Мне оставалось только присоединиться к его словам, добавив свои слова восхищения. Мне предложили занять место возле зеркала, но я попросил минутку подождать. Взял в охапку милицейский плащ, фуражку и вышел осторожно на лестничную площадку, предварительно изучив её в глазок. Оглядевшись, я быстро поднялся по лестнице к люку, который оказался не заперт, и вылез через него на плоскую крышу. Менты сюда ещё не проникли.

Не подходя к краю, кто знает, возможно, менты поставили снайперов, я разложил в самой середине крыши плащ, сверху положил фуражку и собрался уже уйти обратно вниз, но тут заметил несколько вороньих перьев, следы бессовестного пиршества какого-то кота-охотника, которые я аккуратно подобрал и сложил на плащ. Пускай менты подумают, им это полезно.

Когда я вернулся в квартиру, все были немного взволнованны. Оказалось, что милиция обзванивала квартиры в подъезде, спрашивала, нет ли посторонних, не звонил ли кто в двери, не заходил ли, и где соседи по площадке. Леонтий Карлович им пояснил, что соседи по площадке, такие же, как он пенсионеры, собрались у него в квартире сыграть в преферанс, что никто посторонний не заходил, но этажом ниже был слышен на площадке какой-то сильный шум и громкая брань.

Милиция предложила срочно всем покинуть квартиры, и, соблюдая осторожность, спуститься вниз, взяв с собой документы и ключи, объяснив, что в подъезде скрывается опасный преступник, и будет проходить операция по его задержанию.

Не мешкая, я занял место у зеркала, и Леонтий Карлович в мгновение ока «изуродовал» мне лицо, покрыв его страшными «ожогами» и «шрамами», изменив его так, что меня мама родная не признала бы, я в этом был уверен.

Выходили из подъезда мы все вместе, лифт отключили, меня, к моему стыду, старички несли вниз на руках прямо в коляске, по лестницам спускались перепуганные жильцы, многие с огромными чемоданами, узлами. Один мужик спускался вниз, зажав под мышками двух огромных черных котов, которые презрительно шипели на попадавшихся на лестницах соседей.

За железными дверями подъезда нас ждала торжественная встреча. Все вокруг было оцеплено милицейскими кордонами и бойцами спецназа. Возле дверей сразу же требовали и придирчиво проверяли документы, сверяя их с личностями покидавших здание, у всех жильцов забирали под расписку ключи от квартир, подробно расспрашивая о посторонних в подъезде. Наши старички словоохотливо повторили им байку о шуме на восьмом этаже и добавили к этому ещё сказ о том, что кто-то вроде бы открывал чердачный люк, ведущий на крышу, но они побоялись выйти посмотреть, кто это.

Спецназовцы переглянулись и стали втягиваться в подъезд. Ни на меня, ни на Ирину даже не обратили особого внимания. У Леонтия Карловича стоял в паспорте штамп, свидетельствующий о регистрации его брака, и Ирина сошла за его недавно умершую супругу. Они заявили, что её паспорт в спешке не отыскали. Впрочем, на пожилых людей много времени не тратили, они для милиции интереса не представляли.

С моей же внешностью можно было предъявлять любые документы. С таким лицом, какое соорудил мне Леонтий Карлович, если и фотографируют, то только для фильмов ужасов. Гример нарисовал на мне такое, что меня не то что не рассматривали, от меня отводили глаза и судорожно сглатывали.

Так, благодаря мудрым и храбрым старичкам, мы спокойно прошли милицейский кордон и встали за спинами любопытных, не рискнув пока покидать двор, оцепленный ещё и по наружному периметру. Кто его знает, вдруг там предстоит ещё одна, более тщательная, проверка документов. Мы решили пока переждать и осмотреться.

Достаточно скоро из подъезда появился запыхавшийся милиционер, лифт менты отключили, в пуленепробиваемом жилете, который нес в руках какой-то сверток. Он подбежал к начальству и развернул свою ношу. Это оказались плащ и фуражка, которые я оставил на крыше.

Начальство что-то строго спросило, милиционер долго что-то пояснял, разводил руками и, немного помявшись, достал из кармана несколько вороньих перьев, протянув их своему начальству. Один из офицеров вопросительно посмотрел на эти перья, потом на милиционера. Милиционер пожал плечами, что-то опять быстро заговорил, показывая неуверенно пальцем в небо. Старший офицер яростно выругался и постучал себя по лбу. Он хотел выбросить перья, но второй из офицеров остановил его, и забрал перья у милиционера, пожав плечом, мол, мало ли что.

Я представил себе, как будет выглядеть рапорт с приложением к нему подобных вещдоков, и мне стало весело.

Ко мне наклонился Леонтий Карлович и сказал, оглядываясь по сторонам, протягивая документы:

— Уходите потихоньку. Я выведу Иру, а вы слезайте с коляски, пока никто не видит, и идите сами, Матвей Васильевич разрешил вам взять Сашины документы, только потом верните их, ладно? Для него это память. В пенсионном удостоверении не указано, что нет ног, так что можете воспользоваться.

— А как убрать вот это вот? — я показал на свое лицо, не уверенный в том, что его можно так назвать.

— Это дома, после того, как пройдете оцепление, очень легко и без проблем смоется теплой водой с губкой, — пояснил Леонтий Карлович. — Не беспокойтесь, не пострадала ваша красота. Дома, дорогой, вы решите эту проблему за пять минут.

Дома.

А где он теперь, мой дом?

Мне почему-то вдруг только сейчас стало окончательно ясно, что я больше никогда, скорее всего, уже никогда в жизни, не смогу зайти в свою квартиру, набитую книгами и минералами, оставшимися от моих родителей.

Ира и Леонтий Карлович пошли впереди.

Старички прикрыли меня, и я тихонько встал с коляски, поправил под курткой автомат, с которым не пожелал расставаться, сумку на плече, и шепотом пожелав старикам удачи и поблагодарив их, пошел к внешнему оцеплению, покидая этот двор.

Ирины с Леонтием Карловичем не было видно, значит, они уже прошли за оцепление. Это радовало.

Но радовался я рановато.

Ирину и Леонтия Карловича я заметил сразу же, повернув за угол. Они стояли возле подземного перехода в метро, рядом с коммерческими киосками, оживленно прощаясь, позабыв про опасность, беспечно посчитав, что все неприятности уже далеко за спиной. Старичок галантно раскланивался, а Ирина горячо говорила что-то благодарное, вызывая излишнее внимание недоуменных прохожих, оглядывавшихся на странную старушку. В пылу беседы Ирина совсем позабыла про то, что она должна играть роль старушки.

Они оба стояли спиной ко мне, и я заторопился, почти побежал в их сторону, потому что спиной они стояли не только ко мне, но и к незамеченным ими бандитам. Они выходили из резко затормозившей возле перехода зеленой «девятки», которую увлеченные беседой и окрыленные успехом, ни Леонтий Карлович, ни Ирина, не заметили.

Я прикинул расстояние и понял, что проигрываю. Пришлось плюнуть на все и припустить бегом, чтобы успеть отсечь бандитов от Иры и Леонтия Карловича.

Редкие прохожие с удивлением оглядывались на меня, на мою страшную рожу и на мой бег. Бандиты, которые оказались наблюдательнее ментов и сумели вычислить Иру, вразвалочку направлялись к ней.

Братков было двое, и ещё один сидел в машине, мне его хорошо было видно потому, что он оставил открытой дверцу, откуда внимательно наблюдал за происходящим. Водила — бугай в кожанке, сидел, держа на коленях прикрытый кое-как полой автомат. Это было уже серьезно. С нами стали считаться.

Двое идущих в сторону Иры были одеты в кожанки, «адидасовские» шаровары и кроссовки. Прямо инопланетяне какие-то! В одинаковой униформе, одинаково постриженные, одинаково мордастые, увешанные золотыми цепями, ездящие по городу на одноцветных «девятках». Ну не жизнь, а прямо кино про Терминатора.

Ну что же, пора было этих самых Терминаторов дезинтегрировать. К чему я и приступил. Встав за ближний киоск, припав на колено, тщательно целясь, чтобы не зацепить случайно прохожих, я выдал две короткие очереди: одну в тех, которые вышли из машины, а вторую — в водителя, схватившегося за автомат. Если бы он не сделал этого, возможно, остался бы в живых, я не собирался стрелять на поражение. А так он завалился головой вперед, даже не успев вскинуть оружие, тоже мне, вояка, уткнулся в приборную доску, всплеснув руками и я даже не стал смотреть дальше, по печальному военному опыту хорошо зная, что значит этот жест.