Наблюдая за частыми в последнее время словесными дебатами Иллариона и Егора на тему, что для меня болезной будет лучше в тот или иной момент, я поняла важную вещь. Егор тот еще перестраховщик. Народная мудрость, что гласит семь раз отмерить прежде чем отрезать, явно была списана именно с этого мужчины. По крайней мере, во всем, что касалось моего самочувствия, безопасности и душевного покоя он оказался той еще… курицей-наседкой.
Нет, не скажу, что я была наотрез против, но рано или поздно забота тоже может стать чрезмерной. Особенно тогда, когда тебя старается опекать мужчина, от одного присутствия которого сердце пускается вскачь. В итоге вместо того чтобы настроиться на романтический лад, приласкать, приобнять, избранник хватается за фонендоскоп и срочно вызывает друга-доктора, чтобы нормализировать девушке пульс, давление, частоту дыхания и остальные крайне важные, по его словам, показатели жизнедеятельности. О какой романтике с таким настроем вообще можно говорить?
Впрочем, позитивные стороны тоже имелись. Егор явно не относился к категории дураков и знал, что ничегонеделанье целыми днями способно взбесить до зубовного скрежета, поэтому с энтузиазмом занялся избавлением меня от скуки.
Можно сказать, мужчина пребывал рядом почти постоянно. Прерывался нехотя и лишь изредка, чтобы сделать пару звонков, как говорил, по работе или принести нам очередной завтрак, обед или ужин.
И честно говоря, именно его компании я была несказанно рада. Хотя меня так же часто навещали Ада и Петр. Настя не показывалась, ограничилась регулярной передачей сомнительных «приветов» через брата.
С Егором мы по-настоящему сблизились. На эмоциональном и, возможно, даже духовном уровне, как мне казалось. Очень много времени проводили за разговорами. Иногда совсем на отвлеченные темы, иногда затрагивая… личное.
Нет, Егор так и не признался в существовании магии и, в некотором роде, принадлежности к ней. И я старалась даже намеками не подводить его к таким темам, прекрасно зная, что ничем хорошим это не обернется для нас обоих. Просто очередной ссорой. Ведь лично мне высказать и «предъявить» было что. Но ссориться не хотелось. Это своеобразное затишье, возможно перед предстоящей бурей, виделось мне райским уголком. И терять его совершенно не хотелось.
За то мужчина открылся мне с другой, совершенно неожиданной стороны. Благодаря этому я теперь больше понимала Егора, чувствовала, что знаю его не хуже чем саму себя, словно между нами образовалась особая связь.
Егор стал более откровенен в вопросах, что касались непосредственно его, поделился приятными воспоминаниями из детства, рассказывал про сестру, родителей, сеть антикварных магазинчиков, травил забавные истории, связанные с Илларионом и его очередным прорывным «проектом» в сфере науки. В общем, стал гораздо общительнее, точно позволил себе открыть щелку в душу, куда я и поспешила проскользнуть.
Взамен же просил лишь ответную откровенность. Егор оказался настоящим «почемучкой» в том, что касалось моей жизни. Его интересовало буквально все, от банальных мелочей, что, к примеру, люблю есть на завтрак и о чем мечтала в детстве, до гораздо серьезных тем о планах на будущее, жизненных позициях.
Совместное время мы проводили интересно и даже весело. Играли в нарды, шашки и шахматы, смотрели комедии, Егор специально сделал подборку для меня на ноутбуке, слушали музыку, читали друг другу отрывки из любимых книг вслух. Порой я даже забывала, что нахожусь на строгом постельном режиме, так легко у Егора получалось скрасить унылый процесс выздоровления.
Правда, дальше пуританских объятий, держаний за ручки и невинных проявлений ласки у нас не заходило. Даже поцелуи, о которых в присутствии Егора я все чаще думала, не повторялись.
Вечерами, как только Иллариону удавалось выпроводить друга, он, задерживаясь на полчаса в комнате под предлогом медицинского осмотра, рассказывал мне о мире существ. Довольно коротко и сухо, без красочных подробностей, но все равно интересно. А вот о продвижении собственных выводов по поводу ситуации с Егором, делился неохотно. То ли злился, что не удавалось просчитать предателя, то ли доверял не полностью. За то каждый раз подробности моих злоключений выспрашивал с заметным энтузиазмом, хоть и по десятому кругу. Все сокрушался, что упустил что-то важное…
В очередной раз после пересказа событий до прыжка во времени и после, меня осенило пониманием. Вспомнила, что о сне-то так и не рассказала!
— И еще, — робко стрельнула взглядом в мужчину. — Не уверена, что это важно, но есть еще кое-что.
Илларион заинтересованно подался вперед:
— Что?
— Сон.
— Сон? — ученый даже не стал скрывать разочарования в голосе. — Могу принести сонник. Или Аду позвать, женщины любят обсудить ночные фантазии. Я же во снах не разбираюсь.
— Думаю, что про этот сон ты захочешь послушать.
— Эротический? — поиграл бровями Илларион. — Тогда начинай, только в подробностях.
— Не издевайся.
— Я и не думал, — замахал руками он. — Знаешь, дядюшка Фрейд советовал освобождать подсознание. Иначе нас ждут серьезные последствия, если тайные желания перейдут в страсти и высвободятся из подсознания самостоятельно. А у меня тут друг холостой ходит, в зоне риска быть окольцованным рядом с тобой, да и я еще совсем ого-го! Так что не стесняйся, мартышка, начинай. Врага нужно знать в лицо. Продиагностируем будущие болячки заранее.
Я скривилась от откровенной насмешки, но начала рассказ. И чем дольше пересказывала, тем больше округлялись глаза Иллариона, а я ощущала торжество, наблюдая за его реакцией. И насмехаться надо мной мужчине явно перехотелось!
— Теперь все встало на свои места! — торжественно вскочил со стула он, как только я замолкла. — Богиня Справедливости показала тебе случившееся!
— Правда?
— Почему раньше не рассказала? — не обратив внимания на вопрос, решил высказать недовольство ученый. — Сколько времени потратил зря на неудачные догадки!
— Не думала, что это важно. Сон ведь…
— В следующий раз вообще не думай, — довольно резким тоном огорошил меня заявлением Илларион. — Думать — моя задача.
Я задохнулась от возмущения. Он решил, что я вообще ни на что не способна, только языком чесать да попадать в неприятности?!
Гад!
— Ну знаешь!
Ученый выслушивать поток моего праведного гнева не стал. Довольно громко отодвинул стул обратно к стене и без объяснений направился к выходу из комнаты.
— Ты куда? — растерялась такой реакцией я.
— Мне надо подумать, — единственная короткая фраза, что соизволил кинуть мне Илларион, перед тем, как скрыться за дверью.
Вот так случился наш первый разлад с ученым. После этого разговора ежеутренние и ежевечерние «медицинские осмотры» проходили в молчании.
Любые мои попытки заговорить Илларион либо игнорировал, либо отвечал односложно. Словно и сам пытался вызвать у меня непонятную обиду вместо естественной растерянности, удивления и легкого чувства вины. А на откровенные указки, что ведет себя глупо, обижаясь непонятно на что, лишь возмущенно пыхтел, как ежик.
Мужчины!
Единственной отрадой после вечернего открытого игнора Иллариона стали встречи с Кузей. Каждый вечер, как только я оставалась в комнате одна, домовой появлялся либо из шкафа, либо банально отделяясь от любой стены, точно незаметно стоял там все время. После третьего раза наблюдений за такими метаморфозами, я даже вздрагивать перестала. Привыкла.
Лохматый чудик оказался крайне заботливым… другом. Я почти сразу перестала воспринимать его как нечисть, искренне наслаждаясь совместно проведенным временем. Кузя не был особо болтлив, чем нравился мне все больше. Да и слушатель из него вышел что надо. Внимателен даже к мелочам, проявляющий интерес к моим переживаниям. А еще очень добрый и милый.
Именно с ним я не боялась нарушить запрет на постельный режим и пробовала прохаживаться. Сначала по комнате, а затем, все больше возвращая утерянную уверенность ногам, и по коридору.
