— Совершенно верно, хотя обычно это происходит чуть позже — в год и три или в год и четыре месяца. Но я просто хотел побыть с сыном подольше: чтобы получше узнать его и чтобы у нас установились особенные, близкие отношения. Кроме того, мне кажется, это важно и для ребенка, для баланса в воспитании: сначала он побыл год с мамой, потом девять месяцев с папой, а уже после этого пошел в детский сад, куда его тоже, кстати, в первый раз отвел я.

Что было самым трудным в декретном отпуске? Даг уверяет, что ничего. Покормить, погулять, поиграть, спать уложить — это совсем не сложно. А как же полная смена декораций, когда менеджер высшего звена в первый раз в жизни оказывается в совершенно незнакомой обстановке, совсем не похожей на офисную жизнь? Неужели не было трудностей?

— Пожалуй, первые пару недель я скучал по работе, — кивает Даг, — по общению в офисе. Так что да, вы правы: с практическими вещами никаких проблем не было, а вот психологические сложности из-за перемены обстановки действительно были. Но буквально через две-три недели я полностью вжился в роль отца и больше до конца отпуска о работе не вспоминал.

Вжиться в новую роль, а заодно и восполнить дефицит общения Дагу помог открытый детский сад — в Швеции они очень популярны. Там ребенка нельзя оставить, но он может регулярно посещать его вместе с родителями. А пока воспитатели занимаются с малышами — в основном сюда приводят тех, кто еще не пошел в обычный садик, — у родителей есть возможность пообщаться между собой. «Наш открытый детский сад организовала местная церковь, — рассказывает Даг, — и мы с Рикардом часто туда ходили. Пока дети играли, я болтал с другими отцами, а с одним — оказалось, что он жил в нашем доме и тоже сидел в декрете, но только с дочкой, — мы очень подружились и даже как-то вместе ездили за город. Так что открытый детский сад — это замечательно. Еще мы много гуляли. Ходили в гости к моим армейским друзьям и однокашникам, вместе устраивали походы в лес, сидели у костра…» При упоминании армейских друзей я оживляюсь — не так уж часто в жизни мне попадаются люди, служившие в армии, а уж за границей — почти никогда. Даг оттрубил 15 месяцев в 1992 году, а вот его младшие братья в армии уже не служили.

— Тогда, — Даг делает многозначительную паузу, — все было гораздо серьезнее. Армия была больше, чем сейчас, и службу в ней проходили практически все мужчины. Я служил в десанте, в местечке Арвидсъяур, в Лапландии, и нас обучали тактическим действиям в тылу врага. Холодная война только что закончилась, но обстановка была неспокойная, мы не понимали, что может случиться.

— Слава богу, — говорю, — что ничего не случилось.

— О да, — кивает Даг.

Мы замолкаем на пару секунд, и я думаю о том, что примерно в то же время, в конце 1980-х, служил два года в одном из мест, которое как раз могло вызывать смутное чувство тревоги у Дага и его соотечественников, — на космодроме Плесецк в Архангельской области, всего в 1500 километрах от Арвидсъяура. А сейчас мы сидим в кафе, пьем кофе и болтаем о детях. Несомненно, мир изменился к лучшему.

— Кстати, о боге, — говорю я вслух. — Вы упомянули, что открытый детский сад в вашем районе организовала церковь. Это просто совпадение, или церковь играет заметную роль в вашей жизни?

— Безусловно, и очень заметную: я считаю ее важной частью нашего национального наследия. C сыном мы тоже ходим в церковь, пусть не каждое воскресенье, но довольно часто. Мне кажется, что религия и церковь важны для стабильности в стране, для семьи и, в некотором роде, для будущего. В этом отношении я, пожалуй, весьма консервативен.

Даг очень тщательно подбирает слова, делает паузы, обдумывая сказанное, перемежает речь оборотами «в каком-то смысле» и «в некотором роде» и вообще производит впечатление человека, который осознает, что говорит не очень популярные вещи. Но вместе с тем мягко дает понять, что дорожит своими убеждениями и не собирается от них отказываться, — и не боится давать неожиданные и даже парадоксальные ответы на мои вопросы. Например, он считает, что время, проведенное в отпуске по уходу за ребенком, не только не помешало его карьере, а наоборот, дало ей дополнительный толчок. «Во-первых, перед тем как я ушел в декрет, ситуация на работе была очень напряженная, постоянный стресс, так что перерыв пошел мне только на пользу. Во-вторых, я бы сказал, что это в каком-то смысле была психологическая перезагрузка, и я вернулся к делам гораздо более активным, сконцентрированным и с возможностью по-новому взглянуть на многие вещи. Сейчас я часто делюсь собственным опытом с подчиненными и всегда поддерживаю тех, кто хочет взять отпуск по уходу за ребенком, — и мужчин, и женщин. Кроме того, я искренне считаю, что это хорошо и для компании, ведь время, проведенное с детьми, открывает перед моими сотрудниками новые перспективы и положительно сказывается на их стратегическом мышлении».

Близкие отношения с сыном, о которых так мечтал Даг, уходя в декретный отпуск, не прерываются и сейчас. Правда, на неделе он очень занят на работе, и в школу Рикарда отводит Анна-Мария, она же забирает его после занятий. Зато практически каждые выходные все трое отправляются в собственный дом на острове Адельсё на озере Ме́ларен, третьем по величине в Швеции. Это примерно 50 километров к западу от Стокгольма, сначала на машине, потом на пароме. И вот там-то все время Дага принадлежит сыну.

— Это настоящая ферма, с большим домом, землей и лесом. Землю мы сдаем в аренду фермеру, и он выращивает на ней урожай, а лес растет сам, так что никаких забот не доставляет, — смеется Даг. — Мы немного копошимся в саду, но в основном гуляем с Рикардом в лесу и даже построили там секретный дом на дереве — о нем знаем только он и я, маме мы про него не рассказывали. Во время прогулок мы болтаем обо всем на свете: о его школьных друзьях, о том, как прошла последняя тренировка по дзюдо, что он видел по телевизору или в лесу. А там у нас много интересного: косули, кабаны, лоси, а на озере — дикие гуси. Вообще, близость к природе — это важная часть шведского образа жизни и шведского воспитания. Кстати, мы еще несколько раз в год ездим на север Швеции — там у моих родителей дом в горах. Зимой мы катаемся на лыжах — беговых и горных, а летом ходим в походы. Ставим палатки, разжигаем костер и готовим еду на огне, — я хочу, чтобы мой сын всему этому научился.

Кроме лесных походов и горных лыж у семейства Локранц-Берниц есть и еще одно хобби: путешествия. Они все вместе были в Аргентине, в этом году собираются в Израиль, а недавно провели отпуск в Новосибирске. Это была уже четвертая поездка Дага в Россию, которой он очарован с детства, с тех самых пор, как в середине 1980-х впервые попал в мой родной Ленинград. Сегодня Даг с одинаковым воодушевлением вспоминает и Эрмитаж с Русским музеем, и фарцовщиков, менявших валюту на улице, и пустые днем рестораны с толстенными меню, но довольно скромным выбором блюд, — для шведского школьника это было настоящее приключение. В 2001 году он провел две недели на курсах русского языка в Калининграде. «К сожалению, этого времени оказалось явно недостаточно, чтобы овладеть русским, тут я немного не рассчитал, — смеется Даг. — Но зато мы ездили на Куршскую косу — такая красота!» В 2006-м приехал на полгода в Москву: тогда он был студентом Стокгольмского университета и в рамках своего учебного курса писал в РГГУ работу про газовый конфликт России и Украины. А еще побывал во Владимире, в Кисловодске и Минеральных Водах, где подружился с самыми разными людьми, о которых отзывается с не меньшим восхищением, чем о Толстом и Достоевском: «У меня сложилось впечатление, что русские в большинстве своем очень хорошо образованы: разбираются в литературе, читают наизусть стихи, знают географию, историю — даже шведскую».