Отец между тем продолжал говорить то, что уже говорил не раз и не два, а сто двадцать два раза. Честно говоря, это мне надоело куда раньше. Я делала вид, что внимательно слушаю, но на самом деле мои мысли были далеко, на прогулке с Кадо. Я раздумывала, куда мы пойдем сегодня, хорошо было бы сходить к разрушенному замку. Я любила там бывать, мне нравилось бродить по руинам и представлять, как все было много лет назад. А Кадо обожал ловить там мышей и складировать у моих ног.
— Изабелла, ты меня не слышишь, — укорил меня отец.
— Слышу, батюшка, — успокоила я его, и он продолжал.
На сей раз я кое-что уловила. Как обычно, узнала, что замужество с герцогом де Каронаком — это очень выгодная партия, он богат, знатен, ему принадлежат многие земли, он на короткой ноге со многими сильными мира сего, вхож ко двору, его там прекрасно принимают, это огромная честь и так далее и тому подобное. Потом речь зашла о личных достоинствах герцога. Об этом я тоже была наслышана, хотя ни разу не видела его вживую. Он молод, красив, храбр, учтив, силен аки лев и галантен как Генрих Четвертый. На мой взгляд, это было не очень приятной похвалой, я кое-что читала об этом галантном кавалере. Его можно охарактеризовать куда проще и точнее: бабник, причем, неуправляемый. Может, у мужчин это считается достоинством, но я считала это утомительным.
Подперев голову рукой, я размеренно кивала на каждое слово батюшки. Человек с такими физическими и душевными качествами может существовать лишь на страницах рыцарских романов, которые я прочитала в великом множестве, и они давно набили мне оскомину своей слащавостью. Если герцог на самом деле таков, каким его описывает отец, то от такого жениха нужно бежать подальше и чем скорее, тем лучше. Кстати, до сих пор не понимаю, как галантный кавалер, взявший за образец подражания Генриха Четвертого может быть по — монашески скромен. Кажется, батюшка тут несколько перестарался.
И вдруг отец сказал нечто такое, что пробилось сквозь стену моей отстраненной иронии.
— Вы давно помолвлены, Изабелла. А сейчас настало время совершить то, что было предусмотрено с самого начала.
— О чем это вы, батюшка? — с интересом спросила я.
— О твоем замужестве, дорогая. Ты должна выйти замуж за герцога де Каронака.
— Я не хочу выходить замуж, батюшка, — сказала я скромно, но с достоинством, — мне кажется, я еще слишком молода для этого.
Роли в этой беседе давно были расписаны, и мы повторяли их в строгом порядке очередности. Сейчас настало время для реплики отца, и он не задержался.
— Ты уже взрослая, Изабелла. Я женился на твоей матери, упокой Господи ее душу, — он перекрестился, и я повторила этот жест, — когда ей было столько же, сколько тебе сейчас.
— Да, я знаю, — отозвалась я, — но вы были знакомы и испытывали друг к другу симпатию, ты сам об этом рассказывал. А я даже ни разу не видела герцога. Как я могу выйти за него замуж?
— Но ты его видела. Тебе было тогда лет пять.
— Ну, тогда неудивительно, что после этого он ни разу не нанес нам визит, — захихикала я.
Батюшка, было, присоединился ко мне, но тут же вспомнил, что занимается воспитательным процессом и согнал с лица улыбку.
— Дорогая, многие выходят замуж, не зная своего будущего мужа, в этом нет ничего особенного. К тому же, ты его увидишь завтра.
— Пусть увижу, но все равно не хочу выходить за него замуж. Он мне не нравится.
— Как же он может тебе нравиться, если ты его никогда не видела? Уверяю тебя, Изабелла, он тебе непременно понравится, когда ты его увидишь. Столь приятного, милого, очаровательного человека невозможно не полюбить.
Я хмыкнула. Кажется, батюшка решил вновь вернуться к вопросу о необыкновенных достоинствах герцога, справедливо полагая, что я пропускала эти перлы мимо ушей.
— Откуда вы знаете? — спросила я со смешком.
— Откуда я знаю? — он хитро улыбнулся, — когда ты его увидишь, то поймешь меня, Изабелла. Я недаром говорил тебе о его достоинствах. Они не выдуманы, как ты подозреваешь.
— Не подозреваю, что вы, батюшка, я в этом совершенно уверена. Полагаю, вы несколько увлеклись.
— Изабелла, — он тяжело вздохнул, — как с тобой трудно. Ты любое мое слово начнешь выворачивать наизнанку. Я всего лишь пытаюсь помочь тебе смириться с мыслью, что герцог все же станет твоим мужем.
— Я не хочу этого делать. Я уже сказала, что не выйду за него замуж.
— Но ты выйдешь. Все уже решено давным-давно. Слово дано, и оно нерушимо. Тем более что я уже обо всем договорился.
До сих пор я не воспринимала его слова всерьез. Они казались мне необходимой частью ритуала, который происходит у нас каждую неделю с завидной регулярностью. Но теперь все предстало передо мной в совершенно ином свете.
— Вы серьезно? — переспросила я, — вы на самом деле собираетесь выдать меня замуж, батюшка?
— Изабелла, — он снова вздохнул, — кажется, я говорил предельно ясно и разумеется, серьезно. Да, конечно, ты выйдешь за него. Я уже полчаса тебе об этом твержу.
Я была так ошарашена, что встала на ноги и уставилась на отца с высоты своего роста, нужно заметить, немаленького.
— Но…
— Не спорь, Изабелла. На сей раз я не сотрясаю зря воздух. Повторяю, все решено.
— Но вы не можете так поступить со мной.
— Дорогая, я делаю все, чтобы ты была счастлива.
— Странное у вас понятие о счастье, — не удержалась и съязвила я, — может быть, для начала вам стоит узнать мое мнение?
— Я его знаю, — отозвался он, — и ты совершенно не права. Как ты можешь судить о человеке, если даже не знаешь, что он из себя представляет? Поэтому, завтра я устроил вашу встречу именно с этой целью. Дорогая, ты изменишь свое мнение, как только увидишь его.
— Я не изменю своего мнения, даже если увижу самого Генриха Четвертого. Хотя на мой взгляд, он далеко не идеал.
— Ступай к себе, — отец начал выходить из себя, — хорошенько подумай. Уверен, завтра все предстанет перед тобой в ином свете.
— Очень сомневаюсь, — я развернулась и вышла из гостиной.
Кадо встретил меня радостным поскуливанием и изо всех сил вилял хвостом.
— А ну, гулять, — сказала я, — гулять, Кадо.
Он подпрыгнул и бросился ко мне целоваться. Я замахала руками.
— Остынь, не надо. Не надо, говорю! Фу, Кадо!
С большим трудом мне удалось избежать слишком теплого проявления собачьих чувств. Мы вышли на крыльцо, сбежали вниз по ступенькам. Кадо помчался вперед с радостным лаем. Подхватив палку, я кинула ее к нему и сказала:
— Мы будем гулять, а не думать и даже десять герцогов нас не остановят.
Со стороны отца это было просто отвратительно. Я даже думать об этом не могла без гнева. Они, значит, со своим другом решили породниться и не придумали ничего лучшего, чем поженить своих детей. И почему-то ни у одного из них не возникло мысли спросить детей, что они думают об их решении. Родители — настоящие тираны и эгоисты. Думают только о себе и приписывают детям свои мысли и чувства. Если они чего-то не достигли своими силами, то уж дети этого должны достичь обязательно. А если у них другие планы?
Я не хочу выходить замуж за сына друга моего отца. Если он испытывает к герцогу такие теплые чувства, то пусть сам выходит за него. Ну уж нет, ни за что! Не выйду, и все тут. И никто не сможет меня заставить. Хотела бы я посмотреть на это.
Спустя несколько часов, когда я находилась в своей комнате, уставшая и мрачная, в голову мне начали приходить иные мысли. Конечно, противиться я могу сколько угодно. Но к чему это приведет? Что предпримет отец, если не сможет уговорить меня? Не знаю, почему, но меня это пугало. Я слышала рассказы о наших соседях. У них была похожая история. Дочь отказалась выходить замуж по родительскому выбору и ей удалось настоять на своем. И знаете, что они сделали? Они отдали ее в монастырь. Вот так. Не знаю, как поступит отец в соответствующей ситуации. Но о монастыре я думала с ужасом. Какой ужас, быть заживо погребенной за каменными стенами, навсегда отрезать себя от остального мира и оставшееся время провести в молитвах! Никаких тебе прогулок верхом, игр с собакой и препирательств с отцом. Кошмар! Нет, только не это. Жизнь монашки не для меня. Для этого я слишком люблю жить по собственному распорядку, слишком своевольна и свободолюбива. И потом, чего уж греха таить, очень люблю вкусно поесть. Это тем более славно, что на моей фигуре никак не отражается. Честно говоря, мне не мешало быть более полной. Сейчас в моде женщины с пышными округлостями, а я, как ни старалась, так и не смогла приобрести хоть одну из таких. Так что, я со спокойной совестью могу лопать по пять пирожных за раз и запивать их горячим шоколадом. Скорее, потолстеет отец, глядючи на это безобразие, чем я.
