ответил мой знакомый.

— А водитель такси? — Недоверчиво спросил первый.

— Он нам помог, будет держать язык за зубами, нужно верить людям. — Услышал я ответ, а еще шипение медленно закрывающейся двери.

Наконец все звуки стихли, я стал считать секунды, на пятнадцатой включился яркий свет, сверху зашумели какие-то вентиляторы, и появился сначала чуть слышный, но всё усиливающийся высокочастотный писк, он становился громче и громче, и в какой-то момент мне показалось что сейчас у меня лопнут барабанные перепонки, головная боль стала невыносима.

«Может оно и лучше вот так вот, не долго мучаясь» — успокаивал себя я, надеясь, что сейчас этот «лазер» или что оно есть на самом деле, наберет заряд и спалит меня моментально, а не будет сжигать медленно и долго.

Наконец звук резко пропал, я на секунду испытал облегчение, но вот раздался громкий хлопок, и пришла боль — страшная, мучительная, голову как будто изнутри грызли множество мелких червячков, я хотел кричать — но кляп не позволял, а боль все усиливалась и затрагивала не только голову, но и тело. Мне казалось, что сейчас меня разорвёт на части, но прошло еще несколько секунд и я наконец то провалился в такую мягкую, приятную, а главное — безболезненную, тьму.

В этот раз сознание возвращалось медленно, в голове крутились странные картинки, как будто я смотрю фильм от лица главного героя — лес с огромными деревьями выше небоскрёбов, изящные и высокие люди с длинными белыми волосами — мужчины и женщины, в таких же странных как они сами одеяниях — зелёных, серых, чёрных расцветок куртках и штанах их очень крепкого полотна которое ценится во всём мире.

«Откуда я это знаю?» — спрашивал я себя, но времени обдумать не было, «фильм» уносил меня дальше по течению.

— Мама! — это кричу я, подбегая к очень красивой женщине с распущенными волосами, она берет меня на руки и целует в лоб, я хватаю её за волосы, и рука попадает на её ухо — заостренное и длинное.

Всё ускоряется, я уже старше, мужчина протягивает мне красивый деревянный лук.

«Отец». — Приходит откуда-то мысль. Я даже не успеваю подумать и снова все меняется. Опять провал, картинки — друзья, первый поцелуй с мальчишкой. Мне неприятно, я пытаюсь поморщиться, но не получается — тела нет, как и лица.

«Я не из этих!» — кричу я в пустоту.

Картинки опять сменяются, в этот раз я стою под дождем, в строю, за спиной лук и колчан со стрелами, на одном боку висит изящный недлинный меч в ножнах, на другом кинжал, на мне не промокающий серый защитный плащ, я откуда-то знаю, что он, как и вся одежда, в случае необходимости будет сливаться с местностью. Выхожу из строя, и отец посвящает меня в командиры стрелков, я очень горд собой, отец улыбается. Подхожу к самому большому древу в лесу — огромный ствол, я сравниваю его с Останкинской телебашней, но оно всё равно шире в основании, в десять или дальше больше раз, древо должно одобрить моё посвящение и только тогда я буду иметь право на рисунок который навсегда займет место на моём лице. Протягиваю руку и время замедляется, древо что-то чувствует, и я понимаю с ужасом что это «что-то» — я, даже тут, в прошлом, оно может почувствовать. Какая мощь. Меня выкидывает из воспоминания.

Следующая картина — стрелы, огонь, всё в огне. Крики, новый неведомый враг, лес на его пути, мы должны их остановить. Мой жених умирает. Скорбь. Слёзы. Горе.

«Тьфу чёрт, какой жених?!» — Ору в ужасе я.

Изображение сменяется новым, еще более жутким — огромные пни, враг всё ближе к сердцу леса, но в этот раз плечом к плечу со мной сражаются люди, зеленые люди, низкие люди, высокие люди — они все пришли защищать лес, ответили на наш зов, мне тепло на сердце, возможно мы не проиграем, мы тесним врага и он отступает. Так никогда не было — мы всегда враждовали, а теперь плечом к плечу помогаем друг-другу.

Опять провал, накатывает страх.

«Я не хочу больше, хватит, я не хочу!» — Кричу, но всё возвращается, и новые картины предстают передо мной.

Чума, новая неведомая болезнь, эльфы умирают. Теперь я знаю, что нас называют эльфами — хотя самоназвание на нашем языке звучит как «люди».

Шок для всех — эльфы жили по тысячи лет и не знали болезней, а теперь не протягивают и десяти после заражения. Лекари не знают лекарства, можно только продлить агонию — инфекция затрагивает сначала кожу, появляются странные непонятные пятна, организм уже начинает убивать сам себя, пятна исчезают и приходит время внутренних органов — почки, печень, легкие, глаза, сердце.

Я чувствую страх, к этому добавляется страх неизвестного чьи воспоминания я, наблюдая, паника накатывает всё сильнее и опять всё меркнет, но ненадолго, приходят новые видения.