— Почему мне должно стать плохо? — осведомилась я со справедливым удивлением.
— За обедом вы съели три пирожных.
— Вы считали? — съязвила я.
— Тогда ваш желудок сделан и стали, — заключил он, — кстати, вы вообще, слышали, о чем я рассказывал?
— Конечно, — кивнула я, — очень забавная история, где нет ни слова правды.
Эвелина тоже уставилась на меня, точнее, на огрызок яблока, который я держала в руках. Она была уже не бледной, а нежно-зеленой. Схватившись руками за горло, девушка поспешно вскочила и вылетела за дверь.
Я удивилась чуть больше. Что я такого сделала? По-моему, я ела яблоко по всем правилам этикета и не чавкала при этом. Что же произвело на Эвелину такое впечатление?
Этьен, кажется, вообще не заметил ее ухода. Он запальчиво произнес:
— Ах, ни слова правды?
— Точно, — подтвердила я, — выдумал от начала и до конца.
— Ну знаете ли! — подскочил он со стула, — я могу принести вам книгу, в которой описана эта история.
— Принесите, — согласилась я, — желательно, сейчас.
Как я и думала, охоты спорить у него поубавилось. Этьен скривился и вновь сел.
— Кстати, причем тут меч? — удачно припомнила я.
— Какой меч? — удивился Этьен.
— Забавно, — я фыркнула, — вы ведь сами говорили, что с тем ржавым кривым мечом, что висит на стене в оружейной, связана леденящая кровь история. Забыли?
— Вовсе нет, — стал оправдываться он, — этот меч принадлежал тому несчастному рыцарю.
— А-а, — протянула я и взяла из вазы последнюю грушу, — вероятно, этот меч нашли при раскопках, когда сооружали фундамент замка. А рядом услужливо лежала рукопись с вашей историей. Славно.
Тут Этьен неожиданно весело рассмеялся, откинувшись на спинку стула.
— Ладно, — сказал он, — сдаюсь. Ты угадала. Я все выдумал.
— Кажется, мы не переходили на "ты", — я приподняла брови.
Однако, он наглец.
— Так давай перейдем, — не смутился Этьен, — это очень удобно.
В самом деле, сообразила я. Особенно, когда я соберусь сказать ему какую-нибудь гадость. А зная меня, в этом можно не сомневаться. И все-таки, я была не слишком довольна предложением перейти на "ты". На мой взгляд, Этьен как был наглецом, так им и остался.
— Ну как? — между тем спросил он, наблюдая за моими размышлениями.
— Хорошо, — отозвалась я, поднимаясь с кресла.
Все равно, делать здесь мне было уже нечего.
— Не скажешь, где, случайно, может быть Эвелина?
— Наверняка, у себя в комнате, — Этьен пожал плечами, — прямо по коридору, потом направо, поднимешься по лестнице, увидишь еще один длинный коридор, повернешь налево, потом снова налево. Третья дверь — то, что требуется.
Я ошеломленно покрутила головой. Так, направо, налево… Или нет, сперва прямо, потом направо… Тьфу, черт!
— Послушай, — я посмотрела на Этьена, — ты не мог бы показать мне это место?
Он усмехнулся, прекрасно понимая мои колебания. Сделав паузу, специально, чтобы меня позлить, он величественно кивнул.
— Хорошо, покажу, — и направился к двери, — новому человеку ориентироваться в нашем замке сложно.
— В "нашем"? — не выдержала я, — кстати, а кто ты такой? Я имею в виду, кем ты приходишься Каронакам?
— Разве тебе не сказали? — удивился он, оглядываясь на меня, — я сын кузины дочери двоюродного брата матери Огюстена.
Это было в высшей степени понятно. Почти также понятно, как и описание маршрута к комнате Эвелины.
— Сын кузины дочери матери…, - повторила я машинально, — а что это значит?
Этьен расхохотался.
— Родственник. Не мучайся напрасно. Я и сам этого не понимаю. Как говорит "наш милый" Огюстен, седьмая вода на киселе. Но слово "родственник" обязывает. Я прав?
Не знаю. Был бы у меня такой родственник, я бы велела ему не приближаться к моему дому ближе, чем на милю.
Кажется, Этьен не ожидал ответа на свой вопрос, считая его риторическим. Он продолжал разглагольствовать по пути, изредка оглядываясь на меня:
— Наверное, ты хочешь спросить, почему же я не живу в доме своих предков. Я бы с удовольствием жил там, но дом давно продан за долги, а вырученная сумма не покрыла и половины. Так что, я должен быть благодарен Огюстену, он ко всему прочему, еще и оплатил долги моей семьи. Вот, что значит родственник.
— А ты не благодарен? — поинтересовалась я, главным образом потому, что в его голосе не слышалось и ничтожной доли признательности, одна язвительность и едва уловимая горечь.
— Вот видишь, ты все поняла, — хмыкнул он, — судя по всему, ты тоже не питаешь к "нашему милому" Огюстену теплых чувств.
— Почему ты называешь его так? — вновь спросила я.
— Потому что, его так зовут.
— Полагаю, ни один здравомыслящий человек не назовет своего ребенка столь странным именем. "Наш милый Огюстен". А если и захочет, то у него ничего не выйдет.
Этьен захихикал.
— У тебя есть чувство юмора, — признал он, — я называю его так потому, что он не обладает и сотой долей данных качеств. И есть еще одна причина.
— Какая? — не смолчала я.
Понимала, что это выглядит не очень красиво. В сущности, этот самый Этьен был мне абсолютно незнаком, а я допрашиваю его с пристрастием, да еще и по поводу столь деликатных вопросов. Но удержаться не могла. К тому же, раз начала, то поневоле приходится завершать.
— Так Огюстена называет одна наша общая, хм, знакомая. Давненько не слышал столь нелепого и абсолютно не подходящего к нему прозвища.
Он остановился.
— Вот комната Эвелины. Надеюсь, ты найдешь дорогу назад? Или мне подождать тебя где-нибудь тут, в уголке?
Он, как обычно, насмехался. Я презрительно фыркнула и отозвалась:
— Да, найди уголок потемнее. Главное, чтобы тебе там было удобно.
И постучала в дверь. Ее открыли спустя полминуты. На пороге появилась пухленькая, но чрезвычайно опрятная горничная.
— Что вам угодно, ваша светлость? — с поклоном осведомилась она.
— Эвелина здесь? — спросила я.
— Да, ваша светлость. Проходите, пожалуйста, — она посторонилась.
Эвелину я обнаружила сидящей на диване. Лицо ее было еще несколько бледным, но уже не того изысканно зеленого оттенка, который обычно бывает у утопленников. Видев меня, она улыбнулась.
— Проходите, Изабелла. Простите, пожалуйста, что я так вас покинула. Мне было… нехорошо.
Я кивнула.
— Но теперь вам уже лучше?
— О да. Спасибо. Этьен мастер рассказывать такие жуткие истории. Всякий раз после очередного кошмара я клянусь себе, что больше никогда не буду его слушать, но все равно слушаю и поделать с собой ничего не могу. Присаживайтесь.
Я опустилась рядом на диван.
— Я просто поражаюсь вашей выдержке, — продолжала Эвелина, — вы так спокойно это слушали. И еще при этом…, - дальше она продолжать не могла.
Судорожно сглотнула. Я усмехнулась.
— В этих россказнях нет ни слова правды. Ни к чему принимать это так близко к сердцу. Хотя, надо признать, что у вашего родственника изощренная фантазия. Я правильно поняла? Он — ваш родственник?
— Да, — согласилась Эвелина, — правда, дальний. Но не думаю, что это так уж важно. Бедняжке негде жить и Огюстен был столь великодушен, что пригласил его сюда.
Да уж, бедняжка, слов нет.
— Он очень милый мальчик, — добавила Эвелина, — хотя, конечно, выдумщик, но ведь он еще так молод. Ему всего семнадцать.
Надо же, он на год старше меня! И не поворачивается язык называть его "мальчиком". Интересно, сколько Эвелине лет?
— Я очень рада, что Огюстен наконец женился, — вдруг сказала девушка после непродолжительного молчания, — давно следовало это сделать. Но раньше вы были слишком молоды.
— В этом случае, он мог жениться на ком-нибудь другом, — ненавязчиво отозвалась я.
Как же это было бы прекрасно!
— Что вы! — горячо воскликнула Эвелина, — вы — самая подходящая из всех, какие только есть.
— Я? — я была немало изумлена, даже глаза вытаращила.