– Юра, оставь Витю в покое, здесь каждый пятый русских, так что боя не будет.

Перед отъездом брат навестил Арсеена, и он благословил сестру на брак с владельцем такого добротного дома, который очень походил на Сашину мечту, иметь дом с вечно зеленой изгородью. До этого благословения Вера и не думала о браке с Арсееном, хотя тот навещал ее в Мерелбеке почти каждый выходной, а иногда, и в обычные дни.

Арсеен с каждым разом убеждался, что русская женщина, которую он обихаживал уже три месяца, вполне вписывается в его планы. Оставалось самое трудное, уговорить Веру поселиться в его доме до первого ноября, и тогда никакая полиция не сможет его отправить обратно в каритас для психически нестабильных людей.

Вера была уверена, что появление заботливого Арсеена в жизни было ею самой запрограммировано по медитациям Луизы Хей.

Что женщина еще могла сделать для страны, кормившую ее и ее детей, как не ухаживать за местным инвалидом?

Наконец-то, начался учебный год, все стало вновь на свои места: учеба, работа и быт, поэтому время для праздных надежд и легкомысленных перемен, слава богу, прошло.

И, тут зазвонил телефон. День был обычный, посторонних звонков не ожидалось, а тут опять незнакомый номер.

– Алло, я Эдит, могу ли я узнать с кем говорю.

– Я Вера, что вы хотели.

– Вы обещали жить вместе с господином Арсееном Лаере?

– Я? … Извините, я вас не понимаю.

– Ваш друг – Арсеен Лаере?

– Да, Он мой друг.

– С вами говорит патронажная медсестра Арсеена Даере. Вы обещаете жить вместе с господином Арсееном Лаере?

– Я знаю Арсеена Лаере, но я живу в Мерелбеке.

– Это я знаю, вы согласны жить с Арсееном?

– Но обо этом я не думала …

– Мадам, мне надо знать, вы согласны жить с господином Лаере

Неожиданность вопроса и настойчивость ответа часто приводит людей к потере чувства самосохранения.

– Да, я согласна.

Вера отключила телефон, и ее шестое чувство пришло в замешательство, хотя, если оно в действительности, это шестое чувство у человека?

Иоланта нахрапом вошла в жизнь Де Гроте, быстро освоилась в его доме и вскоре стала в нем полновластной хозяйкой, но Ронни не чувствовал себя жертвой такого грубого вмешательства в свою жизнь.

Договор есть договор.

Иоланта обязалась выплачивать половину кредита за дом на голландском побережье, и вдобавок она была прямой противоположностью Каролин. Врожденная чистоплотность Иоланты восхищала, от ее заботы невозможно было скрыться, она предвосхищала все земные нужды Ронни, в нужный момент подставляя ему стул, тарелку с едой, расправленную постель.

С ее приходом дом Де Гроте блистал порядком и чистотой изо дня в день, с утра до вечера. Готовила Иоланта ту вкусную еду, которую Ронни любил с детства. В постели она не привередничала, была проста в чувствах и откровенна в сексуальных желаниях. В ней не было расточительности Каролин и скупости Лилиан.

По жизни Иоланта была собственницей, и считала, что владеть любимым мужчиной и всем, что он имеет, ее предназначение.

Настало время и для Ронни быть счастливым мужчиной, но он им не был.

Иоланта во всем старалась ему угодить, потакала его любым прихотям, выслушивала его многочасовые диалоги о политике, о вреде «полезной» пищи и о скорой гибели человеческой цивилизации, она не ворчала, когда он засиживался у компьютера, она сама любила поиграть в компьютерные игры до рассвета, после которых они оба просыпались с головной болью около полудня.

Все было хорошо в отношениях любовников, но Иоланта лишила мужчину того, что раньше он имел в избытке: свободного времяпровождения. Теперь она решала, что хорошо будет для Ронни, а что плохо, кто ему может звонить, а кто не может, с кем ему встречаться, а с кем надо расставаться. От нее взора просто невозможно было скрыться, она всё она замечала и на все имела свое неоспоримое мнение.

«Ронни, почему тебе звонят каждый день Пегги? … Ну, и что, что она твоя дочь? Пусть она звонит своей маме. Запрети детям названивать тебе по пустякам. Напомни им, что у тебя уже другая жизнь!»

«Эй, Ронни, это куда ты собрался, на ночь глядя? … Прогуляться? … Как это, так просто прогуляться? Я обязана знать, куда ты пошел и когда ты вернешься, чтобы приготовить тебе свежий кофе. … Дождь предвещали, а ты, мой дорогой, не берешь с собою зонтика. А знаешь, мой дорогой, лучше мы вместе пройдемся до церкви и обратно».

«Ронни, как это понимать? Ты проторчал у нашей соседки целых 35 минут? Она же стара, как подшитый тапочек, а на чужих мужчин поглядывает, как молодуха. … Ох, что ты говоришь, знаем мы эту старость! … Ну, и что из того, что ей скоро 80 лет!? … Так, мой дорогой, больше мы с Луизой не дружим!»

«Мне стыдно, как ты себя ведешь с друзьями! Ты выставил меня перед Данни дурой? … Почему? Потому что ты доверяешь ему больше, чем мне, а ведь не прислуга, а твоя женщина! Это я должна знать все, а не твой Данни».

«Не смей навещать свою маму без меня, я ее тоже люблю! Решено, завтра вместе поедем в Антверпен, заедем в магазины и на часок заглянем к твоей мамаше».

Ронни ничего другого не оставалось, как просить детей не звонить ему без повода, реже навещать соседок, и уделять своей сожительнице больше внимания на людях, чем он привык, и все потому, что он не любил домашних ссор, но, если говорить, как на духу, то навещать маму он любил без своей любовницы.

– Ведьма! – прошептала Валентина проговорила, когда Иоланта переступила порог ее дома.

Ронни не видел в облике Иоланты ничего подозрительного, что бы делала ее похожей на ведьму, разве что удлиненный нос с горбинкой у переносья и чуть раскосые глаза. Пока Иоланта хозяйкой суетилась на кухне, чтобы напоить всех свежим кофе, Ронни сидел в гостиной и расспрашивал маму о ее самочувствие, которое сильно его тревожило.

Мама сидела в кресле у окна, выходящего в сад. Она сидела чуть наклонившись вперед, на ее маленькие опущенные плечи был наброшен тонкий испанский платок, бахрома которого лежала на полу. Казалось этот легкий платок давил старушку к земле. Ее тонкие и сухие пальчики, лежащие на коленях, дрожали мелкой дрожью.

Перед Ронни сидела не просто седая немощная старушка, перед ним покоилась на отцовском кресле его родная мама, которая уже не учила его жить, а с грустью смотрела на своего него, от этого взгляда ему захотелось курить, и он вышел в родительский сад.

– Ронни, возьми стул и сядь рядом со мной, – попросила Валентина сына, когда тот вернулся в гостиную, на ее коленях лежала шкатулка. Пододвинув тяжелым стул, стоящим у дубового стола, поближе к маме, Ронни не успел на него сесть, потому что его опередила Иоланта, сгорающая от любопытства, и он присел на низкий пуф, что стоял у камина.

Потом Валентина в торжественной обстановке открыла свою шкатулку с драгоценностями.

– Ронни, я хочу, чтобы ты выбрал кольцо для себя, на память.

Мужчина посмотрел ювелирные украшения, лежащие в деревянной резной шкатулке, и улыбнулся.

– Мама, а я думал, что все твое сокровище украли бандиты, когда вы путешествовали с дядей Яном по Испании на фамильном автомобиле Камаро. Теперь такую машину днем с огнем не сыщешь? … Кстати, а где она?

– Ронни, перестань насмехаться надо мной и над покойным Яном! Кто же знал, что такое возможно? Этот бандит, настоящий Зоро! Мы ехали по Каталонии, он обогнал нас справа, на скорости выхватил мою сумочку и вихрем умчался вперед! … Этот Зоро еще помахал нам из окна.

– Ронни, не делай маме больно, видишь, как она расчувствовалась! … Валентина, вы хотели подарить Ронни кольцо? Можно мне тоже посмотреть? – прервала старую женщину Иоланта, уже перебирающая золотые колечки и браслеты.

– Мама, зачем мне эти побрякушки? Мне на пенсии полагается яхта, для морских путешествий или летательный аппарат с мотором, если не самолет.