Таня быстро привыкла к своей комнате, что выходила окнами на железнодорожные пути. Стук колес по рельсам отсчитывал такт ее ночному одиночеству. Девочка говорила сама с собой, как бы она говорила со своей близкой подругой.

«Мама убеждена, что наш папа отравился угарным дымом от печки. … А, я знаю, что он умер как герой. Пожар случился в школе, папа выносил из огня детей до прихода пожарных, а потом он задохнулся и угорел. Я должна была быть рядом с ним, я могла его спасти, если была рядом! Зачем, мама, увезла нас в Бельгию! Кому мы здесь нужны! Она сама выгнала из дома папу, который всегда нас любил и защищал! Теперь она пристает ко мне: «Пожалей Арсеена, ведь он больной, он единственный в Бельгии, кто нас любит!». Когда папа нас любил, то она его выгнала, а теперь чужого дядьку нам подсовывает. Надоело эта интеграция. Как интегрироваться в стране, где живут зомби! … Надо будет фотографию папы приклеить на потолке. Пусть он смотрит на меня с потолка, как ангел с неба, а я буду ему улыбаться».

Если бы Вера знала, как переживала ее Танюша потерю отца, то смогла бы она ей помощь?

Конечно, Вера заметила отчуждение в поведении младшей дочери, ее младшая дочь становилась холодной и неприступной.

Весть о смерти Жени Вера получила в феврале, а в апреле Таня не пришла к ужину, только ее портфель лежал у входной двери. Арсеена спрашивать было бесполезно, он отказался от ужина и рыдал в спальне.

Сначала Вера готовила ужин и сетовала про себя на несносный характер дочери.

«Зачем Таня ссорится с больным человеком? Как можно ей быть такой неблагодарной? Ведь в доме у Арсеена они живут, как в крепости!»

Потом, когда стемнело, ужин остыл, от беспокойства за дочь Вера перестала чувствовать голод и усталость. С каждой минутой тревога росла в ее сердце, медленное тиканье часов нагнетало страх грядущей беды, время становилось омутом, втягивающий в себя надежду увидеть дочь живой. В какой-то момент Вера вскочила со стула и бросилась к телефону. Полиция обещала принять меры.

Витя обрадовался переменой в настроении мамы, он знал то, что не знала его мама.

Полиция приехала, словно ждала ее звонка за дверью. С полицией шутить в Бельгии никому не дозволено. Арсеен полицейских ненавидел и решил отсидеться в дальнем углу веранды. Полицейский агент обзвонил Таниных подруг, которые честно говорили то, что знали. Оказалось, что они знали о Тане гораздо больше, чем Вера, ее мама. Потом настала очередь Арсеена отвечать на вопросы полицейского.

Оказалось, что Таню после школы на пороге дома встретил Арсеен, он хотел заставить девочку мыть посуду, а та убежала. О драке с падчерицей Арсеен он промолчал.

Долго бродила по городу Таня. Возвращаться в дом человека, ударившего ее, она не хотелось. В тот день у нее сильно болел живот и ей хотелось только одного, где-нибудь поседеть и покурить самокрутки с травой.

Такие сигареты Таня впервые покурила в молодежном кофе, ими ее угостила Кристина, Танина первая подружка. Кристине эти сигареты покупала мама, чтобы ты не совершила самоубийство из-за депрессии.

Провести ночь девочка решила в Мерелбеке, где она была в последний раз счастлива. Когда Таня подходила к дому, рядом остановилась полицейская машина и полицейский назвал ее по имени.

Детям было не положено убегать из дома, сбежавших детей полицейские возвращают домой.

Когда Вера увидела Таню в сопровождении полицейских, то растерялась. Дочь вернулась домой, но вернулась она чужим ребенком.

«Ну и пусть Таня не говорит со мной, лишь бы была дома».

С таким решением женщина на следующее утро отправилась на работу, где ее любили, где она чувствовала себя в безопасности.

Ночь в больнице – это долгая ночь, когда невольно задаешься вопросом, почему случилась так, что ты лежишь беспомощным на больничной койки и ждешь, когда тебе принесут судно, а не дома в своей постели?

Вера попыталась тоже ответить на этот вопрос.

В ночь перед происшествием, Таня решила оставить на ночевку своего нового друга Баба, которого по паспорту звали Бенуар, хотя Вера была решительно против.

– Мама, ты не имеешь права мне запретить делать то, что я хочу!

– Ты живешь в моем доме, и в моем доме действуют мои законы, – также гневно отвечала дочери Вера.

– Это не твой дом, это дом Арсеена, а он мне разрешил!

– Я твоя мать и решаю! Оставить на ночь парня у себя в комнате может только девушка без чести!

– Да, что ты голову мне морочишь, то с учебой, то с честью. Какая может быть Джейн Эйр, здесь, в Бельгии. Ты меня не спросила, хочу ли я жить в Бельгии? … Думаешь, что, если мне еще не исполнилось 18 лет, то не надо со мной считаться? Я поняла, почему от тебя сбежал мой папа! Ты есть начальница надо всеми, хотя сама, какая-то, … докторишка. Привезла нас сюда, так принимай то, что есть. Жить в Бельгии надо по-бельгийски. Мне уже 15 лет исполнилось, а здесь мальчики спят с девочками с 13 лет! … Тебе радостно должно быть, что надо мной смеются, как над переростком? … Ты хотела, чтобы я интегрировалась? Так не мешай!

Юноша спал с Таней в одной постели, но не в ее комнате, а у Вити. Хотя Таня с Баба спали в одеждах, но Вера спать не могла, она даже глаза не сомкнула, настороженно прислушиваясь к любому подозрительному шороху на чердаке, чтобы не допустить разврата.

Надо признать, что воображение по ночам рисует только страшные, самые пакостные картины, но, увы, … в своем упорстве жить по-бельгийски дочь выиграла, Вере пришлось признать, что моральные устои ее семьи становились и для нее самой пережитком прошлого.

Что еще оставалось ценного у женщины? Только работа.

Труд социальной уборщицей в домах у достойных жителей преклонных летах стал для Веры отдушиной в ее замужней жизни с Арсееном.

Особая черта бельгийских клиентов – вежливое недоверие, со временем сменилось искренним радушием, которое делало Верин труд уборщицы святым делом. За 8 часов работы она училась жить и думать, как простой бельгийский народ.

Вот, и теперь, находясь на больничной койке, скучала она по своим стареньким хозяйкам и хозяевам, даже больше, чем по детям и мужу. Работая социальной уборщицей, Вера поняла, что истинным богатством Фландрии были не музеи и исторические достопримечательности, а ее трудолюбивые дедушки, чистоплотные бабушки, тщательно хранившим вековую историю своего народа.

Работа уборщицы ее увлекала. Иногда она чувствовала себя дотошным биографом, изучать по семейным реликвиям историю своих подопечных, предпочитающих в отношениях взаимовежливость, честность и любовь к труду.

Как можно серьезно сердиться на назойливость старушки Зои, которая веретеном вертелась у Веры под ногами. Хрупкая в старости Зоя могла выхватить из ее рук щетку, чтобы самой показать, как надо скоблить полы по-бельгийски. А к обеду она уже носилась за Верой с дымящейся сковородой в руках, чтобы показать ей, как надо правильно пассировать морковку для супа, но, иногда, ей хотелось выговориться, и Зоя выбалтывала Вере историю всей своей жизни, не забывая при этом переносить ведро для мытья окон с одного места на другое, чтобы уборка не застаивалась на месте.

Вера любила слушать Зою, хотя не понимала ни одного слова хозяйки. Диалект того фламандского языка, на котором изъяснялась старушка, был совсем не похож на язык, который преподавался в школе для мигрантов. Наверное, этот диалект остался в этом семействе еще со времен Наполеона, а, может быть, с начала веков.

Печенья к чаю выдавались Зоей по счету, а лишние лакомства сразу прятались в шкафчик, который тут же запирался на ключ.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.