Три танца я выдержала, но потом запаниковала. Еще пара минут — и меня придется откачивать. Я отошла подальше, забилась в уголок и поклялась, что на сегодня это был последний танец. Не пойду больше, хоть убейте.

Не успела я прийти в себя, как ко мне подошел какой-то молодой человек. Я в ужасе зажмурилась, а потом торопливо сказала:

— Простите, очень болит голова.

— Какая жалость! — воскликнул он, — я вам очень сочувствую, герцогиня.

— Мы знакомы? — спросила я.

На его лице появилась искренняя обида.

— Конечно. Помните? Мы танцевали на вашей свадьбе.

Еще бы такое не помнить! Теперь я его вспомнила окончательно. Это тот самый, что издевался надо мной, говоря, что я превосходно танцую.

— О, да, — кивнула я, — простите, месье. Вы…

— Мое имя — Анри де Пуайе, — с легкой укоризной продолжил он.

— Конечно, — согласилась я.

— А я помню ваше имя.

С чем я тебя и поздравляю. Господи, мне и без того дурно, так еще на голову свалился этот тип! Если я немедленно не выйду на свежий воздух, то изрядно повеселю остальных своим бессознательным состоянием.

— Месье, — я посмотрела на Пуайе, — здесь есть балкон?

В его глазах появилось сперва изумление, а потом радость. Радость? С чего бы это? Что его так обрадовало, скажите на милость?

— Я провожу вас, мадам, — и он подал мне руку.

Я безропотно приняла ее. Сейчас я согласилась бы на все, что угодно, лишь бы выйти на балкон и вдохнуть немного свежего воздуха.

И моя мечта наконец осуществилась. На балконе было холодно, но меня это не смущало. Это было даже приятно. И холодный ветер только облегчал мои страдания.

Все было бы прекрасно, но Пуайе все испортил самым возмутительным образом. Я просто не ожидала такого с его стороны. Представьте, он меня обнял! Жуть, ужас! Моим ребрам и без того было достаточно гадко. В тот злосчастный момент я едва не потеряла сознание. Я издала немелодичный вопль, лишь усилием воли устояв на ногах, отпихнула Пуайе от себя и выдавила:

— Вы спятили?

На некоторых мужчин свежий воздух действует самым затейливым образом.

Он отступил на шаг и приподнял брови:

— Разве вы не этого хотели?

— Я?!

В моем голосе было столько изумления, что, кажется, он понял свою ошибку.

— Наверное, я не так понял… — сказал он уже менее уверенно.

— Совершенно не так, — отрезала я, — я вовсе не хочу с вами обниматься. Мне и без того плохо.

— Хотите сказать, что я вам настолько противен? — тут же взвился де Пуайе.

Если бы я чувствовала себя лучше, то покрутила бы пальцем у виска. И почему мужчины все принимают на свой счет? Я о нем вообще не думала.

— Я не имела в виду вас, месье, — постаралась я свести инцидент к минимуму, — мне просто плохо. Вы пробовали обниматься, когда вас тошнит?

Он представил это и судя по всему, понял, что я хочу сказать.

— Простите, — проговорил он, — кажется, я выгляжу полнейшим идиотом.

Редкостное понимание.

— Хотите подышать свежим воздухом, мадам?

— Да, — не стала я отрицать очевидного.

И желательно, в полном одиночестве. Но кажется, этого мне не дождаться. Он стоял насмерть. Пришлось терпеть его присутствие и выслушивать слова сочувствия, от которых у меня начинались колики.

Наконец, я решила, что с меня довольно. Воздухом я надышалась на всю оставшуюся жизнь. Нужно уходить, иначе этот тип сведет меня в могилу.

Де Пуайе не отставал от меня ни на шаг, шагая следом как привязанный. Проявляя заботливость, предложил принести мне бокал вина. Я отказалась. В данный момент я ничего не смогла бы выпить.

Баронесса, разумеется, отметила такую преданность с его стороны и лукаво заметила:

— Кажется, вы понравились дамскому любимцу, Изабелла, — забыла сказать, что с недавнего времени мы стали называть друг друга по имени, — берегитесь, две победы сразу — это слишком для ревнивых особ.

— Я кому-то перешла дорогу? — поинтересовалась я.

— Могу назвать дюжину.

— Не надо.

Она рассмеялась.

— Вы очень красивая женщина, Изабелла. Неудивительно, что вызываете зависть у остальных представительниц вашего пола. Что же касается де Пуайе, то будьте осторожны. Вы мне нравитесь, поэтому не хотелось бы, чтоб вы попали в историю.

— В какую историю? — спросила я.

— Женщины по его милости постоянно попадают в неприятные ситуации. Ну, вы меня понимаете? — и Вероника мне подмигнула.

Ах, в эти! Почему бы не сказать прямо, ведь в данный момент нас никто не слушает.

Впрочем, де Пуайе не зевал и очень скоро нарушил наше уединение.

— Менуэт, — произнес он, — прекрасный танец. Не хотите ли потанцевать, ваша светлость?

— Нет, спасибо.

— Вам все еще плохо?

— Лучше, — соврала я, — но не настолько.

— Жаль, — вздохнул он, — вы так грациозно танцуете. Вы очаровательны, мадам. Своей красотой вы затмили всех общепризнанных красавиц.

— Не может быть, — вяло отозвалась я.

— Да-да, это так, — с жаром заметил де Пуайе, — вы думаете, вероятно, что это лесть, но я говорю чистую правду, уверяю вас.

Боюсь, сейчас это не произвело на меня должного впечатления.

— И вы вашей красотой поразили меня в самое сердце.

Не знаю, почему, но от этих слов мне по-настоящему стало дурно. Я прислонилась к подоконнику, стараясь дышать как можно глубже, но именно это у меня и не получалось. В ушах зашумело, перед глазами запрыгали какие-то точки. Вот, кажется, сейчас я и узнаю, наконец, что такое обморок.

Кто-то крепко взял меня за руку и куда-то поволок. Поволок потому, что я еле переставляла ноги.

— Если собираетесь потерять сознание, то выберите для этого подходящее место, — услышала я сердитый голос герцога, — в чем дело? Что он вам такого сказал?

— Ничего, — отозвалась я.

— Тогда почему вы такая зеленая?

— Мне плохо.

— Это я вижу. Стойте

Я послушно остановилась. Оказывается, я и не заметила, как вышла из залы. Я находилась в небольшой комнатке с высоким окном и широкой кроватью.

— В состоянии объяснить, что вас так беспокоит? — спросил тем временем герцог.

— Корсет, — выдавила я из себя.

Слава Богу, это слово короткое.

Он что-то прошипел сквозь зубы.

— Черт бы побрал ваш корсет. Повернитесь.

Почему бы и нет? Я повернулась. Хуже мне уже не будет.

Через минуту мне стало гораздо легче. Я почувствовала, что уже могу дышать и ребра не дают о себе знать. Ведь в обычном состоянии никто не помнит об их существовании. А еще через минуту я поняла, что именно он делает. В любое другое время я бы возмутилась. А как еще реагировать на то, что вам расстегивает платье и перешнуровывает корсет мужчина, пусть даже это ваш собственный муж.

Тем временем, герцог закончил начатое, ворча себе под нос:

— Женщины — просто поразительные создания. Готовы умереть, чтобы произвести на людей впечатление своей сногсшибательной красотой. Ну какого черта вы так затянули корсет?

— Это Эмили, дура, — в сердцах сказала я, — я ведь ей говорила. Приеду, убью.

Он фыркнул.

— Все, можете идти. И поверьте, все стало гораздо лучше. Конечно, уже никто не подумает, что вы переломитесь напополам, но цвет лица у вас определенно лучше.

Какая малость нужна человеку для счастья! Поразительно! Стоит только чуть ослабить шнуровку корсета, как вы на седьмом небе.

— Спасибо, — поблагодарила я его.

— Не стоит. Не могу допустить, чтоб вы скончались раньше отведенного времени.

— Отведенного? — изумилась я, — кем отведенного?

— Господом Богом, — пояснил он спокойно.

Я кивнула и повернулась к двери.

Лишь теперь я могла получить удовольствие от приема, но как водится, как раз теперь нам следовало его покинуть. По пути к карете я наслаждалась способностью дышать как все нормальные люди. Люди не ценят эту возможность до тех пор, пока не испытают трудности. И тогда лишь они понимают, как это прекрасно. Сделала вывод. Можно подумать, раньше я этого не знала.