— Тише-тише, всё и впрямь хорошо, — сказал я полушёпотом в надежде утихомирить её пыл. Не хотелось, чтобы всё закончилось на такой дурацкой ноте.

— Да, хорошо, — она успокаивалась. Перед тем, как продолжить, она сглотнула и отхлебнула чаю. Я последовал её примеру, и ощутил прилив свежести. Никогда я не пробовал подобного напитка, и он показался мне таким душистым, ещё и лёгкий привкус мёда придавал ему большую насыщенность. Я понял, что у меня теперь была, как минимум, одна причина наведываться в гости к Саванне. — Теперь о тотеме. Я уже давно увлекаюсь тотемизмом и давно не верю ни в какую другую религию, кроме этой. Не буду рассказывать, как с ней познакомилась, но скажу, что я являюсь волчицей. Странно, не правда ли? — она внимательно посмотрела в мою сторону, но не на меня, а будто сквозь. — Волчица ─ это сильное животное, яростное, даже порою злое, но я ничего не могу поделать с тем, что она явилась ко мне во время медитации. Именно она является моим символом и, мне кажется, она помогает мне держаться. Каждый день вот уже на протяжении полугода или больше. Я просто верю, что я сильная, ведь не зря у меня такая покровительница. Ты так не думаешь?

Саванна продолжала этот рассказ, эту историю, сотканную из её переживаний и внутренних терзаний. Мне казалось неправильным, что она говорила о подобном с неизвестным человеком, с человеком, которого она встретила на улице, чуть ли не бросившегося под её велосипед. Это было странно, хотя и Саванна не вдавалась в подробности, не рассказывала о том, что именно её тревожило — она будто говорила отрывками, часто отвлекалась на людей за окном и ещё какие-то мысли. Где-то посреди разговора ей кто-то позвонил, и Саванна вмиг превратилась в пылающую радостью девчонку. Она так мило разговаривала с кем-то по телефону, а в конце добавила: «Люблю тебя, Мик». Наверное, в этот момент меня придавило камнем, потому что я много после этого не запомнил. И в этот день, когда я уже вернулся домой, во всё ещё мокрой куртке и таких же ботинках после слякотной погоды, получив хорошенький выговор за то, что не отвечал на звонки и слонялся неизвестно где, я лёг спать. Было довольно поздно, а я и сам не заметил, как засиделся у Цукерманов, как долго пытался вместе с Саванной увидеть собственный тотем, что у меня, конечно же, не получилось. Я заснул довольно быстро, но перед самым сном я кое-что понял. Я понял: когда якорь бывает брошен, люди должны вновь к нему вернуться, а иначе пути дальше нет. Теперь и я тоже должен был возвратиться в эту маленькую тёмную квартирку, чтобы моя жизнь не застыла на месте.

Утром следующего дня, когда я пошёл в школу, я не намеревался повторять опыт прошедшего вечера, хотя в глубине души надеялся на то, что сумею усыпить бдительность своих родителей. Вчера Саванна вновь приглашала меня к себе на чай сегодня, а также упомянула о том, что к ней грядущим вечером должны были прийти её друзья. Перспектива познакомиться с одногодками не казалась мне столь манящей, но что-то подсказывало мне, что ради Саванны я должен был это сделать. Правда, оставалась загвоздочка, связанная с родителями. Тут я был бессилен.

Бессилен я был и на первой перемене, когда мы с Вестером отправились в столовую и по дороге встретили Саванну в окружении нескольких её подруг. Тогда я толком не обратил на них внимания, потому что перед глазами стояли только рыжие волосы и разноцветная фигура моей новой знакомой, которая предстала передо мной и братом в цветастом пиджаке и длинных брюках свободного покроя. Она будто пришла на собеседование, правда, весьма неформальное. Саванна сразу же улыбнулась, только завидев меня, и я мгновенно потерял ту нить своих мыслей, которую я хотел перед ней изложить. Ведь я должен был ей объяснить, что, пока родители наказали меня, я не вправе ходить куда-либо. Такая уж привычка была у моей семьи: за все грехи следует отдуваться самому. Жаль, я не мог рассказать Саванне об этом, когда вокруг было так много лишних глаз.

— Саванна, можно с тобой поговорить? — я попытался пробиться к ней через стоящих по обе стороны подруг и взял её за локоть, чтобы отвести в сторону, поближе к окну. Там нас никто не должен был услышать.

— Флем, осторожнее! Я сама могу дойти, — она высвободилась и зашагала вслед за мной. Когда мы пристроились у подоконника, я как тогда, у неё дома, смотрел в окно и говорил:

— Короче, не смогу я прийти. Родители решили, что мне пока не стоит выходить.

— И в чём проблема? — спокойно сказала она. — Не приходи, — чего? — Но только в этот раз. На следующей неделе, когда все обо всём забудут, в среду заходи ко мне в семь. Мы снова соберёмся, — в это время я обратил внимание на то, что Саванна почти пристально глядела на меня и говорила. До меня не сразу доходил смысл сказанных ею слов. — Это у нас традиция такая ─ каждую среду в семь собираться у меня, чтобы пить чай и разговаривать. Странно, что мы всей компанией ещё и на вечеринки ходим, а тут такие домашние посиделки, — она рассмеялась, а я вместе с ней. Тогда я согласился и добавил, что обязательно зайду в гости в следующую среду.

— Отлично! — она прильнула ко мне и крепко-крепко обняла. Я пошатнулся от неожиданности и не знал, что предпринять. Краем глаза я заметил то, что на нас смотрели подруги Саванны и Вестер. Причём, они явно были шокированы. Ну и что, мы же не поцеловались на виду у всей школы. — А сегодня ты пойдёшь на «Портреты жизни»?

— А ты? Ты хочешь туда пойти? — спросил я, когда Саванна отпустила меня и теперь смотрела на меня счастливыми глазами через тонкие стёкла очков.

— Я туда уже месяц хожу, ещё с лета. Всех друзей туда зазываю, но пока ходит только Даррелл, а все остальные — из других классов.

Честно, я был удивлён, что подобная девушка ходила на такие дурацкие, как мне казалось, мероприятия.

— О, а давай я тебя ещё и с нашими преподавателями познакомлю после этого урока! — с невероятным энтузиазмом воскликнула Саванна. Мне тогда показалось, что я понял, почему же она была сестрой Вестера.

На самом деле, противиться я не мог, потому что в нос мне снова и снова ударяли цветочные духи, и эти рыжие волосы были как огонь в тёмном лесу, а я пробирался по чаще, холодный и голодный, в надежде согреться спасительным пламенем. Конечно, это была не лучшая моя метафора, но именно так я себя тогда ощущал. Я не успел и опомниться, как после первого урока Саванна буквально затолкала меня в небольшой кабинет первого этажа, где у нас обычно проходили уроки труда.

— Здравствуйте! — вскликнула Саванна.

Из каморки слева, тёмной и узкой, послышалась какая-то возня, словно там были мыши. Спустя несколько мгновений оттуда вышел помощник нашего трудовика в некоторых вопросах и по совместительству — местный уборщик. Лично с ним я знаком не был, потому что устроился он к нам на работу тогда, когда уроки труда у нас уже завершились. Только увидев, кто к нему пришёл, мистер Киннан, если я не ошибался, разулыбался. Саванну он, вероятно, уже знал, поэтому в первую очередь посмотрел на меня и сразу же выдал:

— Хорошая рубашка. Lanvin?*

— Здравствуйте. О да. Любимая фирма моих родителей, — я не понял, к чему был вопрос, поэтому сходу продолжил. — Я по поводу записи в ваш кружок.

Мистер Киннан чуть приподнял тёмные широкие брови, а левый уголок его губ еле заметно дрогнул.

— Ого! Это здорово. Новые ученики ─ это всегда здорово, — он, тем не менее, улыбнулся, и его большие живые глаза подёрнулись пеленой искренней радости. Видимо, не часто в этот кружок захаживали гости.

— Кстати, мистер Киннан, — вступила Саванна. — А мисс Уивер сегодня будет? Просто в прошлый раз её опять не было.

— Нет, к сожалению, у неё возникли неотложные дела, которые, чем скорее она решит, тем скорее вернётся к «Портретам», — мистер Киннан прошёлся по кабинету, к высокому шкафу, чтобы взять с одной из полок листок бумаги. После этого мужчина, поправив воротник мятой серой рубашки, подошёл ко мне и вручил мне документ. Это было заявление о принятии в кружок.