— Привал, — подхватили зеленые гоблины.

Ночь они провели у хлипкого костерка без еды и сна. Под утро пал густой туман. Марево затянуло мир непроницаемой паутиной и костяные подошвы гор укутало мглистым сумраком. Клочья мрамора бурлили и кипели, как вода в разогретом котле. Видимость оставляла желать лучшего, но, едва рассвело, зеленые гоблины ринулись на запад.

На исходе второго дня отряд настиг незнакомца. Точнее, незнакомец позволил себя настигнуть на безлесном и засыпанном сколами острых камней склоне Ламарияра. Туманный занавес расступился, и размытый светлый плащ появился на отлогом холме около валуна, казавшегося гигантской конской головой.

— Вон он! — Разом взревели трое.

Силуэт всколыхнул седую полумглу, и мертвый свет отразился от чего-то круглого и бледно-зеленого катившегося по склону. Гоблины напряглись, раскосые глаза сузились в щелки, поблескивая из забрал. А потом они ахнули. Под ноги командиру бросили отрубленную голову. Ударившись о копыта коня, она остановилась и мертвые, поросшие плесенью, глазища уставились в унылое северное небо немигающим и злобным взором.

— Он убил старосту! — Захрипели справа.

Снятый шлем выскользнул из разом ослабевших рук командира. Он не мог оторвать глаз от отрубленной головы господина, и все же, напрягшись из последних сил, исторг хриплый рев:

— Схватить! Связать! Четвертовать!

На перекошенной от животного гнева роже, проступила испарина.

— В погоню! За ним!

Зеленые гоблины бросились за незнакомцем вверх по склону, позабыв об опасностях, подстерегавших на изменчивых извивах гор, и ловушках, притаившихся в густых обманчивых туманах.

— Туда! — Захрипел один, примечая мелькнувший плащ меж узловатых берез.

Отряд рванул на север, минуя чахлые, поросшие мхами и древесными грибами, рощицы. Копыта взбивали островки снега, еще не успевшего растаять, и мяли молодую свежую траву, окаймлявшую камни и стволы. Гоблины рычали, сотрясая мечами: незнакомец был сверх меры быстр и невероятно ловок. Он облетал валуны, раскинув плащ, как исполинские крылья, петлял меж деревьев, как неуловимый дикий барс, взбирался на скользкие ветки и перепрыгивал с одной на другую, подобно лесной белке, исчезал в тени выступающих склонов и сливался с туманами, как эфирное порождение мира по ту сторону луны.

Гоблинам пришлось попотеть, прежде чем они настигли его в сумерках у ручья. Незнакомец бесшумно летел вдоль русла навстречу отвесной скале, замкнутой с востока и запада глухими снежными хребтами.

— Он в ловушке! — Довольствуясь победой, прохрипел командир. Но поспешил.

Оказалось, в скале темнела лестница. Ступени, выточенные силами природы и изгрызанные точно клыками великанов оплетали корни корявых сосен и для конного отряды были непроходимы; а вот пешему, вскочить по ним на горную вершину — раз плюнуть.

Незнакомец растаял в лоскутах тумана, легших на хребты сахарной ватой, когда отряд только приблизился к первой, едва читаемой во мраке, ступени.

— Поглоти его, Манна Дамар! — Взревел кто-то из отряда, хлестнув плетью наотмашь.

Услышав имя Богини, остальные поцеловали левую ладонь.

— Я его вижу! Он наверху!

— Спешиваемся!

Бросив коней, зеленые гоблины рванули в туманную мглу. Но неспроста незнакомец их сюда завлекал. Через минуту преследователи поняли — в ловушку загнали их самих. Камень, испещренный многовековыми трещинами, не выдержал веса двадцати закованных в железо ратников и затрещал под ногами стеклом. Отвесная стена загудела, как горн подземных богов, и часть монолита поплыла провалом, увлекая сотни тонн пород, деревцев, сугробы и самонадеянный тяжеловесный отряд. Они упали в бездну в оглушающем шуме и реве. Растревоженные склоны гудели трубным гласом еще час, а взвившаяся над отвесной стеной непроницаемая пыль оседала целых — два.

… Незнакомец сидел на корточках на неширокой площадке, наслаждаясь тишиной. Гоблинов давно погребло, пылевые облака разметало. В вышине сияли пронзительно яркие звезды, осыпавшиеся с изнанки небес. К полуночи ветер разогнал последние пряди туманов, и очертания ущелий, распадков и горных цепей стали четкими и острыми, как волшебные узоры рун, вытканные на стали темноэльфийских клинков.

Габриэл откинул капюшон. Ветер вскинул черные волосы, потормошил локоны, отливавшие синевой; обдул безучастное лицо; забрался под одежду, катаясь по позвоночнику холодом.

Неподалеку журчал ручей, на высоких утесах перекликались орлы, скрипели скалы, по склонам катились валуны. В далеких низинах шумела талая вода. Но вниманием темного эльфа долго владел пик Караграссэм.

В темной дали к югу мигали огоньки Аяс-Ирита. С противоположной стороны, на краю долины, река отражала белые россыпи звезд. Слева отвесный склон обрывался провалом; справа, на юго-запад во мглу скатывались холмы. За ними бурлили Гаярские Топи, еще дальше пролегали караванные пути, бегущие мимо предгорий Гор Жизни, а потом побережьем Моря Ветров.

Воин неслучайно посадил погоню на хвост и ускользнул из Аяс-Ирита через Низкую долину, подавшись нехожеными тропами к Ламарияру. Он бежал не столько от аяс-иритцев, сколько от новых друзей — светлых эльфов. Попробуй, растолкуй Хегельдеру или Эллиону, или братьям с Мьямером, что он должен ненадолго их покинуть, чтобы кое в чем убедиться. Они бы не поняли, и либо не отпустили его, либо увязались с ним за компанию. Габриэла не устраивал ни первый, ни тем более второй вариант.

Парень встал и расправил плечи. Снежный силуэт Караграссэма на фоне звездного неба осел на дюйм. Где-то в том краю по следу Белого Лебедя идут Охотник и его уродливые «зверюшки». Если Хилый… то есть Эгберт не солгал, а солгать он не мог, наемник с шайкой горных троллей должен был пересечь Варарскую седловину с запада и сейчас идти берегом Торгорнона к восточному склону Драконовых гор. Тем путем надлежало идти и Габриэлу.

… Вершины гор горели рассветным огнем. Занималось ясное холодное утро. По гребням ползли пушистые шапки облаков, в вышине сияла лазурь. В зарослях можжевельника шумела горная река, а рядом… горланили тролли. Их низкий, бьющий в виски тембр темный эльф узнал бы из тысяч самых разнообразных тонов и полуоттенков. Зоркие глаза цвета весеннего неба уловили движение ниже по откосу, у скалистой гряды, присыпанной инеем. Он их нашел…

… Крутой каменистый склон трещал, изрыгая камнепад. Стальная поступь сотрясала кручи уже несколько часов, и в предрассветной тишине каждый новый шаг отражался от льдистых стен зловещим громоподобным эхом.

Из редколесья выступил серо-землистый монстр, закованный в железную рубаху, налокотники и наручи. Тролль жадно принюхался, втянув массивными как печные трубы ноздрями воздух, и издал гортанный звук. На зов вышло еще семеро озлобленных от голода тварей — грозная необузданная сила равнины Трион.

Охотник с помощниками шли за Белым Лебедем много дней и ночей и наконец, напали на ее след в окрестностях Аяс-Ирита. Запрыгнув на большой круглый камень, Охотник обернулся и малахитовое ожерелье в крючковатых пальцах замигало ярче павлиньих хвостов.

— Вы что-то учуяли? Там? На вершине?

Тролли глухо зарычали. Высокие, в четыре эльфийских роста, они внезапно зароптали, а после двое из них сцепились в яростной схватке. Земля вздрогнула. Тролли, словно обезумев, начали наносить друг другу сокрушительные удары в голову. Другие в недоумении переглянулись и отступили.

— Прекратить! Прекратить! — Заорал зеленый гоблин. — Бобин! Добин! Прекратить!

Повиноваться воле хозяина было главной особенностью рожденных Живыми Камнями. Оплевав друг друга слюной и соплями, они разошлись.

— Не время для драк! Мы голодны и устали! Мы идем по следу этой девки не один месяц, но я чувствую, мы близко! Успокойтесь! Захватим Белого Лебедя, доставим Брегону, и он осыплет нас золотом. Вот тогда и погуляем, малыши! Я куплю пленных эльфов, и вы неделю будете наслаждаться их нежным сладковатым мясом! А теперь в дорогу!

Накормив гигантов обещаниями, гоблин помахал перед их носами малахитовым ожерельем и крикнул: