Все вижу его.

Чтоб ни случилось –

Разве сердце его позабудет?(26)

Неизвестный автор

Книга: Диалоги японских поэтов о временах года и любви. Поэтический турнир, проведенный в годы Кампе (889–898) во дворце императрицы. — М.; Наталис; Рипол-Классик, 2003. — стр 188

Люблю тебя –

И все тут.

Скитается душа…

И уцелеет от меня

Пустое тело.(27)

Неизвестный автор

Книга: Диалоги японских поэтов о временах года и любви. Поэтический турнир, проведенный в годы Кампе (889–898) во дворце императрицы. — М.; Наталис; Рипол-Классик, 2003. — стр 206

Чуть смежила глаза,

Увидела: иду

К желанному на встречу.

Пусть та дорога

Явью станет.(28)

Неизвестный автор

Книга: Диалоги японских поэтов о временах года и любви. Поэтический турнир, проведенный в годы Кампе (889–898) во дворце императрицы. — М.; Наталис; Рипол-Классик, 2003. — стр 189

Много весен прошло

С тех пор, как впервые на ветках

Расцвели те цветы, –

О, когда бы и в нашем мире

Вечно длилась пора цветенья!..(29)

Автор: Ки-но Цураюки

Поэтическая антология «Кокинвакасю» («Собрание старых и новых песен Японии»)

Книга: Тысяча журавлей: Антология японской классической литературы VIII–XIX вв., СПб.: Азбука-классика, 2005. — стр 180

В это воскресенье папа слушал мою историю, про девушку из периода Хэйан. Слушал внимательно и серьезно, а я зачитывала, стараясь читать четко и интересно.

Раньше хотела первому зачитать Синдзиро, но, увы. Он не звал меня, чтобы помириться, хотя знал дорогу в мой дом и дорогу, по которой я обычно ходила в школу. Значит, просто не хотел встречаться со мной. Раз он не хотел — зачем мне навязываться ему? И я не стала его преследовать.

Дослушав, папа спросил, внимательно смотря на меня:

— Ты читала книги в моей с мамой комнате?

Смущенно потупилась, почувствовав, как обжигает щеки румянцем стыда:

— Только три. Прости меня.

Но мужчина почему-то засмеялся. И добавил, отсмеявшись:

— А я думал, что только я… был таким в детстве.

— Ты тоже читал книжки родителей? — растерянно взглянула на него.

— Все-все прочитал! — отец опять рассмеялся, — Это же безобразие, что дома так много книг, куда нельзя заглядывать! Тем более, мне было обидно, когда моя мать сказала, что я эти книги не пойму. Как так? Я же считал себя очень умным ребенком. Разумеется, я заглянул!

Чуть помолчав, уточнила, заинтересованно смотря на него:

— И?..

— Ну… — мужчина нос поскреб, — Драки и приключения там были серьезнее. С кровью, с погонями. И там постоянно кого-то убивали. Опасность была серьезная, не такая слащавая как в детских книгах. Хотя… жестковато. Я бы на месте героев выбирал родных и друзей, а не деньги или сомнительные какие-то приключения.

— Это да, — вздохнула, — Взрослые выбирают много глупых вещей.

И мы долго печально молчали. Может быть, он вспомнил маму. Может быть, она выбрала что-то не то — и потому ушла от нас?.. Да и просто… все еще было грустно без нее. Все еще грустно. Или, может, есть такие люди, которых нам никогда в жизни никто не заменит?..

Синдзиро… Я забуду тебя когда-нибудь или нет?..

И внутри что-то сжалось, будто иголку туда воткнули.

— Кстати, я думал о том, какую школу мне найти, — добавил вдруг отец, выходя из задумчивости, — Может, ты хочешь учиться в школе, где и Аюму? Год вы будете видеться там. Правда, тебе будет дольше добираться до школы — и придется еще раньше вставать по утрам. По деньгам я протяну.

От этого предложения я радостно вскочила и кинулась его обнимать. Я и подруга будем вместе в одной школе! Хотя бы год вместе с подругой! Даже при том, что она будет мой сэмпай, мы все-таки будем намного ближе друг к другу! О, какая же радостная эта новость!

— Как я понял, ты не против того, чтобы рано вставать, — усмехнулся мой отец.

— Да-да! Все что угодно! Зато я буду рядом с моей подругой!

— Тогда решено, — он обнял меня и похлопал по спине.

И я радостно побежала звонить Аюму и делиться с нею этой новостью. И ей эта идея тоже понравилась.

В школе близилось время выпускного дня. Все ходили то радостные — ура, она закончилась, мы скоро перестанем быть младшеклассниками, уже взрослее будем — то грустные, потому что у кого-то друзья нашлись уже в младшей школе, а в среднюю одну и ту же учиться пойдут не все. Учителя смотрели на нас и иногда грустили, шептались меж собою, как быстро идет время.

Разве время идет быстро? Время с тех пор, как ушла мама, тянется очень медленно. А с тех пор, как меня выгнал Синдзиро, так и вовсе невыносимо. Но он сам выгнал меня, так что обратно я к нему не спешила.

Вчера Аюму мне таинственно сказала, что влюбилась. Что чуть позже мне расскажет. А пока просто ходит где-то мимо него и мечтает. Все-таки, это ее первая любовь, первый раз, когда ее чувства всколыхнулись от кого-то. Она ходит теперь и наслаждается этими новыми ощущениями, когда сердце тянется к кому-то и волнуется, едва завидев его, хотя бы издалека. И может, ждет, обернется ли он, встретятся ли их взгляды?..

Я завидовала подруге. Она влюбилась в какого-то мальчика из своей школы. И они могли, быть может, однажды подружиться и ходить рядом. Может, он бы ее на велосипеде прокатил, вот как Сатоси-сан вчера катал на своем велосипеде Рескэ. Который первый и брат Аюму.

К счастью, нашему участковому простили ту перестрелку. История верного Каппы тронула сердца многих людей. Ну, не совсем простили — и он таки отделался каким-то наказанием, о котором, впрочем, мне ни в какую не говорил. Может даже, большим наказанием. Но он упорно притворялся спокойным и делал вид, будто ничего серьезного не произошло, будто так, получил только нагоняй, но он сам со всем справится.

Рескэ, кстати, бродил по городу в одиночку и иногда мне на пути попадался. Но мальчик больше не плакал. Видимо решил брать пример с нашего полицейского, мол, он взрослый мужчина, серьезный, так что сам со своей болью справится. Хотя Аюму признавалась, что иногда ревет дома и братья, старший и младший, ее обнимают и утешают. А сами они не ревели.

Помимо меня истории для учителя приготовили еще семь детей. Мы сами их зачитывали, смущаясь, стоя перед доской. Учитель сказал, что, быть может, кому-то из нас в будущем понадобится по работе выступать перед людьми, а для этого надо быть спокойными. Хотя, правда, музыкантам и актерам даже нравится выступать перед людьми. Так что нам непременно нужно самим попробовать выступить. Вдруг кто-то найдет свою профессию в этот день? Нам было страшно, но мы его любили и верили ему, поэтому решились выступить.

Наш главный хулиган сочинил совершенно жуткую историю. Про очень злого парня-якудзу. Хотя, правда, тот скорее людей доставал. Скорее уж хулиган-янки. И чего он там только ни творил! Мы понимали, что много глупости и жестоких шуток, но наш главный хулиган зачитал ту историю с такими интонациями, что мы постоянно смеялись. И даже учитель местами. История была длинная, аж на семнадцати страницах. Макото читал ее, не утомляясь. Охрип к пятнадцатой странице, но все равно рвался дочитать. Его просили поберечь горло, но он упирался, мол, за шесть лет в школе впервые его так долго и так внимательно слушали, со всею ерундой, которую он говорит. Ему дали выпить воды — целую банку подарили — но это помогло только на полстраницы. С большим трудом учитель уговорил его отдать дочитать другому мальчику. Макото, понурившись, согласился и вернулся на свое место.

Другой мальчик старался читать громко и четко, но волновался и запинался иногда. А еще, в отличие от Макото, он не изображал на своем лице шок или гнев, когда жертвы главного героя изумлялись или злились, не изображал радость, когда главный герой радовался новой «удачной» проделке или счастливо уходил от разъяренных преследователей, или когда он сам уходил и люди радовались, что от него отделались. Словом, его было слушать уже не интересно. Эх, а так интересно все начиналось!