Краешков его губ коснулась легкая, едва заметная улыбка, заставляя меня завороженно вглядываться в серебряные озера его глаз.

Перед глазами вставали сцены нашей первой ночи, когда он вынуждал меня вести себя так, как и все предыдущие, как он злился, как рычал, хватая меня за ноги и за руки, понимая, что теряет контроль, получая в ответ не то, к чему привык.

— Я не могу и не хочу тебя принуждать. Я заслуживаю твоего недоверия. — Прозвучало как приговор, который он вынес сам себе.

Я впервые увидела его другим взглядом.

Одинокий, обозленный на весь мир и на себя, за совершенную ошибку. Его, так же как и меня съедало опасение о будущем, в котором возможно весь его род вымрет из-за жадности своего повелителя. Груз совершенного выбора.

— Ты можешь уйти.

Было видно, как тяжело ему даются эти слова, как он выдавливает их из своего горла, отпуская. Позволяя выбрать, давая свободу.

— Я останусь.

Глаза змея вспыхнули недоверием, вперемешку с радостью, которая просачивалась наружу сияющими вспышками. Пальцы на моем лице стали еще горячее, но я не позволила себе думать об этом, расцепляя руки и одним движением сбрасывая широкие лямки с плеч, в который раз представ перед змеем обнаженной. Но на этот раз моя душа была такой же голой, открытой и доверчивой. Нутро выло о диком желании показать ему, что я нуждаюсь в каждом прикосновении, не могу дышать, когда он так на меня смотрит, с восхищением и недоверием к своим собственным глазам.

Пальцы пробежались по сюртуку, растягивая пуговицы, открывая моему обзору стальную грудь с рельефом мышц, но я не смотрела. Я полностью погрузилась в ощущения, затянувшие глаза змея, только ладонями осматривая, ощупывая его, все еще не веря в реальность происходящего.

Такой близкий. Такой одинокий, не знавший любви, в которую я столько лет верила, не переставая искать. Я могла и хотела показать ему все, что знала о чувствах. Да, пусть не много, но они у меня были. Чистые, искрящиеся, они бурлили внутри, мечтая вырваться на свободу и позволить мне, наконец, обрести покой.

Ткань упала на пол, и мы остались на равных.

Я стянула шнурок, сдерживающий его черную копну и запустила руку в волосы, пропуская пряди сквозь пальцы. Теплый хвост вновь обернул мои ноги, ласково, бережно, а сам змей склонился ниже, прижимаясь к моему лбу.

— Нанаа… Что же ты делаешь со мной, девочка….

Я не хотела отвечать, да и не знала что, и вместо слов подняла глаза и потянулась к его губам, дрожа от собственного своеволия. Стоило губам соприкоснуться и все рухнуло к нашим ногам. Прекратило свое существование, развалилось на части, оставляя нас среди руин тяжелых эмоций, которые прекратили быть тюрьмой. Замки разлетались вдребезги, с громкими щелчками открывая то, что было скрыто от всего мира, оставаясь той надеждой, что каждый из нас носил в сердце.

У меня появилось дикое, чужеродное желание вжиматься в мужчину, сминать его до боли, до хруста в костях, показывая, как мне горько и что только он может снять с меня эту печаль. Я тянулась к нему всей грудью, пытаясь быть ближе, насколько это возможно, и хвост мягко отпустил меня, передавая в сильные руки нага, который выполнил мое желание, прижимая меня к крепкой груди, заставляя хватать губами воздух, тут же сгорающий в нашем поцелуе.

С его помочью я медленно обхватила его ногами за бедра, становясь еще ближе, и бесстыдно обняла плечи, ощущая, как широкие ладони придерживают меня на ягодицы.

Пульсирующий и подрагивающий хвост сжимался и разжимался, выплясывая от нетерпения на полу, то скручиваясь в тугие спирали, то вытягиваясь, с громким хлопком ударяя кончиком по полу.

— Сейчас, Ройгер. — Прошептала я, проглатывая новую порцию кислорода, которого так не хватало, и повторила вновь: — Ройгер.

Жизненно необходим было звать его, обращаться к нему, тянуться, выказывая свое доверие, которое льнула к змею, как к самому родному существу.

Руки сдавили меня сильнее, выжимая и без того последние крупицы сознания, и наг в несколько движений преодолел расстояние между окном и постелью, укладывая меня на прохладное покрывало, нависая сверху всей своей мощью.

Я видела, как тяжело он дышит, как подрагивают его ноздри и взгляд, затуманенный желанием и опасениями. Мне и самой не верилось, что все происходящее правда, но это не имело значения и я, протянув ладонь, провела пальцами от шеи, вдоль ключиц к торсу, пересчитывая каждый бугорок, каждую выемку, запоминая.

— Нанаа… — Протянул он, и, отрываясь от своего занятия, я поняла, что верхняя губа мужчины чуть вздулась, а острые клики выпирают наружу.

Кулаки с обеих сторон от меня сжались, и Ройгер закрыл глаза, делая глубокие тревожные вдохи.

Нет, нет. Не хочу вновь ставить ему препятствия, особенно когда только мне по силу сломать их, уничтожить.

Я отняла руки от его кожи и в пару быстрых движений откинула волосы назад, открывая его взгляду тонкую кожу шеи, давая свое разрешение. Ладони сами вернулись к нему на грудь. Но он медлил, замерев, наблюдая за мной. Напряжённые руки ни сколько не расслабились, и даже хвост, прекратил свои покушения на пол, застыв.

— Ну же, Ройгер. По доброй воле. — Зашептала я.

Мои слова подействовали на нага еще хуже. Он перевел невидящий взгляд на мое лицо, и зрачок неожиданно вытянулся, а черные стрелы на лице запульсировали, набухли, выпуская из-под чешуи твердые, острые наросты, закручивающиеся и поднимающиеся к волосам. Челюсть тоже изменила форму, становясь уже и вытягиваясь вниз, обнажая множество острых зубов внутри рта, что сейчас выглядел черным, как пропасть с кучей смертельных кольев.

— Навсегда? — Прохрипел он, словно говорить в таком обличии было ужасно больно, сопровождая каждый звук глухим стоном.

— Навсегда. — Повторила я, продолжая прикасаться к нему.

— Моя?

— Твоя. — Кивнула я, и потянулась к нему.

Страшная, без сомнений страшная картина, но было в нем что-то… ранимое? Будто он и сам боялся себя в таком состоянии, а сейчас был смертельно напуган тем, что я могу испугаться, а он, сам повелитель долин не в силах сдержать себя.

Было ли больно? Нет, скорее неожиданно. Движение мужчины оказалось таким резким и быстрым, что я даже не успела испугаться, и только с шипением втянула воздух, когда тонкие, но острые клыки вонзились в кожу, прорывая ее, впрыскивая свой яд. А вот то, что происходило дальше выходило за все грани реальности.

От места укуса растекалась жаркая, удушливая волна. Она вызвала судорогу, выворачивая кости наизнанку, и я захрипела, не сумев справится с бешеной дрожью в руках. Повелитель оторвался от моей шеи, и его зрачки вытянулись сильнее, практически исчезая в серебре. На краешках губ была моя кровь, и эта мысль вызвала новую волну боли, резкой, свербящей. Я застонала громче, хватаясь за его плечи, как за последнее спасение, царапала ее, умоляя помочь мне, но повелитель не двигался с места, только втягивал клыки, после исчезновения которых, лицо приняло прежнюю форму, и вернулся здоровый цвет.

— По. могиии… — Выдохнула я, ощущая как паника, запертая в теле, делает мое сердцебиение бешенным, нездоровым, а болезненный спазм вот-вот вернется вновь.

Внезапно все кончилось. Остановилось резко, укрывая тело прохладной вуалью, принося освобождение, позволяя делать глубокие, желанные вдохи, наполняя легкие свежим воздухом.

— Нана? — Позвал меня мужчина и я, сокрушенная облегчением, на несколько секунд забыла о нем, сейчас встретившись с тревожными глазами. — Что ты чувствуешь?

— Что я едва не умерла — Я со слабой улыбкой выдохнула, ощущая усталость, сметающую мою стойкость. — Мне было очень больно и страшно.

— Маа-за… — Прошипел он и сдавил меня так сильно, что я, кажется, крякнула, от неожиданности и давления.

Он плавно подхватил меня и перетек к изголовью кровати, укладывая себе на грудь, и укрывая кольцами хвоста, бережно перебирая пряди волос у лица.