Унося поднос, служанка все-таки позволила себе вздохнуть и укоризненно покачать головой. Я решила не обращать внимания на ее хамство.

Остаток вечера я провела вполне мирно, читая книгу и изредка поглядывая в окно. Тьма сгущалась стремительно. Еще немного, и пора будет ложиться спать. А спать мне не хотелось. Я чувствовала себя необыкновенно бодрой. Еще бы, после столь существенного завтрака, обеда и ужина! Сон на голодный желудок — не лучшая замена сытному обеду.

Я легла в постель лишь когда свеча в подсвечнике догорела до фитиля и погасла. С долгим вздохом я поднялась со стула и потянулась. Придется ложиться, ничего не поделаешь. Сидеть в полной темноте не очень-то весело. А будить Эмили и требовать у нее, чтоб она принесла еще одну свечу, может быть, и весело, но уж очень утомительно.

Мне почему-то казалось, что я не усну. Так и буду ворочаться с боку на бок, маясь от голода. Смешно! Не помню, когда я в последний раз ложилась спать такой голодной. Сегодня во мне некстати проснулся зверский аппетит. И хотя умом я понимала, что есть нельзя, желудок бунтовал и требовал обратного. Я показала ему фигу и закрыла глаза.

Но все же, мне удалось заснуть. Не сразу, но так крепко, что я даже не помню, что мне снилось сперва. Словно провалилась в черную яму. Связь с внешним миром резко прервалась.

Зато последний сон я запомнила на всю жизнь, хотя и не обладала особой впечатлительностью. Он был странен сам по себе. Мне снилось, что я нахожусь в старом, заброшенном замке, расположенном неподалеку от нашего дома. Будто бы я иду по темным коридорам, ноги мои тонут в толстом слое пыли, а руками я развожу в стороны плотные занавеси паутины. Никогда не видела такой паутины, да наверняка, ее не существует в природе. Я имею в виду, таких слоев. Даже за сто лет пауки не сумели бы заплести все вокруг. Но это был сон, а там другие законы.

Итак, я отводила руками паутину, с дурацким и самой непонятным упорством продвигаясь вперед. И что мне там понадобилось, ума не приложу. Так я шагала достаточно долго, и тут вдруг коридор резко свернул и я оказалась в небольшой комнатке. Прямо у порога стояла старая продавленная кровать, об которую я почему-то споткнулась. И естественно, шлепнулась на изъеденное временем и молью покрывало. Грязная, в каких-то разводах подушка оказалась на моем лице, а это, согласитесь, неприятно даже во сне. Я сморщилась и попыталась убрать ее, но проклятая подушка не собиралась так легко сдаваться. Мне стало трудно дышать, не хватало воздуха. Я удвоила усилия, вцепившись руками в ее край и стараясь оторвать от себя.

И тут проснулась. Это я сообразила бы сразу, если бы подушка не продолжала крепко сжимать лицо. Мне по-прежнему не хватало воздуха, я задыхалась, а перед глазами поплыли красные круги. Именно это меня и разозлило. Мало мне идиотского сна, так еще и эта подушка! Словно я прихватила ее с собой.

Когда я злюсь, у меня откуда-то берутся силы. Впрочем, я и в обычное время не слабая, а тут почувствовала себя воистину Геркулесом из греческих мифов. Я вцепилась в подушку со всей яростью, на которую только была способна резко дернула. Что-то треснуло. Ага, поддается!

И тут я почувствовала, что на меня давит что-то еще, помимо подушки. Чья-то тяжесть, расположенная на моей грудной клетке. Последний сон слетел с меня мигом. Да меня душат! Так грубо и вульгарно, какой-то паршивой подушкой!

Несколько секунд я извивалась, пытаясь сбросить с себя неизвестную тяжесть, но ничего не вышло. Тогда я применила другое. Руки у меня были свободны. Мерзкий убийца не додумался, что я буду сопротивляться. Ну, поделом же тебе тогда! Я размахнулась и изо всей силы ударила его ребрами ладоней, метя в голову. И кажется, попала туда, куда нужно, судя по ощущениям.

Давление ослабло. Послышался вопль. Превосходно. Паразит, да ты не знаешь, с кем связался! Отбросив от лица подушку, я глубоко вздохнула, награждая себя за временную потерю этой способности и вскочила на ноги.

На моей постели корчился человек, обхватив руками уши и забывший, для чего, собственно, он сюда пришел. Хороший удар, спасибо дяде Камиллу. Это он надоумил меня, как следует обороняться от слишком назойливых ухажеров. У дяди было странное представление об ухажерах, но с другой стороны, кому об этом судить, как не мужчинам. Должно быть, он примерил ситуацию на себя и решил, что на месте моего ухажера, он бы сделал все, чтобы лишить меня девичьей чести. В любом случае, я была очень благодарна ему за науку.

Сказать, что я была в ярости, значит, ничего не сказать. Я была в таком бешенстве, словно меня покусала больная собака. Даже сейчас, вспоминая происшедшее, мне немного стыдно.

Я схватила негодяя за волосы и рывком сбросила на пол, краем разума поразившись, как однако легко это сделать.

— Подонок, — прошипела я сквозь зубы и хорошенько пнула его в бок, не давая возможности подняться, — гад, сволочь, мерзавец! Убить меня пришел? Ну, давай, давай же! Я тебя сама убью.

При каждом произнесенном мною слове я пинала его куда придется. Вопли, которые он издавал, могли бы разбудить и мертвого. Кажется, убийца уже позабыл, зачем он сюда пришел. Он сжался в комочек, стараясь казаться как можно меньше и отползал в угол, надеясь, вероятно, что там мне до него не добраться.

Он вопил так, что разбудил даже Эмили. Служанка выскочила из своей комнаты, с ужасом взирая на представившуюся ее глазам картину.

— Госпожа! — вскричала она, опасаясь подходить ко мне ближе, — госпожа, остановитесь!

— Черта с два, — бросила я, наградив подонка пинком в челюсть, — что, сволочь, испугался?

Пискнув, Эмили выскочила из комнаты и куда-то убежала. Мне было неинтересно, куда. Пнув еще разок напоследок, я решила немного перевести дух, воспользовалась паузой и подняла кочергу, лежащую около кровати. Убийца взвизгнул, как женщина, и прикрыл голову руками.

— А ну-ка, посмотрим, кто у нас здесь, — пропела я, подходя ближе, — еще и маску нацепил, гад. Что это ты личико прячешь? Боишься, узнаю? А ну, снимай!

Мое любезное предложение не дошло до его помутившегося сознания. Он лишь всхлипнул и плотнее прикрыл лицо ладонями.

— Лучше открой, — посоветовала я ему тоном, от которого бы и у палача кровь застыла в жилах, — иначе, прости, но придется снимать ее с трупа.

— Мама! — сказал убийца.

Какое жалкое зрелище! И этот хлюпик пришел меня убивать! Да ему детей нянчить.

— Убери руки, ты! — я пнула его еще раз, раз он оказался столь непонятлив, — покажи свою рожу!

В это время распахнулась дверь, я услышала шаги, а потом кто-то схватил меня поперек талии и силком оттащил в сторону. Не надо думать, что я спокойно это снесла. Я брыкалась и дергалась, размахивая кочергой так, что другой, менее сильный капитулировал бы в самом начале. Не знаю, каким образом мне удалось не задеть его кочергой.

— Тихо! — рявкнул герцог (кто еще!), встряхивая меня на весу, — хватит бесноваться! Успокойся!

— Отпустите меня! — отозвалась я.

— Отпущу, если ты кочергу бросишь.

— Черта с два!

Минут пять мы препирались, пока наконец я не решила, что это довольно забавно. А выглядеть смешной я не люблю. Я отшвырнула кочергу, стараясь попасть в убийцу, и надо сказать, почти не промахнулась. Тот еще больше сжался и захныкал.

— Все? — грозно осведомился герцог.

— Все! — отозвалась я в том же духе, — поставьте меня на пол, черт подери!

Он поставил меня на пол, но руки не убрал. Пожалев, что бросила кочергу, я стукнула его локтем и, кажется, результативно, так как послышалось сдавленное шипение, а потом зверский голос произнес:

— Я отпущу тебя, если ты будешь вести себя прилично. Сядь и не шевелись. Поняла?

— Так тебе и надо, — заявила я злорадно.

— Дьявол, ты будешь вести себя тихо?

— Буду!

— Не отпускайте ее! — вдруг вскричал убийца, — пожалуйста, не отпускайте!

Герцог проигнорировал его просьбу и убрал руки. Я бросила на убийцу презрительный взгляд и села в кресло.