— Укроемся здесь! — Сказал лучник, махнув головой — он еще не отошел от удара в затылок, и временами у него перед глазами плясали черные точки.

Кривые тени узких стеблей ложились на воду в расщелине. Тишина оглушала. Ни трелей птиц, ни дуновения ветра, ни музыки цветов, только затемненный бесформенный мир тумана и холода.

Схоронившись в неверном укрытии, эльфы обернулись и вздрогнули. Поляна, от которой они улепетывали, лежала в какой-то сотне ярдов к востоку. По чахлой, убитой тьмою, земле они пробежали — всего ничего.

— Что они задумали? — Прошептал Рамендил, вглядываясь во мглу. Там как раз королевский конвой сомкнул ряд вокруг Габриэла, а в круг входили три откормленных орка в шлемах с берилловыми рогами. Серебристые искры месяца бегали по драгоценному камню роем насмешливых светлячков.

— Не знаю, — шепнул Эллион, наблюдая за Брегоном. Тот что-то приказывал оркам в доспехах — обрывки его грубых ругательств слышались даже на расстоянии.

… Звук первых ударов, скрежет железа, свист цепей, крик пленника…

— Они убьют его, — горько молвил Левеандил.

— И пусть, — прошипел Эллион. — У него свой путь, у нас свой.

Ненадолго замолчали. Свист и лязг доспехов отдавался хрустальной трелью и звоном битого стекла. Иногда из-за деревьев наползали клочья тумана, залепляя обзор занавесом из серебра, и прятали кровавое «представление». Потом налетали ледяные порывы и уносили туман. Тихо шелестели мертвые стебли. Из расщелины, заполненной водой, гнусно булькало. Что-то тихо скреблось в соседнем овраге, а по недалеким курганам, заросшим белыми шляпками, бродили рваные тени сумеречных существ.

Рамендила передернуло от ужаса, но окрик брата заставил забыть обо всем.

— Смотрите! — Левеандил подскочил.

В круг конвоиров величаво вступил Брегона. Эльфы затаились, но пепельный навес спрятал поляну, осеребренную блеклым полумесяцем. Они напряглись, зашевелили ушами, вслушиваясь в отзвуки стоячего эха, и не зря. Через минуту поляну прорезал оглушающе-сдавленный, полный отчаяния вопль Габриэла.

Так кричат, когда умирают.

Левеандил и Рамендил в ужасе осели на землю. Остальные дрогнули и прижали тонкие золотистые руки к сердцу — страшнее крика они в жизни не слышали. В Верхнем Мире много чего говорили про темных эльфов, а про их жестокость говорили еще больше: пытки пленных, осады мирных городов, убийства невинных жителей… но чтобы так издеваться над своим же сородичем, это у сотканных золотом и светом в голове не укладывалось. Хотите убить — убейте, зачем же так мучать?

Мертвым грузом пала тишина, но всего на секунду. Октябрьскую полуночь пронзил губительный глас бесчисленной орды демонических существ — голодные твари спешили на пир.

Клок тумана перекатился левее, отполз осколком льда. Эллион прищурился — открывшаяся поляна оказалась пуста.

— Они ушли.

— И бросили его, — Левеандил кивнул на одиноко лежащую тень на берегу. Распростертое худое тело не подавало признаков жизни.

— Убили, — севшим голоском прозвенел Рамендил Эндермеран, отворачиваясь.

Совсем близко раздался отвратительный звук похожий на похоронный трубный звон и грохот тысяч гроз одновременно. Ревела мантикора.

— Уходим! — Эллион вывел из оцепенения остальных. — Сюда ползет вся мерзость, обитающая в этом лесу!

— Предлагаете его бросить? — Хором возмутились братья.

— Да, — пожал плечом Эллион, — предлагаю.

— Но он умрет, — запротестовал Левеандил.

— И что? — Огромные голубые глаза блеснули, как два пересыхающих озера. — Я говорил, он наш враг. Мы ему ничего не должны.

— Это не правильно, — горячился Левеандил. — Если позволим ему умереть, будем ничем не лучше исчадий.

— Мальчишка прав, — согласился красивый эльф без возраста Эстрадир и посеял седеющими волосами, как снегом.

— Да, — поддержал рыжеволосый Андреа. — Всевидящий милосерден, и мы должны проявить милосердие.

— Милосердие? — Взорвался Эллион и затылок ударило болью. — Да что с вами? Эти мерзавцы разрушили Эбертрейл, убили наших родителей, взяли в плен наших детей! И он, — злющий эльф ткнул пальцем в неподвижного Габриэла, — был одним из тех, кто жег Лесной город, наблюдая, как мы корчимся от боли и истекаем кровью! А теперь вы толкуете мне о милосердии?

Новый ревущий крик прогремел из черно-пурпурной поросли дикой рябины.

— Она уже рядом, — прошептал Рамендил, вглядываясь в синий сумрак светившегося, как голая степь леса.

— Возвращаемся на поляну, — позвал Левеандил, срываясь на бег.

Эльфы бросились за ним. Эллион сплюнул со злобы, но поспешил за остальными — перспектива тащить темного эльфа до убежища на своих плечах ему очень не нравилась. Впрочем, для начала надо было убедиться, что «враг» жив, а то может, все его беспокойства совершенно напрасны.

— Дышит. — Левеандил утвердительно кивнул, нащупав на шее Габриэла бьющуюся жилку.

— Проклятье, — выругался Эллион, — а я так надеялся… Что? Что вы на меня так смотрите?

— Всевидящий, что они с ним сделали? — Покачал головой Эстрадир, усаживаясь рядом с бледным, холодным и неподвижным, будто посмертное изваяние из белого гранита, шерлом. — А с рукой что? Изверги! Смотрите!

Лекарь кивнул на рукоять клинка, торчавшую из правой ладони.

— Они пронзили ее насквозь. Сколько крови.

— Надо вытащить меч, — озираясь по сторонам, буркнул Левеандил, — и бежать.

— Я сделаю, — тихо звякнул его брат.

Он сел на колени рядом с полуживым изгнанником и откинул на спину серую волну длинных спутанных волос. Солнечный долго примерялся к рукояти эльфийского клинка, обхватывал и отпускал в нерешительности, и снова обхватывал. Ледяная выпуклая сталь, обвитая узорами сиварской позолоты, неприятно обжигала ладони. Юноша никак не мог решиться и все косил серо-голубые глаза на Габриэла, будто ждал, что темный вдруг очнется и устроит ему нагоняй.

— Торопись, — шепнул Андреа.

Мантикора взвыла из-за каменных глыб, казавшихся обломком крепостной стены. В небо с шумом метнулась стая галдящих ворон. Соседние кусты затрещали сломанными ветками. Медлить больше нельзя.

— Ну, Рамендил, давай, — торопили Эстрадир и Лоррано.

Рамендил втянул горький воздух, почуяв, как по хребту скользнула капля липкого пота. Вспотевшие руки налились тяжестью и с силой вырвали королевский меч из земли. Кровь, запекшаяся и уже прихваченная корочкой льда, хлынула из ладони Габриэла черной сверкающей лентой. Эльфы ахнули. Но воин не пошевелился: синюшные губы не дернулись, плотно сомкнутые веки не дрогнули, ни один мускул залитого кровью и измазанного грязью снежного лица не пришел в движение.

— Как бы не умер по дороге, — менестрель тряхнул копной огненных волос. — Путь до приюта не близкий.

— Так не будем терять времени, — буркнул Эллион, перехватив из дрожащих рук Рамендила клинок из прочнейшей подгорной стали. Он вложил его в искусные ножны, найденные тут же в траве, и заткнул за пояс.

Из верхних полукафтанье (связав их за обрывки длинных расшитых узорами рукавов) эльфы соорудили нечто похожее на полевые носилки, и осторожно уложив Габриэла, вскочили и бросились берегом мутного пруда на запад. Перевернутый рожками месяц плыл по глади осеннего неба серебристой ладьей — за край мира, в Рассветный Восток. Левеандил глянул на него и кивнул, все правильно, восток за спиной, запад — впереди. Туда, к величественной и могучей реке севера Этлене лежал их полный опасностей путь.

* * *

Заросшая мятликом поляна в блеске рассветных лучей показалась эльфам ликом зловещего монстра. Они бежали всю ночь от рассветных границ навстречу синим теням, точно Серый Странник подгонял их раскаленными плетьми, суля забвенье и вечные муки, если они сбавят темп. У большого озера с неподвижной гладью, не отражавшей небеса, Дети Рассвета выбились из сил.

Бережно опустив Габриэла на берег, вольноотпущенники рухнули в высокие погребенные предрассветными тенями стебли розмарина и лавра, разметав лучистые волосы и светлые одежды.