— Что желают почтенные господа и леди? — Стараясь не глядеть на Мардреда, учтиво спросил он.

— Три комнаты, — ответил Габриэл. На стойку упал золотой пейс.

— Разумеется, — кивнул тот и открыл книгу регистрации. — Ваши имена, почтенные?

На перламутровую страницу в аккуратных вязях, легла еще одна монета. Глаза управляющего вспыхнули, как факелы.

— Они не нужны, — сурово распорядился темный эльф.

Белый гоблин шумно захлопнул книгу с золотом:

— Желание гостя — закон.

Он снял со стены три железных ключа в форме птичьих клювов и протянул посетителям.

— Комнаты семь, восемь и девять. — И выпытал: — В Эйр-Шир по делам или проездом?

Темный воин забрал ключи.

— По делам.

— Надумали открыть вклад или пополнить вложение, угадал? — Закивал гоблин, — понимаю. Дам совет. Не связывайтесь с Денежным Домом Крута Кривохвоста. Он известный плут. Возьмет ваши пейсы под пятьдесят процентов годовых, а сам припишет вам сто штрафов и в итоге оставит с одним, двумя процентами прибыли, а то и вовсе оберет, как несчастного мастера Глуинда Лежебоку или лорда Пэтра из Элейска. Последним он обокрал почтенного гнома, с которым вы столкнулись в дверях. У, как он кричал, как возмущался…

— Мы слышали, — бросил Габриэл и развернулся к лестнице, улетавший наверх белым полотном, но вдруг повременил и задал вопрос: — О каких парящих кораблях толкуют жители?

— А-а, — управляющий почесал на затылке проплешину. — Это — ерунда. Слухи, господин.

— Подробней.

Гоблин повертел головой и, не заметив посторонних, перегнулся через стойку:

— Не так давно соседний городок почтил своим прибытием король исчадий, э… прощу прощения, темных эльфов. Те, кто видел сопровождающие его ладьи, клянутся Светом, что они парили по облакам. — Он разогнулся и обнажил кривые зубы, — чушь, обман. Нет в мире силы, что подняла бы дерево или металл. Может во время первых эльфийских королей и была, а теперь нет. Говорю же — ерунда. Треп болтливых глупцов.

— Очевидно, треп, — тон Габриэла был ледяным.

— Приятного отдыха, господин, — крикнул белый гоблин вспорхнувшему на лестницу парню.

… Камин плевался ворохом огненных брызг. По потолку скакали тени, порожденные пляшущими языками. Сквозь окно сочился свет полной луны. Пахло пылью, потом прежних постояльцев и свежестью чистого постельного белья.

Габриэл сложил сумку и ножны на кровать и плавно опустился на теплые камни у очага. В черных глазах замигали искры, серебро на одеждах запылало звездами. Он поднял правую руку и снял бинт, пропитанный высохшей кровью. Идеально прямой росчерк пересекал ладонь алой полосой. Он поморщился — не столько от боли (хотя руку жгло до одури), сколько от ненависти к «другу» Брегону. Какую бы судьбу не уготовила ему Иссиль, он дал слово, что сокрушит сына Теобальда в не меньшее пламя позора и заставит испить ту же горечь, какой захлебывался все эти месяцы сам. Каких бы усилий это не стоило.

Взмахнув чистой эластичной лентой, Габриэл обмотал ею правую ладонь, завязал на запястье и замер с идеально прямой спиной. Проверять раны на плече и лодыжке не имело смысла — Арианна прекрасно обработала и перевязала их еще в Пустоши Молчания — и к удивлению воина, он их даже не чувствовал.

За спиной раздался горестный вздох. Потом еще. Темный эльф обернулся — безучастное лицо осветил лунный луч, стек по волосам, рассыпанным на рельефных предплечьях и груди. У окна, спрятав руки в широких светло-зеленых рукавах, стоял Остин. Он любовался белым сиянием звезды Норвэн, чаровался темно-желтым Астэром, поражался яркости созвездия Льва и растекался океаном отчаяния и горя. Кожу Габриэла кусали незримые шипы Остиновой тоски, а сердце леденил бездонный холод безответной любви. Если одноглазый так страдает, значит — он открылся Арианне и… получил отказ.

Шерл отвернулся к огню. Ранимые натуры светлых сородичей раздражали его, вызывая лишь недоумение и смех. Однако, прислушавшись к себе, он понял, что испытывает не только коварную насмешку над чувствами отвергнутого, но и ревнует. Что?

Габриэл стиснул зубы и резко наклонил голову — на юное лицо посыпались мягкие пряди. Ревнует? Белого Лебедя? К Остину? Невозможно! Темные эльфы не ревнуют! Скорее на Ледяных Островах вырастут цветы, ирчи Прибрежных Гаваней сложат оружие и возьмутся сеять и пахать, а король высокогорных эльфов Иллиодор выступит из колдовских теней Эль'Эвена и примкнет к Хегельдеру и светлым валларро.

Новый горестный вздох растекся по мглистой комнате плачем летнего ветра. Габриэл сморщился и грациозно встал. Подхватив ножны с мечом, он бесшумно скользнул к двери.

— Куда ты? — Голос Остина отливал надломленностью.

— Выйду на воздух, — ответил он, не оборачиваясь, и захлопнул дверь. Находиться подле души, терзавшейся безответной любовью, он больше не мог.

Где блуждал шерл и какие тайны хранил в глубине каменного сердца, было ведомо ему одному. Но когда он вернулся «Волшебный Цветок», на лестничном пролете его поджидал недовольный Мардред.

Габриэл остановился у первой ступени и скрестил руки. Невозмутимый и бесстрашный вид высокого и утонченного исчадия, сокрытого серебром дорожного плаща привел огра в бешенство. Юный темный эльф смотрел холодно и властно, так же, как в былые времена это делал король Умбер Кривоносый и бранные слова сорвались с огровых губ сами собой.

Выслушав, Габриэл остался безразличен, как кладбищенская тишина:

— Это все?

— Троллева мать! Да я тебя, мальчишка, своими руками удавлю! — Проревел гигант.

— Встань в очередь, — холодно посоветовал шерл и оттолкнул его плечом. — Дай пройти.

Несмотря на легкость, бесшумность и птичью изящность присущую эльфийскому народу — сила его удара едва не опрокинула здоровенного огра через перила. Лишь зацепившись палкой за узорного льва, он устоял на одной ноге. Зеленая пятерня размером с тележное колесо выскочила вперед и стиснула раненое плечо изгнанника. Габриэлу потребовалась вся его выдержка, чтобы не издать стон боли и удержать на бледном, красивом лице маску невозмутимости. Он развернулся и, стряхнув гигантскую лапу, прошипел:

— Не забывайся, Мардред.

— Я знаю, твою подлую душу, лорд главнокомандующий, — рявкнул зеленокожий. — Говори, куда ходил?

Темный эльф воинственно промолчал.

— Тебя не было два часа, — огр обдал его зловонным дыханием. — Решил нас предать?

— Что за чушь? — Вскипел Габриэл и его глаза отсветились серебром.

— Может ты и провел Остина и Арианну, но не меня. — Изо рта Мардреда летели вязкие слюни. — Я знаю, что ты ведешь нас в ловушку. Нет никакого Блуждающего Моста, я прав? И на Троллевый рынок ты не собираешься. Ты несешь карту своему королю! Кости Эвенна Белоокого, как я раньше не догадался! Вот почему флот исчадий ошивается поблизости! У вас здесь встреча? Да? Ты уже отдал ее? Или собираешься? Когда? Где?

Только сейчас парень почуял кисловатый аромат браги, исходивший от великана.

— Ты пьян. — Презрительно фыркнул он. — Иди, проспись.

И неуловимо взлетел на второй этаж сгустком темного света. Его ледяной голос пригрозил из полутьмы:

— Не смей больше следить за мной, огр.

* * *

… Едва рассвело, путники покинули Эйр-Шир и забрали на север. Габриэл свернул с дороги в каменистые дебри и направился в глухие, враждебные леса.

Вязы сходились так близко, что в некоторых местах образовывали сплошные своды и скрывали небо и летнее солнце. Кусты превратились в непроходимые заросли, полянки поросли пучками колючего чертополоха и напоминали дикий пустырь в упадке и запустении. Остин и Арианна поводили плечами, ощущая гнет злобных сил, следивших за ними из-за каждого ствола и из каждого оврага. Белоснежный альбинос щерился, рычал и срывался на хрип в темные участки, залитые светом блуждающих огоньков. Мардред скалил клыки и хватался за рукоять, заслыша шорох трав или бульканье озер. Только темный эльф оставался спокоен и не страшился ужасов дремучего мира. Он часто останавливался и чуть заметно шевелил ушами, будто прислушиваясь, и снова смело продолжал путь.