Огр пристыженно прижал уши и поник лысой зеленокожей головой.

— Я не подумал…

Стукнула дверь. Со внутреннего двора донеслись голоса. Послышался детский звонкий смех. Шлепнула корзина и голос кухарки перекрыл ветер:

— Эмми, Глэсс! А ну живо в курятник собирать яйца!

— Как быть? — Рамендил нарушил молчание, потирая окоченелые пальцы.

Габриэл поднял правую руку и задумчиво посмотрел на перчатку — все знали, что его изуродованная ладонь по-прежнему была перетянута тугой целебной повязкой и меч он держал далеко не так уверенно, как полагалось воину из народа Сумерек.

— Две тысячи в одиночку я… — пробормотал он.

Ветер подхватил растрепанный хвост; рванул шерстяной плащ, обнажив заплечные кожаные ножны с простым двуручным клинком. Металлическое навершие блеснуло белым светом, гарда отлилась серебром.

По лестнице поднималась дневная смена.

— Вернемся в замок, — предложил Орлиный Глаз, глядя в рассветное небо: — Предстоит разговор.

— Не хотите объяснить, над чем это вы смеетесь, лорд Габриэл?

— Конечно, лорд Люка. — Пожал он плечом, улыбаясь.

И вышел вперед.

Малый совет созвали в библиотеке, подальше от любопытных глаз и ушей. Сеять семена страха нельзя. Пока теплилась надежда спасти Ательстанд от гоблинского нашествия, молодой владетель старался не падать духом; держался достойно и смело. Не поддавались отчаянию и остальные.

На совет собрались все, кто нес дозор прошлой ночью; еще пригласили валларро Агроэлла, лорда Хегельдера, дозорного Мьямера (благо перелом ноги давно сросся), лекаря Эстрадира и еще нескольких эльфов из числа бывших военных. Предстояло обсудить, как защитить замок от убийц и воров из гнусного племени Коршуна.

Библиотеку заливало бледное зимнее солнце. За дверями голосили ничего не подозревавшие обитатели. На улице лаяли псы, цокали копытами кони, со стороны амбаров летело кудахтанье кур.

— И? — Люка изогнул спину и упер руки в боки.

— Ваш план никуда не годится, — процедил Габриэл, и веселье парня улетучилось. — Вы предлагаете дожидаться врага здесь, а когда тот подойдет — встретить его предупредительными стрелами и кипящим маслом. — Он усмехнулся: — Верите, что ров и стена в восемь ярдов вас защитят?

— Такой оборонительной тактикой пользовались наши славные предки. Мы редко наступаем первыми и не сражаемся на открытых территориях.

— Вот потому вы нам проиграли, — зло бросил темный эльф.

— Что, простите? — Значительно спросил Агроэлл.

— Эбертрейл пал, потому что вы, как трусы засели за высокими стенами, боясь высунуть за ограду нос! Что, помогли вам ваши камни? Нет! Они стали погребальными курганами вашим владыкам, а великий и светлый град обратили в огромный бесславный склеп!

— Да как ты смеешь! — Вскричал Хегельдер, вскакивая со стула. — За подобные речи в моем доме тебя давно бы вздернули вниз головой с залепленным ртом!

— Это не ваш дом, — тихо сказал Остин, однако, сам пылал яростью.

Габриэл поднял ладони, покрытые широкими, расшитыми узорами рукавами, давая понять, что не ищет ссоры.

— Я не оскорбил вас. Я сказал правду. Будем сидеть сложа руки и дожидаться легиона — погибнут все. — Густые ресницы лениво прикрыли синеющие глаза. — Не доверяете моему слову, вспомните судьбу Сокола Ашарана, описанную в Книге Погибших Королевств «Эйн-Хальэт». Племянник короля высокогорных эльфов принц Ламьет Опаловый Лист, не смирившийся с тем, что на трон Бет-Фэделя взошел не он, а другой из их рода, возжелал отстроить собственную твердыню, дабы править там лично. Вместе с преданными подданными и малочисленным войском в две сотни лучников он покинул Сокрытое королевство и отправился в долгое путешествие на север, к Серебристым горам Аред Вендел.

По пути ему приглянулась мощная крепость, расположенная на вершине скалы Гедини, в двадцати милях от плато Инти'Рахиль. Крепость, лежавшая в песках безводной пустыни Ашаран — вдали от владений орков-степняков, аллеурцев и ий-дъйский красноглазых драконов, показалась Ламьету безопасным убежищем. Опаловый Лист воздвиг там стены, надстроил башни, а повсюду в скале приказал высечь бассейны для водоемов, чем обеспечил жителей свежей питьевой водой. Ламьет нарек ее Сельвердуг — Крепость Сокола и сел на трон. Но его корона сияла недолго.

Ветер быстро разнес слух о новой эльфийской цитадели и восточные пески зашевелились. Многие возжелали завладеть Соколом Ашарана, в их числе султан Аллеура. Он призвал в Маракиш самых опытных военачальников, а под черно-желтым пятиугольным знаменем собрал пятьдесят тысяч конников и сто тысяч пехотинцев-степняков. Командование он поручил прославленному стратегу Абу Синх Мардивари и дал ему год. Через три месяца армия южан достигла Гедини.

Узрев величие и неприступность Сельвердуга, полководец пришел в замешательство. Крепость стояла на очень высокой и широкой скале с отвесными склонами, что спускались в такие бездны, о которых было страшно подумать. С востока склон превышал сто семьдесят ярдов, с запада — больше двухсот, а с севера и юга не имел размеров. Мардивари понял, что ни штурм, ни блокада не причинят Соколу существенного вреда и пошел на хитрость. Он несколько раз слабо атаковал склоны Гедини, а после повелел разбить лагерь в песках Ашарана. Многотысячное войско полгода томилось у подножий эльфийской твердыни, а когда Ламьет Опаловый Лист решил, что степняки вот-вот сдадутся и уберутся восвояси, нанес удар. Не напомните, господа, что предпринял Абу Синх?

Не получив ответа, темный эльф зло усмехнулся и продолжил сам:

— Он подкупил стражу, охранявшую бассейны, что питали крепость и отравил всю воду. Часть защитников погибла от отравления. Остальные от обезвоживания. Тех, кто чудом уцелел — аллеурцы жестоко растерзали. Принца Ламьета сожгли на костре.

На светлые лица эльфов пали сумеречные тени отчаяния.

Лик Эллиона мягкого золотистого отлива потемнел от злобы и печали. Дерзкий мальчишка — чуть старше Аноррэ, его юного сына павшего в Эбертрейле от горящей стрелы, открыто оскорбил светлую память воинов Аннориена, обозвав их трусами, а после еще и посмеялся над несчастными защитниками Сельвердуга, замученными орками-дикарями с востока. Кулаки сами сложились и затрещали от напряжения — больше всего на свете королевский лучник хотел свернуть темному шею. Но мудрость и милосердие сотканных светом солнца и сиянием звезд во многом превосходили их ярость и ненависть, запрятанную в тайники невесомых душ.

Эллион (как и остальные) давно осознал — Габриэл их последняя надежда спасти тысячу эльфийских жизней и не пасть под кривым одноручным мечом беспощадного врага, идущего под стягом Коршуна на черной ветви.

— Что предложите вы? — Хмуро поинтересовался Люка.

Габриэл открыл глаза и обвел собравшихся холодным взором.

— Суть моего народа — проникать в сердце противника, читать сокровенные помыслы и бить на опережение. Мне нет нужды заглядывать в сердца тех, кто стоит на перевале Речная Чаша. Я хорошо знаю этот подлый и гадкий народ.

Он помрачнел. Его накрыло воспоминание — предгорье Соленых Упокоищ, лагерь черных гоблинов, истерзанный командор Дред, его рваное дыхание и полный боли и страдания взгляд, ослабшая рука в его руке, тихий шепот и скорая смерть от жестоких побоев и пыток. Те твари тоже были из племени грорвов. И стяг с черным коршуном все еще стоял пред очами опоздавшего на помощь шерла…

Габриэл выдохнул и твердо продолжил:

— Они ведомы не благородством, не доблестью и не честью. Их проводники — алчность и порок. Чтобы выжить — мы должны ударить первыми. Грядущей ночью. После полуночи, но до рассвета.

По библиотеке протекли шепотки и шелест одежд.

— Две тысячи вооруженных пехотинцев — грозная сила и чтобы ее сломить нужна особая сноровка. Мне понадобится сотня метких лучников и не меньше двух-трех дюжин воинов, искусно владеющих клинком. Лучники атакуют фланги, мы ударим в лоб. Вернуться могут не все, потому лучше набирать добровольцев. До перевала чуть больше семидесяти миль. А, потому, если решитесь, — выступаем за три часа до заката.