— Мои никогда не ссорились!

— Все-таки, иногда у людей бывает, — мужчина осторожно сжал мои плечи, — Мы же люди все-таки. Вот у меня очень добрая скромная девушка, но даже она иногда на меня ругается. Хотя, признаюсь, в основном виноват я. Иногда заработаюсь до темноты и забываю ей позвонить. То, что у вас случилось, естественно.

— Но ее нету дома уже не одну неделю!

— Ну… — взрослый смутился, — Тогда, может…

— Думаете, моя мама ушла к любовнику?

— Ну… — мужчина смутился еще больше, озадаченно сдвинул фуражку, — Это… как бы…

Серьезно проворчала:

— Я знаю. Такое иногда бывает у взрослых. Такое бывало у моих одноклассников. И у ребят из старшего класса.

— Это… как бы… — он даже покраснел, — Но, может, лучше, если твоя мама влюбилась в другого? Зато жива. И когда-нибудь вы снова увидитесь.

Сердито руки его с моих плеч столкнула:

— Чтоб вы знали: мои папа с мамой очень сильно друг друга любят! Врете вы!

— Может… Я же не знаю, как там у вас… Я еще недавно у вас работаю. И вообще, не мое дело… Но, послушай, ведь лучше же, если она просто ушла к другому мужчине? Да и трупы в нашем городе находят не столь уж и часто. И это даже к лучшему, что не часто.

— Если вас услышит мой папа, он расстроится!

Полицейский еще какое-то время серьезно подумал и еще грустнее сказал:

— О, я подумал! Ведь мертвых в ближайшие недели не находили. И, тем более, ты говоришь, что твои папа с мамой очень друг друга любят…

Уверенно заявила:

— Очень!

Мужчина сжал мои плечи, осторожно, но как-то еще более сам погрустнел:

— Постой, тогда остается еще один гадкий вариант.

Напряженно уточнила:

— Какой?!

— А вдруг она в больнице сейчас лежит?

Мои плечи поникли.

— Может…

— Допустим, ей нужна серьезная операция. Но тебе папа не сказал, чтоб ты не вздумала пугаться.

— Он мог, — вздохнула, — Он добрый.

— Тогда нам надо положиться на врачей. А тебе — молиться, чтобы здоровье твоей мамы наладилось.

Серьезно кивнула:

— Да, я часто о молюсь о ее благополучии.

— Вот и отлично! — полицейский довольно встрепал мою челку, потом вдруг обнял меня, — Я тоже буду молиться, чтобы твоя мама поскорее вернулась. И папа твой наверняка молится. Ведь молитвы троих людей скорее услышат, чем двух?..

Вздохнула.

— Наверное…

— Или, погоди… — он вдруг отстранился, — А твоя мама не начинала внезапно толстеть? И много жевать? И капризничать?

Возмутилась:

— Если бы мама была беременна, она бы сразу нам с папой сказала! Мы бы очень обрадовались!

— А, ну да… — мужчина опять смутился, — Ладно, мне еще две улицы надо обойти. Ты, кстати, занеси мне ее фото завтра. Я поспрашиваю о ней у коллег. И сам буду внимательнее сматриваться в лица женщин, которых встречаю.

Радостно подпрыгнула:

— О, так мы сможем ее скорее найти?!

— Да, конечно, сможем! — хотя улыбнулся добрый полицейский как-то неуверенно.

Но он честно хотел нам помочь, поэтому я сделала вид, что сильно ему поверила. И вприпрыжку ушла домой.

По-прежнему толпились восхищенные школьницы и студентки у магазинчика Синдзиро. И к ним добавилось еще три домохозяйки лет так тридцати. Домохозяйки не самые симпатичные, но зато самые вежливые из всей этой шумной толпы. И чего они все в нем нашли?.. А, ну да, красивый мужчина. Такие красивые редко встречаются на улицах. И движения, с какими он то ли идет, то ли плывет, а за ним плывет пушистый черный хвост его густых длинных волос, могли заворожить почти всех представительниц женского пола. Кроме совсем влюбленных. И не в него. Серьезно и честно влюбленные девочки, девушки, женщины и бабушки почему-то совсем не поддавались на его чары.

Я наконец-то узнала его имя. Нет, я не подслушивала! Я даже никого не спрашивала о том! Просто когда в очередной раз слонялась по улицам и проходила мимо магазина сладостей, вдруг услышала, как к нему обращается молодая покупательница. Услышала и услышала. И пошла мимо.

Там куда-то рванулась третьеклассница из нашей младшей школы. Рекламу на ножках случайно зацепила локтем — и свалила. И девушки с визгом отшатнулись. А реклама с грохотом упала, подняв облако пыли. Я обернулась на шум. Синдзиро как раз ринулся ее поднимать, а виновница переполоха сбивчиво заизвинялась. Но, подняв свою вещь, молодой мужчина почему-то посмотрел в мою сторону. И почему-то сразу на меня.

Глаза у него были черные. Такая темная радужка, что казалась слившейся со зрачком. То странное чувство, будто ты смотришь в бездну, в ночной мрак. А оттуда кто-то внимательно глядит за тобой. Правда, он моргнул через миг и улыбнулся мне приветливо, хотя мы особо и не разговаривали прежде. Не знаю, чего они так толпились вокруг него? И чего стали так сердито на меня оглядываться?

Я развернулась, успев заметить росчерк моих черных волос, собранных красной лентой на голове — и пошла мимо.

Даже рядом с Синдзиро мое сердце билось спокойно.

Солнечных дней потихоньку становилось больше. Утки, облюбовавшие парк соседнего района, неожиданно из серых стали яркими, заставляя расцвести берега диковинными сочными разводами. Газеты сообщали, что скоро начнет цвести ранняя сакура. Ох, скоро парки будет затягивать нежно-розовой пеленой лепестков! Хотя, конечно, на острове Окинава сакура цвела еще в январе. А уж лилии там можно видеть весь год.

Папа обещал съездить со мной на Окинаву, но ему отпроситься с работы не удалось. Он страшно извинялся и там, и передо мной. Я, вздохнув, его простила: все-таки, он хотел меня порадовать. Как там его начальник, простил или нет, не знаю.

Как и подозревала, вокруг магазинчика сладостей было не протолкнуться 14 февраля. Наверное, влюбленные и восхищенные Синдзиро школьницы и студентки решили вернуть ему весь скупленный товар в знак своих пылких и глубоких чувств к нему. А он потом будет обратно им все продавать — и получит двойную выручку. Все-таки, удобно, наверное, быть красивым молодым мужчиной.

Хотя… нет, лица у собравшихся девочек и женщин были печальные. Ой, надо же, магазинчик сладостей сегодня был закрыт! В такой день! Это так странно!

Впрочем, я прошла мимо.

Снова падал снег. Холодный, мокрый. А у меня снова не было зонта. И я опять промокла и продрогла. Может, заболею, в больницу попаду — и папа напишет о том маме? И мама вернется?.. Хотя бы ради меня в больнице?.. А вдруг я умираю! В конце концов, даже если мама с папой поссорились, не может же мама сразу забыть меня, ведь она меня любит! Ведь любит же?..

Все ходили парочками. Вот, даже из поклонниц Синдзиро кто-то уже отошел из магазина и брел с кем-то из мальчишек или парней рядом. А я шла одна. Папа и сегодня допоздна будет на работе. Хотя я уже научилась лучше готовить — и хотя бы ужином его порадую.

Но идти одной было так одиноко! И через сколько-то шагов я начала плакать.

— Он тебя отверг? — спросили участливо за моей спиной.

И дождь внезапно закончился. А, нет… это надо мной появился яркий красный зонт.

Растерянно обернулась. И увидела Синдзиро, сегодня одетого в спортивный костюм, большой, объемный, скрывающий фигуру. И волосы свои роскошные он нынче спрятал под кепку. И выглядел почти обычным.

— Нет… — выдохнула растерянно.

Чуть помявшись, проворчала:

— У меня и нет никого.

— И чудно, — широкая улыбка. Но не такая как обычно. Не дружелюбная. И не услужливая. Скорее, какая-то резкая и хищная, — Свободному быть чудесно. Намного лучше, когда тебя не тянет ни к кому, — он зевнул, постукивая по рту свободной ладонью, ногти на которой были чуть длиннее, чем у мужчин обычно, ровно-ровно обрезанные и чистые-чистые, — Ведь иногда нас тянет к тем, кого совсем не тянет к нам. И иногда что ни сделаешь — не люб. Куда лучше держаться дальше от этого заразного чувства, — тут Синдзиро чихнул.

— Ну…

С этой стороны, я об этом всем никогда не задумывалась. То есть, я слышала истории о безответной трагичной любви. Читала. Видела в фильмах. Но как-то… У меня никогда так не было. И я не понимала, с чего они там начинали болеть, «хиреть и угасать». И, уж тем более, бросаться в море или себя ножом резать.