В общем, я правильно сделала, что приехала на концерт, а Ричард многое потерял. В середине “Колокольчики звенят” наш сын выдал потрясающее соло на ударных, о котором в свойственной ему манере дома и словом не обмолвился. Знаете, как бывает, когда вдруг смотришь на своего ребенка новыми глазами? Вот примерно это я и чувствовала. Угрюмый сутулый подросток, который не вылезает из толстовок с капюшоном, вечно ворчит и дуется, вдруг преобразился в великолепного юного музыканта, проворно переключался с барабанов на тарелки и явно получал удовольствие от игры. Его колокольчики с синкопами вызвали бурю аплодисментов.

Теперь мы в школьной столовой пьем чай со сладкими пирожками.

– Ты сегодня такая красивая, мам. – Бен оставил друзей из джаз-ансамбля и подошел ко мне поздороваться.

– Новая прическа.

Он даже меня обнимает – точнее, неуклюже обхватывает, как-то сбоку, словно наткнулся на меня, а не подошел обнять, ну да я не жалуюсь.

– Надо же, Кейт, добрый день. – Я оборачиваюсь и вижу досадно изящную Синтию Ноулз с коробкой пирожков. – Если хочешь, Кейт, можешь пожертвовать немного денег за пирожки, – звонко смеется Синтия. – Никто не осуждает тебя за то, что ты больше не печешь. Кстати, помнишь ту полоумную, о которой мы читали, она еще купила кексы, помяла и выдала за свои?

Да, кажется, смутно припоминаю. (Рой?)

21:29

Корпоратив в Шордиче. Где же еще. Все районы, которые я обходила стороной, когда в двадцать два года впервые приехала в Лондон, стали престижными. Как пустырь становится модным местом? Во-первых, благодаря ценам на недвижимость: горожане перебираются подальше от центра, туда, где жилье доступнее, после чего устраивают там собственный центр и ждут, пока подтянется сфера услуг. Сейчас с этим проще, конечно, потому что когда покупаешь развалины склада, то лоск наводить необязательно, достаточно чуть-чуть подновить. Подмел полы, поменял проводку, выбросил мусор, оставил голые кирпичные стены и трубы. Открытая вентиляция сейчас тоже в моде. Потом провел интернет, поставил кофемашину размером с ярмарочную палатку, на распродаже в закрывшейся школе скупил все крытые формайкой столы, шершавые деревянные скамейки и лязгающие металлические стулья. Ну и наконец, нанял разных там Тадеушей и Джобов с такими бородищами, словно эти парни долгие годы верой и правдой служили в торговом флоте. Вуаля. Модное место готово.

Корпоратив проходит в кафе под названием “Кафе”. Точнее, #К@фе. По крайней мере, так значилось в письме. Изначально его планировали устроить в еще более брутальном заведении под названием “Номер Сорок7”, расположенном (кто бы сомневался) в доме сто три в каком-то замызганном переулке, но потом один из директоров компании посмотрел, что же там такое, и увидел фразочку “раскочегарим на славу”. Опять-таки, можно подумать, что речь о торговом флоте, но оказалось, что там выступают группы с такой музыкой, от которой кажется, будто мозг с грохотом катается в черепе, точно горошина в свистке. Разумеется, корпоратив перенесли.

Я вхожу в #К@фе и невольно чувствую себя как полная #дур@. Внутри стоит такой зимний полумрак, что моя матушка тут же засуетилась бы и принялась включать все лампы, приговаривая: “Можно подумать, в доме покойник”. Я считаю, что виноваты в этом скандинавские триллеры, которые показывают по телевизору. Там никому из детективов и в голову не придет во время осмотра осветить очередной труп чем-то ярче фонарика. И где же еще прятаться уважающему себя серийному убийце, как не в густой тени? Надо было надеть свитер домашней вязки и резиновые перчатки, чтобы подбирать улики, а волосы собрать в хвост. Я же вместо этого облачилась в свое любимое атласное черное платье “Дольче & Габбана” – десять лет, а все как новенькое. Что нужно, обтягивает, что нужно, скрывает. Разумеется, в этом неофинском мраке его не разглядишь. С двух ярдов не разобрать, что на мне такое – платье или мусорный мешок. Войди сюда Моника Беллуччи в трусиках, никто и не заметит. Она превратится в благоуханный расплывчатый силуэт.

Мне совершенно, ни капельки не хочется быть здесь – притворяться кем-то, чтобы к кому-то подладиться. Начиная с определенного возраста уже не хочется стоять на вечеринке с краю, стараясь набраться храбрости и слиться с толпой. Нужно выпить. Мимо проходит официант, абсолютно лысый, без усов, бороды, бровей, и я, содрогнувшись, думаю, что и на теле у него тоже нет волос. Зато у него в руках есть поднос.

– Эмм…

– Да? – Он недовольно поворачивается ко мне.

– Прошу прощения, но я хотела бы что-нибудь выпить.

Диалог, характерный для современности: нервничающий старомодный средний класс извиняется перед роботоподобным новым веком, хотя ничего дурного не сделал. Парень хмурится, до того раздражен, что его остановили. Официант, которому не нравится выполнять свои официантские обязанности. А поднос у него треугольный.

– “Кастро”. Или “Гангнам”, – предлагает он.

Я не знаю, что ответить. Как-то слов не подберу. Давай, Кейт, хотя бы попробуй.

– А что в “Гангнаме”?

– “Гленкаррагиеклаганбрай”. Гарам масала. Стаут.

– Дайте мне “Кастро”, пожалуйста.

Человек-машина протягивает мне коктейль и уходит прочь, еле сдерживая ярость. Коктейль, разумеется, в банке для варенья. Остромодной, в отличие от обычного бокала для коктейля, но пить через ребристый край неудобно, к тому же этим острием моды рискуешь в прямом смысле порезать губы. Меня так и подмывает сбежать отсюда ловить сачком головастиков. Или найти мозаичное облако лягушачьей икры и смотреть, как они вылупляются.

– Кейт.

Настал мой черед оборачиваться.

– Джей-Би! Привет.

– Кейт, это наш президент, Харви Бутби-Мур. Харви, это наша новая сотрудница, Кейт Редди из отдела маркетинга.

Президент выступает из тени, делает ко мне шаг, потом еще один. Либо пытается меня рассмотреть в густых сумерках, либо я застала его за игрой в “холодно – горячо”. Наверное, думает сейчас: “Теплее. Теплее…”

Наконец останавливается. Оглядывает меня с головы до ног, словно я стою на паддоке в Аскоте. Давненько никто не инспектировал мои копыта. Но уж мои бока после девяти тысяч приседаний с Конором в отличной форме.

– Рад, что вы с нами, юная леди, – говорит он. – Наслышан о ваших успехах. Так держать!

Юная леди? Конечно, здесь темно, но ладно, не буду спорить.

– Спасибо, я постараюсь. – Делаю глоток “Кастро”. Вкус, как если бы долили воды в синий гигиенический блок, который вешают на ободок унитаза.

Харви направляется было прочь, но останавливается.

– Здорово вы обработали этих русских, – говорит он. – Бабла у чуваков немерено, но фиг ты их раскрутишь. Беда в том, что они знают, сколько у них денег в банке, а вот что у них в мозгах – понятия не имеют. Если у них вообще есть мозги, хыр-хыр-хыр. (Я, конечно, не поручусь, но, по-моему, Бутби-Мур так смеется. Как лягушка-бык, которая безуспешно пытается подавить отрыжку.)

– Мне показалось, они готовы прислушаться к нашим предложениям, – отвечаю я, с легкостью переходя на корпоративный жаргон. Для храбрости делаю еще один глоток моющего средства для унитазов. Уй. Долбаная банка. – Особенно если найти к ним индивидуальный подход.

Харви улыбается:

– Еще бы. Хыр. Правда, Рой?

– Трой, сэр.

– Рой? Как бой?

– Трой.

Я и не заметила, что к нам присоединился Трой, выкрался из мрака и стоит за моим левым плечом.

– Как Троянская война, – говорит Харви. – Хыр-хыр. Согласен, юный Трой? Ведь правда, Кейт прекрасно поработала с нашими русскими друзьями?

– Конечно. Я давно это говорил, – отвечает Трой.

Ничего подобного этот гаденыш не говорил. И более того – сделал все, чтобы испортить сделку. Интересно, он до сих пор хочет мне отомстить?

– В общем, – подытоживает Харви, как любят доминантные самцы, гулко хлопая в ладоши, – молодцы, ребята. Счастливого Рождества и все такое. Постарайтесь не нажираться, если получится. Чтобы встретить Новый год бодрячком. Хыр-хыр-хыр. – С этими словами он удаляется с Джеем-Би на хвосте и продолжает планомерно обходить собравшихся, прерывая разговор за разговором.