— А плачешь чего? — спросил мужчина серьезно.

— Мама… исчезла! — всхлипнула.

Синдзиро обошел меня и наклонился так, чтобы наши глаза оказались напротив друг друга, при этом продолжая удерживать зонт так, чтобы капли не падали мне и ему на лицо.

— Ты только не говори об этом всем. А то над твоим папой будут смеяться.

— Ой! — испуганно зажала рот рукой.

— Всем уже рассказала? — холодная насмешка.

Смущенно призналась:

— Только нашему полицейскому.

— Ну, он вроде не очень много болтает, — продавец сладостей задумчиво поскреб правую бровь ногтем.

— Но… но он обещал что поспрашивает у других полицейских, — уныло опустила голову.

— Слушай, дитя, это хорошая идея, — мужчина меня похлопал по плечу, хотя и как-то резче и более отстраненно, чем полицейский. Как будто равнодушно, — Не плачь, ты сделала лучшее из того, что могла. В конце концов, полиция и обязана искать пропавших людей.

— Ну… может… — снова разревелась.

Все-таки, обидно, когда ты маленький ребенок и ничего не можешь сделать. И даже не понимаешь толком, что там случилось у взрослых. А они подло очень молчат, чего.

В рот мне неожиданно легло что-то мягкое и теплое. Нет, острое.

Скосив глаза, обнаружила, что Синдзиро заткнул мне рот булочкой в форме рыбки, с бобовой пастой. Заботливый. Хотя и грубо мне рот затыкать.

Подняла взгляд на него. Он смотрел на меня как-то иначе. Уже даже вроде бы сочувственно. Я утерла слезы, продолжая стоять, зажимая в зубах булочку-рыбку. Снова взглянула на него. Печального.

И сердце мое вдруг как-то странно забилось.

— Будь сильной! — проворчал Синдзиро, — Это один из лучших выборов в нашей жизни. В конце концов, в мире не так и много людей, которые купятся на наши слезы — и передумают, — и повернувшись ко мне спиной, ушел.

Вместе с зонтом.

Нет, он сделал несколько шагов и вдруг выпустил свой алый зонт из рук, опуская его на дорогу. Проворчал, не оборачиваясь:

— Не мокни под дождем, а то заболеешь!

— Но… — робко начала я.

Но продавец сладостей не слушал меня и ушел. А зонт, выходит, оставил мне. И ушел в сторону противоположную его дому-магазину. Выходит, ему вовсе не хочется принимать весь тот шоколад, который ему притащили поклонницы. И он не будет продавать его им потом.

Я кинулась по лужам к его зонту, поднимая водные брызги. Надо взять, чтобы не нашел другой. Я завтра ему его верну.

Я шла по улице под большим алым зонтом, красивым… И сердце мое сегодня почему-то стучало неровно… быстро-быстро… Особенно, когда я вспоминала Синдзиро. И даже после того, как доела пирожок, хотя там была очень острая начинка, а у меня не было воды. Ну, кроме дождя. Отставив зонт в сторону, я глотнула дождевой воды. И на меня накричала старушка, которая это увидела. Мол, там, в дожде, не очень чистая вода и лучше бы ее не пить, особенно, детям, мне ж еще расти нужно. И мне пришлось уйти.

И я шла, а сердце как-то странно билось. Наверное, мне было совестно, что я думала, будто Синдзиро заберет шоколад и сладости у поклонниц, а потом будет обратно им их продавать и снова получит деньги.

В тот день папа нашелся дома раньше. Сидел у алтаря. Смотрел на фотографии родителей и брата.

— Скучаю по ним, — сказал он грустно.

Я осторожно положила зонт в ванную — и побежала его обнимать. Папа запоздало заметил, какая я мокрая и страшно испугался. Потащил меня отмывать под душ. И мы в тот вечер как и раньше сидели в ванне вдвоем. Иногда плескали друг на друга теплой водой. Было тепло. Хорошо. И папа был рядом. Как и раньше. Только тогда на кухне нас ждала мама, которая готовила нам что-то вкусное и красиво раскладывала на разных тарелках…

Я всхлипнула. Папа меня обнял. И мы какое-то время сидели в ванной, обнявшись.

— Может, я в этот раз расскажу сказку про нас? — чуть погодя сказал единственный из родственников, который у меня остался.

Ответила ему:

— Хорошо. Расскажи сказку про вас.

И я в этот раз ничего не сказала ему про Синдзиро, что я узнала его имя и что даже с ним познакомилась. Папе было очень грустно. Он вспоминал своих папу и маму. И брата, который рано умер от болезни. Зачем мне было ему говорить о Синдзиро? Тем более, сейчас!

Терпко-сладкий аромат шиповника, в который вкрадывались нежные нотки роз, удушающе-сладкой волной вливался в распахнутые седзи(1). Сакурако-сэнсэй(2) сидела на краешке стола, европейского, гордо возвышающегося над низенькими столиками студентов, закинув ногу на ногу. Разумеется, ее холеные белые-белые ножки соблазнительно виднелись в длинном разрезе юбки. Вздохнув, я принялась машинально накручивать на палец прядку волос. Лениво озирающийся парень с соседнего столика, слегка полный и практически не симпатичный, даже вообще не стильный, замер, выпучившись на меня.

И вообще, сдался мне этот барсук? Единственная польза от них — это веселье от совместных хулиганств. Вот, к примеру, как пустили слух, что академию навестят Ли Чжун Ки(3), Ямапи(4) и Брэд Питт, так Сакурако пришла на занятия в таких коротких джинсовых шортах и топе, что их можно было счесть за новый стиль бикини. А как она потом рычала, вынюхивая виноватых!

Еще раз вздохнув, повернулась в другую сторону. Сакурако-сэнсей, наклонившись — ее роскошный бюст стал еще виднее в декольте, обрамленном кружевами — сняла со своей ножки одну босоножку, размахнулась… Я рванулась в сторону — и босоножка залепила по лбу парня-барсука, сидевшего за мной. Эхм… Еще один враг, приятно познакомиться?..

— Удивительное сочетание аромата хризантемы и сосновой хвои, — бархатным, обволакивающим голосом промурчали у меня над ухом.

Широко распахнув глаза, уставилась… на Синдзиро, чьи крепкие и одновременно ухоженные руки мягко поддерживали меня. Вот незадача, свалиться на самого роскошного лиса нашей группы!

Черные как бездна глаза смотрели на меня, насмешливо прищурившись. Белая-белая кожа лица здорово подчеркивала глаза и черные волосы. Одеяние матовое нежно-персикового оттенка шло ему к лицу, да подчеркивало еще больше длинные-длинные волосы, собранные в прическу наподобие причесок древних аристократов из Поднебесной страны: две густых пряди нарочито переброшены наперед, на плечи, а прочие отчасти собраны на затылке, да шпилькой пронзены длинной, а отчасти свободно спадают на спину и текут ручьями по полу. Разве что в украшающей части шпильки был не какой-нибудь дракон или феникс, а лукаво подмигивающий серебряный кролик. Видимо, у одного из главных красавчиков академии нынче было шутливое настроение. А до чего интересно: одежда матовая, выглядящая шероховатой, хотя и нежная на ощупь, да черные волосы, да блестящее серебряное украшение в волосах! А еще засмотрелась на серьгу из черного камня с подвеской в виде красавицы, обнимающей дракона. До чего тонкая и сложная работа! Хм, черный нефрит?..

Тонкие губы слегка изогнулись в чарующей улыбке. Незадача? О, нет! Это… это рай. Рай на земле! Его руки чуть подтянули меня, а рот оказался почти у самого моего уха. Чуть коснувшись моего уха мягкими губами, благоухающими каким-то бальзамом, сэмпай(5) нежно и так, чтобы слышала одна лишь я, промурчал:

— Прости, красавица, но ты не в моем вкусе, — и осторожно, хотя и твердо вернул меня за мой столик.

А какой у него был волнующий голос! Я на несколько мгновений выпала из реальности, зачарованная бархатным его голосом. А потом тоскливо вздохнула: он даже будучи лишенным чар мог бы убаюкать врагов одним только голосом. Особенно, если бы среди них оказались женщины или самки! Красивое умение.

Девушки смотрели на меня с завистью или ненавистью. Эхм… новые враги, приятно познакомиться, да?.. То есть, наоборот.

— А какие свойства у человеческой печени? — малышка Мика, новенькая, по виду почти еще девочка, даже не еще научившаяся прятать лисьи уши и хвост при обращении в человека, как всегда сверкала неукротимым любопытством, — Правда, что если съесть тысячу штук, то превратишься в человека? А в нашей школе уже кто-то становился человеком навсегда? А это интересно, стать человеком?..