— Спасибо.
Лекарь улыбнулся.
Слева, на привязи, хрустели орехами и сушеными фруктами величественные кони. Сбоку играла эльфийская дудочка. Под эту мелодию Эридан устроился у костра и закрыл глаза. Он сосредоточился на мерном биении сердца и мысленно попросил дар предвидения приоткрыть ему завесу на дороге снов. Он страстно хотел утолить печали неведения и молил богов перенести его к сестре или хотя бы Учителю, но…
Тьма окутала его мягким бархатным покрывалом.
… Бурлящие потоки заливали рот, глаза и уши. Водный круговорот крутил и вертел, выбрасывал на поверхность и снова утягивал на дно, в ледяную тягучую бездну. Он чувствовал себя пылинкой, закрученной в смертельный водоворот, ощущал песчинкой, вскинутой приливной волной и утянутой в морскую пучину. Вокруг грохотало, ревело, гудело, сыпались пенные брызги, в звездном серебре искрились ревущие струи — лишь спустя несколько минут борьбы со стихией, он понял, что летел по кипящей глади водопада в глубокую, озерную котловину.
Сильный удар о поверхность и густая синяя полумгла сомкнулась над головой. Пришлось вложить в руки и ноги все силы, чтобы выскользнуть из хватких объятий водных духов и поплыть к крутому росчерку бережка. Левый бок страшно саднило. Обернувшись, он понял, что ранен — на сияющей глади расплывался кровавый узор. Клацнули клыки. Из глотки вырвался хриплый стон.
Не эльф, понял Эридан. Он не эльф. Даже не двуногий.
Берег стремительно приближался. Вода, обтекала покрытое шерстью тело. Через несколько тяжелых минут его вытолкнуло на камни. Мягкие подушечки лап больно заколола галька и острый песок. Встряхнувшись облаком воздушной пыли, он доковылял до блестящего камня и привалился к нему спиной. Острый слух уловил феерию ночных звуков: в траве стрекотали кузнечики, в скалистых нишах скреблись когти летучих мышей, в вышине порхали крылья ночных птиц, на высоком каменном гребне звенело железо и текли высокие, злобные голоса. Он навострил уши, втянул сырой воздух с привкусом металла и ароматом собственной крови.
Это были темные эльфы. Все жестокие воины. Среди них его госпожа и ее друг. А еще этот гадкий изгнанник, обманом заманивший их в эту ловушку. Их уводят на громадины, парящие по облакам. Послышались шумы взметающихся в звезды судов. Он опоздал, не защитил хозяйку. Он — серо-серебристый, как предзакатная луна волк-альбинос, хэллай Арианны.
Его глаза светились зеленоватым огнем, под лапами звонко хрустели сухие ветки. Рваные раны еще причиняли сильную боль, но уже не отнимали скорости и внимательности, как в первые часы после спасения из Скверных Водопадов Тэль-Фосс. Впереди, в серебре лунного света лежала узкая долина, по югу струился полноводный ручей, за ним лежала лавовая пустошь в снеге тумана. Запад раздирали клыки мглистых горных хребтов, оседавших коварными низинами и хищными ущельями в пропастях.
Призрак остановился и принюхался. Он преследовал темных эльфов несколько дней, четко чуя след Арианны, но некоторое время назад след пропал, будто ее накрыл купол незримости. Справа блеснул призрачный огонек. Над землей провизжал яростный порыв. Северный горизонт зачернило. В трещину бурлящего сумрака просочилась ярчайшая вспышка — лунный луч на секунду осеребрил снежные макушки Аред Вендела и вновь потемнело. С севера надвигалась гроза.
Падая от усталости, волк присмотрел в поросли низкорослого ельника каменную пещеру, вздымавшуюся над землей раскрытой морской раковиной и, взобравшись в тень сумеречного убежища, обвернулся хвостом и уснул. Очень скоро снаружи заколотился дождь.
Холодный и бледный рассвет еще занимался, когда хэллай почувствовал под боком теплый посапывающий комочек. Алые, как огонь гномьих печей глаза распахнулись, нос шевельнулся. Рядом спала молодая волчица. Клыки свирепого зверя обнажились, из подушечек выскользнули стальные когти-убийцы, на хребте зашевелилась черная полоска меха. Вдохнув свежесть летнего тепла, он осознал — волчица не причинит ему вреда; судя по всему, эта пещера была ее маленьким секретным укрытием.
Хэллай уронил морду на лапы, как вдруг протяжный волчий вой пронесся над сенью светлеющего мира и отозвался в его сердце болью. Лютый вскочил, вскидывая уши; его густая, слипшаяся в кровавые колтуны шерсть, вспыхнула как сталь отполированных доспехов. Беспокойный вой летел с Далекого Запада — из царства страданий и слепой тьмы, что эльфы называли Ночной Страной. Он нес послание об одиноком сумеречном храбреце, заступившем путь Теням Запада и расплатившимся за это собственной жизнью.
* * *
Блеклые звезды плавали в дымке светлеющих небес. Изломы Эндов, терявшиеся в льде облаков, темнели тучами на горизонте. В Полусветной Долине метался клочковатый туман. На севере ревели морские валы, катающиеся по сонным берегам. На юге розовыми шапками алели величественные вершины Сапфировых гор. В кустах напевал королек.
Юный Лиам, сын Дарго подышал на посиневшие руки и потер усталые глаза. Заступив на пост перед закатом, он простоял в сторожевой вышке южной Угловой Башни целую ночь. Устав тянуть спину по струнке смирно, темный эльф прислонил ножны к стальным перилам и сел в тени крыши-шатра. Уже несколько дней его донимали слова шерла Сирилла, брошенные тем невзначай.
«Вольно, старшина. Ты больше не в королевской армии. Здесь все равны, будь он маршал или боец».
А что, если командор прав? Что если, они и впрямь равны и нет больше господина и низкородного слуги, нет повелителя и подчиняющегося? Какая разница, где был рожден эльф — в захудалой кузнечной мастерской низших кварталов или в блеске жемчужных палат с полами из руды олова? Когда-то все они были единым народом. Лиам бросил взгляд на башенки Гелиополя цвета лунных огней. В его душе вспыхнула искра смятения и чего-то нового, возможно, светлой и чистой надежды — когда-то они были едины даже с народом Рассвета, так почему бы не попытаться начать все с начала?
Ветер оцарапал когтем и принес далекое конское ржание. Лиам вскочил и, шевеля ушами, уставился в рассветное море тумана. Боярышник, ромашка и тимьян полегли подобно роте павших солдат и в прорехах малахитовых волн блеснули две светлые тени. Старшина прищурился — два жеребца шли легкой рысью. Их шелковистые бока блестели жемчужным перламутром, гривы и хвосты сливались водопадами, золоченые уздечки мигали огнями Эльтинийских маяков. В седле каждого держался всадник в плаще; за ними парило облако зимнего вихря.
Лиам вызвонил тревогу. Через минуту рядом возникли Сирилл и Дминар.
— Что такое, старшина?
Лиам махнул в сторону Полусветной Долины:
— Всадники, шерл Сирилл.
Две тени, перемахнув через ручей, пропали в гуще жемчужного пара, а через мгновенье прорвали завесу рассветного серебра и очутились в нескольких сотнях ярдов от внешнего кольца стен.
Напряженность Сирилла сменилась покоем, зоркие глаза расслабились.
— Порядок, Лиам. Это — свои. — И перевалившись через перила, крикнул воротным часовым: — Откройте ворота!
… Ладони закололо от боли. Арианна вздрогнула и поняла, что впивается ногтями в их нежную кожу. Медленно расслабив кулаки, она прикрыла глаза, чтобы не выдать нахлынувшей скорби. Как бы ни сопротивлялось ее сердце, Габриэл давно стал ей не безразличен. К горлу подступил комок, безутешное сердце кричало — его путь окончен, их — обречен.
— Все же ушел, — тяжело сглотнул Сирилл.
Его взор бессмысленно блуждал по лиловым теням, зачехлившим углы военного штаба, а руки неистово стискивали и разжимали рукоять в золотой оковке.
— Из тьмы Ночной Страны не возвращаются. — В ясных глазах Бесмера дрожали отблески гнева и недоумения. Он перевел взор с Арианны на Остина и растерянно потер лоб.
Девушка прикрыла бледное лицо широченным рукавом. Раскатившийся халлийский шелк в узорной набивке плавно полег на яркие огоньки васильков, оплетавших прогнившие напольные плиты.
— Мы одни, — подвел Остин и подбросил в тлеющий очаг обрывок ивовой коры; в свете вспыхнувшего пламени закраснели бляхи на серебряных перевязях и скудная, ветхая утварь вокруг.